Честно говоря, ходить по театрам у сотрудников агентства «Локвуд и компания» нет совершенно времени. Самым близким нашим знакомством с театром можно считать тот случай, когда мы прошлым летом загнали одного упрямого Спектра в переулок рядом с лондонским «Палладиумом» и разнесли его там на атомы парой магниевых вспышек. Насколько мне известно, на стене театра до сих пор сохранилось пятно сажи, а внутри этого пятна – силуэт случайного прохожего, испуганного джентльмена в шляпе-котелке. Более тесно мы с высоким искусством не сталкивались, поэтому я совершенно не была готова к тому, что увидела внутри театра.
Зрительный зал «Паласа» отличался от его унылого внешнего вида как небо от земли. Это была настоящая золотая пещера, переливающаяся в лучах света. Мы стояли в проходе между рядами мягких бархатных кресел, в густой тени высокого балкона, а над нашими головами неярко светили электрические свечи, прикрепленные к его плавно изогнутым стенкам. За стенками балкона тоже виднелись круто уходящие высоко вверх ряды кресел. Слева и справа, ближе к сцене, в свете позолоченных канделябров можно было рассмотреть приподнятые над партером ложи. Впереди над центральным проходом возвышалась сцена, залитая, в отличие от зрительного зала, ослепительным белым светом прожекторов и обрамленная с боков кроваво-красными занавесями кулис. На сцене работали несколько молодых парней, они подметали доски сцены, передвигали с места на место ярко раскрашенные кубы и корзины. Парни все делали молча, слышно было лишь их тяжелое дыхание. Акустика в театре была великолепной – любой произнесенный на сцене звук был слышен даже в дальнем конце зала.
Тафнелл повел нас по проходу, и мы шагали, громко стуча по полу тяжелыми подошвами ботинок. Сверху, из-под погруженного в темноту потолка зрительного зала, над сценой свисали длинные тросы. Некоторые из них заканчивались покачивающимися в воздухе перекладинами трапеций, концы других были привязаны к кольцам, укрепленным высоко над рядами партера в передней стенке балкона. Я представила себе эти тросы в движении, с гимнастами, перелетающими из зала на сцену, с одной трапеции на другую, – и у меня даже руки вспотели от страха. Зал казался таким огромным, а балкон таким высоким… Что уж говорить о потолке, которого вообще не было видно – он тонул в дымке теплого золотистого света.
Мы поднялись на сцену по крутым боковым лесенкам-трапам и вышли под ослепительный свет прожекторов.
– Вот, мистер Локвуд, – сказал Луи Тафнелл. – Именно здесь Безжалостная Красавица встретила свою смерть. – Он махнул рукой парням, которые, бросив работу, сейчас во все глаза смотрели на него. – Можете идти, ребята, на сегодня все свободны. И смотрите не задерживайтесь в театре, а не то… Короче, сами знаете почему.
Парни дружно поспешили уйти, мы же свалили прямо на середине сцены свои сумки. Вдоль боковых краев сцены выстроились в ряд деревянные кубы самых разных цветов и размеров, с крышками на петлях и маленькими дверцами. Вдоль заднего края сцены был раскатан огромный синий страховочный мат высотой мне по колено. Остальная часть сцены, размеченной полосками клейкой ленты и за десятилетия местами протертой ногами артистов, оставалась пустой.
Локвуд с непроницаемым лицом осматривался по сторонам, щуря глаза. Я знала, что сейчас он включил свой Дар Зрения и с его помощью выискивает пятна посмертного свечения и другие парапсихологические отклонения.
– Зачем этот мат? – спросил он наконец. – И эти ящики. Все это часть шоу?
– Точно так, – кивнул Тафнелл. – Мы начинаем представление номером воздушных гимнастов на трапеции. А ящики подготовлены для выступления фокусника, или мага, по-нашему. В ящиках «заряжен», как мы говорим, реквизит – голуби в клетках, металлические обручи и прочая ерунда. Здесь множество потайных отделений, их придумала и создала наша помощник режиссера. Очень способная девушка. Но вам, наверное, хочется взглянуть на место, где умер Сид. Это за левой кулисой.
– Спасибо, – сказал Локвуд. – Оттуда и начнем.
Все остальные потянулись к кулисам, а я осталась на середине сцены, прислушиваясь. Когда-то, давным-давно, здесь стоял поставленный вертикально гроб. По приказу Султана его проткнули мечами, и по доскам сцены возле гроба начала растекаться кровь. Не бутафорская – настоящая. Я посмотрела себе под ноги, на чистые, отбеленные доски. Затем перевела взгляд на золотистую дымку, в которой тонула сцена, и представила переполненный зрителями зал, потрясенно замолкший перед тем, как взорваться криками ужаса…
Мне казалась странной напряженная тишина, буквально звеневшая сейчас в огромном пустом и темном зале. Я присела на корточки, приложила ладонь к доскам сцены, закрыла глаза и стала сосредоточенно вслушиваться…
И вдруг в моей голове словно открылась закрытая ранее дверь. Я услышала странный звук, похожий на шелест бумаги, и приглушенный шум голосов в зале, где удобно рассаживались по местам сотни зрителей. Шум этот нарастал, стал похожим на дыхание гигантского животного. Я ждала, но звук больше не менялся.
Я отняла ладонь от пола. Шум не прекратился. Сквозь него я слышала приглушенный голос Тафнелла, который в кулисах о чем-то разговаривал с Локвудом. Два звуковых потока не смешивались – они проходили друг сквозь друга, разделенные во времени целым столетием.
Я медленно выпрямилась, повернулась в сторону кулис, и в этот момент у меня по спине пробежал холодок. Словно кто-то провел мне вдоль позвоночника заледеневшим пальцем.
Я остановилась, всмотрелась в темный зрительный зал. Из-за включенных на сцене прожекторов было сложно достаточно отчетливо рассмотреть, что происходит в погруженном в полумрак зале, но тем не менее мои глаза остановились на заднем кресле в одной из лож.
Кто это там сидит в этом кресле?
Глаза защипало от напряжения. Я покосилась в сторону – взглянуть, заметил ли что-нибудь кто-то из моих друзей, но они были вне поля моего зрения.
– …затем Трейси откинула занавеску в сторону, – доносился голос Тафнелла, – и увидела на этом самом месте Сида. В объятиях призрака! Она бросилась вперед…
Я вновь перевела взгляд на ту же ложу. В заднем кресле уже никого не было. Ложа пустовала.
– …но, увы, слишком поздно. Он лежал здесь словно тряпичная кукла! Безжалостная Красавица успела лишить его жизни!
Я выхватила рапиру из державшей ее на поясе застежки-липучки.
Бормотание голосов в моей голове становилось все громче, а потом сменилось бешеными аплодисментами. Этот звук обволакивал меня. Он начинался в партере, затем пробегал по балкону, катился над залом и обрушивался на сцену. Я взглянула вперед и вверх, обводя глазами погруженный в полутьму зал.
Звук внезапно оборвался.
Полная тишина. Такое ощущение, что театр затаил дыхание.
Я опустила взгляд. В центральном проходе, прямо напротив меня, в густой тени под балконом что-то стояло. Я напрягла зрение и сумела рассмотреть, что это саркофаг или гроб – очень большой, закругленный, напоминающий женскую фигуру и поставленный вертикально. Из его стенок торчали многочисленные кругляшки и палочки… Нет, не кругляшки и палочки – а эфесы мечей и концы клинков.
Вдруг из гроба потянулась темная тонкая струйка и начала все быстрее растекаться вдоль центрального прохода. За ней вторая, потом еще одна, еще…
Струйки сливались в ручейки и начали подползать к сцене.
Я крепко сжала рукоять рапиры и шагнула вперед.
В золотистом свете ламп ручейки казались черными, но я знала, что это кровь. Казалось, кровавым струйкам не будет конца. Я стояла на краю сцены, у самой рампы, и не могла отвести глаз от кровавой реки, растекающейся между креслами зрительного зала.
9
– Она здесь! – эхом разнесся по театру мой крик. – Локвуд! Она здесь!
В следующую секунду я спрыгнула со сцены в залитый кровью зрительный зал. В свете фонарей блеснула моя обнаженная рапира. Тяжело приземлившись на сиденье кресла в первом ряду, я поскакала оттуда в сторону балкона, прыгая по спинкам кресел и балансируя руками, чтобы сохранить равновесие. Спрыгнуть на залитый кровью пол и бежать по нему меня не заставили бы даже под дулом пистолета. Я скакала по спинкам кресел, а по проходу продолжала течь густая темная жидкость, которой, казалось, не было конца. Впереди, под балконом, чернела тень. Гроба я больше не видела, но холод по-прежнему обжигал мне лицо.
Ага, вон там, в тени! Женская фигура, стремительно приближающаяся ко мне.
Издав воинственный клич, я сделала завершающий прыжок и взмахнула рапирой…
– Вы в своем уме?! – спросила высокая девушка, выходя на свет. На ней были джинсы, кроссовки и ярко-синяя кенгурушка, а из-за ее спины выглядывала еще одна девушка, поменьше. Это, в общем-то, было все, что я успела заметить, пока неуклюже меняла направление прыжка и приземлялась в проходе рядом с девушками, выронив по дороге свою рапиру. Теперь на полу не было видно ни единой капельки крови. Сигаретные окурки – да, вот они, пожалуйста, и обертки от жвачки, и леденцов, и попкорна, но кровавые ручейки исчезли без следа.
Тяжело дыша, я выпрямилась и сразу же узнала маленькую девушку – ту, что держалась сзади. Это была Трейси, капельдинерша, встретившая нас при входе в театр. Ее спутницу я видела впервые. Проход за спинами девушек был пуст, как и вход в зрительный зал. И пронизывающий холод исчез. Потустороннее явление закончилось.
Раздался грохот тяжелых башмаков, и к нам присоединились мои друзья во главе с Локвудом.
– Люси… – начал он, беря меня за руку.
– Она была здесь, – сказала я. – Я видела гроб. Скажите, неужели никто из вас не видел кровь? Ее здесь была целая река.
– Мы тебя видели, – ответил Киппс, подавая мне рукоятью вперед мою рапиру, которую он поднял с пола. – Ты играла в классики на спинках кресел.
– Но Безжалостная Красавица… – Я взглянула на Трейси и ее спутницу. – Кто-нибудь из вас сидел только что в кресле на последнем ряду?
Трейси молча покачала головой: нет.