– Ты так ему и сказал?
– Так и сказал. А ещё сказал, что Русь становится главным оплотом православия. И, если это случится, то будет наш хан заместо византийского императора. Ибо император – это защитник и победитель. Напомнил, что один из врагов наших персидский ильхан уже метил на это место. Дочку византийского императора в жёны хотел. Сейчас тебе, наверное, смешны такие разговоры, но ведь тогда всё было по другому. Только закончилась многолетняя смута в улусе, поднималась торговля, росли города. Хан ведь не зря плыл на Русь. Он и там хотел навести покой и порядок. До сих пор ведь ею правили через леса. По доносам, да докладам. Посылая баскаков с отрядами. Ты думаешь, только нам православным это нужно было? Булгарские купцы больше нашего за эту поездку ратовали, мошны не жалели, чтобы хана встретить.
– А кому хотелось, чтобы он не доехал?
– Это ты уже у других спроси. У хана со мной об этом разговора не было, – старик замялся, и продолжил, – Я лишь сказал ему, что надо бы побольше с византийцами дружить. Они ведь митрополитов назначают.
– Метил в митрополиты?
– Если бы хан занялся церковными делами, то он мог бы не только митрополита назначать. С императором можно было много до чего договориться. В угоду папе патриархов меняли. А чем хан хуже? Чего уж теперь отрицать. Обуяла гордыня. За неё и наказан.
– Ты ел ещё после отъезда хана?
– Нет. Только напился кваса. И отравился.
– Квасом?
– Да. Именно квасом. Только его выпил, как стало меня выворачивать наизнанку. Но, ничего. Отлежался. Больше ничего тебе сказать не могу.
Когда гости уже выходили, Измаил вдруг добавил, ни к кому не обращаясь:
– Хороший был квас. Малиновый. Редко в наших краях такой попробуешь.
XVIII. Искусство вычислений
– Старого закала, дед, – одобрительно буркнул Злат, когда они вышли во двор, – Кремень! Хотя и здесь, наверное, гордыня. Однако, за тайну исповеди гонения принял без колебаний. Я его помню, ещё когда он во главе епархии стоял при Тохте. Настоящий архирей был. С посохом. Из гнезда митрополита Максима. Ещё из киевских.
– Нынешние другие? – поинтересовался Илгизар.
– Тогда митрополиты в Киеве сидели. Матери городов русских. Волынь у них под боком была с тамошними сильными князьями. Черниговщина, Смоленск – всё рядом. До Царьграда близко и до Орды. Потому ближе им были дела Волынские. А значит Польские, Венгерские, а заодно Византийские, Болгарские, Сербские. Владимирская Русь была для них Залесьем, а Новгород так и вообще полночным краем. Потому гнули митрополиты ромейскую линию. Самое главное – борьба против папёжников. А до Залесья и руки, почитай, не доходили. Там даже князья ещё на моей памяти в грамотах языческими именами писались. Тверской князь так и звался Ярославич. Хоть по церковному его отец был Афанасий. Ладно простой народ. Мы, бывает и вовсе под прозвищами живём. Что я Хрисанф знают человек десять. Но, когда князь в грамоте пишет… Ногай всё это порушил. Он как раз тем краем, что по Днепру владел. Когда пошла заваруха стал искать союзников на Западе, да в Персии. Тогда Максим ноги и унёс из Киева за леса. Галицкий князь попросил себе другого мирополита. Париарх поставил тамошнего епископа Нифонта. Стало два митрополита. Один во Владимире, один в Галиче, но Киев за Максимом остался. Вскоре он помер и вроде как опять один митрополит остался. Ан нет! Новый то в Галиче сидел – много кому это не нравилось. Ибо считалось, что он из рук галицкого князя смотрит. При живом митрополите помалкивали, а как он вскоре помер, тверской князь послал в Царьград своего епископа Геронтия со всеми регалиями, что от Максима остались. Только императору галицкий князь был ближе и дороже. Поставили митрополитом Петра с Волыни. Он, чтобы с нестроением покончить, поехал сам в Залесскую Русь порядок наводить. Там его встретили неласково. тверские князья целый собор на него напустили. Отбился. В то время начали дела ордынские к северу поворачиваться. Пётр и ждал Тохту в Нижнем Новгороде. Поговаривали у него с Измаилом изначально нелады были. Измаил ведь уже плотно у ханского порога сидел.
– Измаил за Петра был?
– Кто его знает? Он ведь из старых, максимовских. Сам же слыхал – в Переяславле раньше сидел. Потом при хане. Кто знает, как бы дело повернулось, если бы Тохта до Руси тогда доехал. Хан не тверской князь и не собор из-за пазухи. Хотя, с другой стороны, Пётр к тому времени уже порядок навёл в своих делах. А Тохта порядок любил. Только после его смерти уже в Галич особого митрополита снова поставили. А вот сами галицкие князья уже при нём в союз с Тевтонским орденом вступили. Как раз, когда его великий магистр под бок к Новгороду перебрался. Да ещё галицкие князья с тверскими стали знаться-родниться. Они давно на Рим смотрели, королевские короны оттуда принимали. Известное дело, что и митрополиты их за унию. Пётр потому во Владимир и отъехал. По сей день русская митрополия разъединена. Сейчас в Галиче Феодор сидит, в Москве Феогност. Как и предсказывалось, идёт от этого разъединения немалая смута.
Златом овладели воспоминания:
– Я ведь тоже в Сарай с Измаилом приехал. Мой родитель до этого в Укеке священствовал.
– Так ты на Руси и не был?
– Нет. В Орде родился, в Орде вырос. Вот, ведь, сболтнул, старый хрен про малиновый квас. По такой жаре. Сразу захотелось. Слушай, Илгизар! Мы с тобой со вчерашнего дня без роздыху мотаемся, на земле под звёздами спим – пора дать раздохновение и радость ослабшим членам. Надо бы в баню сходить (Он на миг задумался). У нас здесь сейчас горячую баню не найти. Воскресенье. Все топили вчера. Поэтому направим-ка мы свои стопы в булгарский квартал у пристани. Передохнём там, помоемся. Потом пойдём, не спеша к водовозам, узнаем новости.
Пошли короткой дорожкой среди амбаров ограждающих причалы. Тропка шла в тени от высоких верб и не было такой пыли, как на большой дороги. Высокие лопухи местами смыкались, загораживая проход. Пахло молодой коноплёй. Над пурпурными колючками чертополохов гудели пчёлы.
У входа в булгарский квартал в тени забора скучал древний старик, возле которого на земле присел шустрый мальчик лет десяти. Хоть караул днём и не выставляли, но за приходящими нужен догляд. Мало ли что.
– В баню мы, отец, – остановил взмахом руки наиб поднимающегося навстречу деда. И, мальцу, – Сиди, сиди, дорогу знаем.
Когда они завернули в переулок, Злат засмеялся:
– Бьюсь об заклад, когда подойдём к бане, хозяин уже будет нас встречать у крыльца. Мальчонка уже поди со всех ног мчится окольными путями, чтобы предупредить. Здесь у них порядок, чужих не жалуют. Ночью сторожей ставят не только на въезде с дороги, но и со стороны пристани. Живут крепко. Соборная мечеть у них – лучшая в Сарае, после ханской. А вон в тех больших домах живут грузчики артелями. Сотни три, не меньше. Народ холостой и неслабый. Лет пять назад у самой заставы на дороге запоздалого купчишку ограбили. Видели, что побежали разбойники сюда, в булгарский квартал. Я, к ним, а мне – ничего не видели, ничего не ведаем. Никто не пробегал. И приметы купчик толком не запомнил. Ах вы, думаю, хитрые задницы! Это теперь повадитесь прохожих грабить. Ваша правда, говорю, наверное они лодочкой ушли на тот берег. В кусты. Давайте, говорю, помогайте властям. Собирайте пятьсот человек да и прочешем весь тот берег облавой. И гонял их три дня по крапиве и ежевике. Смотреть страшно было на третий день. С тех пор на здешней дороге вот уже пять лет даже комаров не хлопают.
Банщик, как и было предсказано, ждал на пороге. Время было удачное. Послеполуденные посетители уже разбрелись, а вечерние ещё не пришли. Хозяин был рад редким гостям:
– Какой травки заваривать? Мяту, смородиновый лист или липовый цвет?
– У тебя квас малиновый есть?
– Найдём. Пока моетесь, принесут. Вот мыло с запахом роз. Может каменку разогреть? С веничком? Я быстро.
– Не нужно. Принеси мне гребень небольшой. Для бороды.
Когда хозяин ушёл, Злат довольно заметил:
– Лучше булгарцев никто в банях не понимает. Они и хамамы устраивают на персидский манер, ещё с давних пор у хорезмийцев научились. И с веничком у каменки не дураки попариться. Даже здесь многие у реки баньки срубили. Хотя и дорогое удовольствие. Хозяин ловко придумал. Река рядом, воду возить не нужно. За забором Булгарская пристань, лесные и дровяные склады. С одной стороны, всегда можно щепками и обрубками на истопку разжиться, с другой – полно приезжих летом, которые на кораблях живут. Им баня под боком в самый раз. Да ещё вечером с работ на причалах народ придёт помыться перед вечерним намазом. Золотое дно.
Он, не спеша разделся и пошёл в жаркую комнату, прихватив холщёвую простыню.
– Если народ подвалит, уйдём в отдельную комнату. Здесь есть для тех, кто побогаче.
В огромной чаше посередине, похожей на маленький бассейн, играла бликами горячая вода, у потолка плавал пар, пронизанный солнечными лучами. Злат развалился на горячем каменном лежаке и блаженно закрыл глаза.
– Булгарцы Сарай не любят. Живут особняком, как в крепости. Чужой им город. Всё не могут забыть, как ханы жили в Булгаре, Укеке да Мохши. Тогда они вертели делами. Все ханские уртакчи, торговцы казёнными товарами, были булгарцы. У сбора дани – они, на монетных дворах – они. Здесь всем верховодят хорезмские. А на базарах персы, армяне. По денежным делам евреи большие мастера. Целый квартал арабов. Сейчас потихоньку и франки появляются. Их пока мало, но делами уже ворочают большими. Да чуть не полгорода черкесов и зикхов. Те тоже особняком держаться. Свой язык, свои порядки. Кипчаки уже скоро совсем не будут себя чувствовать хозяевами, хоть их и больше всего. А мы, да булгары с мордвой и ясами-буртасами здесь явно пришлые.
В дверь заглянул цирюльник с блестящим тазиком:
– Побрить, мозоли срезать?
– Мы ненадолго, – махнул рукой Злат, – Только помыться. Скажи хозяину, чтобы с квасом поторопился.
Голова исчезла. Тем не менее не спешили. С удовольствием взбили розовую пену на лубяных мочалках, о