Костяное чудище щелкнуло клювом еще раз – как будто присоединилось к веселью хозяйки.
– Ладно. – Голос женщины зазвучал мягче, напоминая кошачье мурлыканье. – Почему бы и нет. Ты все равно никому обо мне не расскажешь. Я об этом позабочусь.
Она опустила капюшон. Я ожидала увидеть согбенную старуху или чудовищную горбунью – но под плащом скрывалась самая обыкновенная женщина, молодая – лет тридцати, не больше. Румяные щеки, русая коса, круглые голубые глаза, налитая белая грудь над корсетом алого платья – слишком роскошного для дома на горе. Белая кожа как будто светилась изнутри мягким неярким светом. Ее можно было принять за богатую горожанку – здесь, среди запустения, костей и темноты.
«С тех пор, как старый Эдд открыл лавку на границе». Маффи говорила, что женщина давно поселилась на горе. Она должна быть гораздо старше.
– Зачем пришла ко мне, пустая? – Она сделала шаг к столу, рассеянно провела пальцем по его темной поверхности, как будто проверяя, не скопилась ли на ней пыль. – Я так понимаю, не из-за ненужного младенца, м?
– Я пришла из-за младенца. – Я старалась не смотреть в сторону костяного чудища. – Сына Мафальды… хозяйки трактира из города внизу.
Женщина махнула рукой, будто отгоняя надоедливую муху.
– Скука… Скажи истинную причину. Сейчас, или я пожалею, что решила тебя впустить.
– Я хочу снова стать обычным человеком. – Я не собиралась говорить это ей – само вылетело, будто мной управляли… Возможно, так оно и было. – И хочу узнать, кто поступил так со мной… и почему.
Я ожидала, что женщина снова засмеется, но она молчала с озадаченным видом.
– И ты пришла за этим ко мне? С чего бы?
– Я знаю, что вы… делаете то, что не могут делать другие. Я слышала… что вы делали пустых.
Вид у женщины снова стал скучающим.
– Возможно. – Она погладила костяное существо по черепу. – Что с того? Сделать что-то и исправить это – разные вещи. Ты совершила большую ошибку, придя сюда. То, что случилось с тобой, необратимо.
– Нет. – Комната закружилась, как будто я стояла на шаткой палубе, в глазах задвоилось. Наверное, от горького запаха трав. – Если это вы превратили меня… я хочу знать почему. И я не верю, что нельзя…
– Вот назойливая. – Она обращалась к костяному чудищу, и оно со скрежетом открыло и закрыло клюв, как будто соглашаясь. – Думаешь, я в ответе за всех пустышек в Бирентии? Была бы ты умнее, шла бы в столицу, где затеряться легко… К тем, кто клепал подобных тебе забавы ради или на заказ, как Малли Бликвуд. Интересно, жива ли еще пройдоха, перебежчица, спасла ли ее лисья хитрость? – Взгляд женщины затуманился, словно она вспоминала что-то очень приятное. – Ладно, неважно. Тебе это выяснить не суждено.
Мне вдруг показалось, что из-за перегородки за ее спиной доносится детский плач – тонкий, хныкающий, – всего на мгновение.
– Вы сказали, это необратимо. – Теперь я говорила торопливо, слишком торопливо. – Почему? Раз уж все равно хотите убить меня… скажите. Пожалуйста.
Костяное чудовище катнуло горшочек передней лапой, с неожиданной скрипучей ловкостью перехватило его задней и издало гортанный клекот – низкий, угрожающий.
Женщина резко подалась вперед – я невольно отпрянула – и точным движением сбила на земляной пол стоявший на краю стола зеленый флакончик. На полу замерцали осколки – между ними, как змея, поползла к моим ногам темно-зеленая жидкость, от которой шел пар.
– Собери зелье обратно в этот флакон. – Женщина поправила волосы, вздохнула утомленно. – И тогда я скажу, как опять наполнить пустую. Ну, теперь хватит разговоров.
Земляной пол втягивал зелье, как губка. За перегородкой снова послышался тонкий плач. От женщины в красном запахло опасностью – в руке блеснул тонкий длинный нож. Я отпрянула – а потом костяное чудище с протяжным криком спрыгнуло со стола и приземлилось прямо передо мной. Молниеносное движение тонкой костяной шеи – крепкий вороний клюв щелкнул и впился в мою икру. Брызнула кровь, и я закричала – боль пришла с запозданием, такая острая, что побелело в глазах.
А потом входная дверь открылась нараспашку, как от сильного порыва ветра, и в дом хлынула призрачная толпа.
Дети. Бесчисленный сонм пустых детей – и на сей раз я видела их даже без синего стекла; может, дело было в надмагии этого дома?
Впереди – девочка в белом платье, с развевающимися, как от сильного ветра, светлыми косами. Ее ноги не шевелились, но она двигалась быстро, будто летела по воздуху, не касаясь земли. За ней мчались другие… Белые одежды, одинаковые прозрачные глаза, одинаково широко открытые рты. Совсем маленькие, многие младше Крисса – такие и на ноги не сумели бы встать.
Они заполняли комнату, как заполнял бы ее туман или дым от костра. Пустым призрачным младенцам не было конца, и, когда их стало слишком много, уже влетевшие в дом фигуры стали искажаться, гнуться так, как не могут гнуться люди, чтобы вместить всех.
Они безмолвно кричали, просили о помощи… меня.
– А ну пошли прочь! – прошипела женщина в красном. – Не до вас. Прочь! – Но фигуры не слушались, и от нее запахло растерянностью. Не глядя на меня, она отступила за перегородку.
Костяное чудище, переставшее терзать мою ногу, отступило назад – вид, как и у хозяйки, у него был обескураженный. В спешке оно задело костистой лапой пол – когти чиркнули воздух совсем рядом с моим лицом, и я почувствовала запах трав, вплетенных в связующую существо пряжу…
Запах шалфея.
Дрожащими руками я достала из кармана синее стеклышко. Без него призраки были видимы, но почти прозрачны. С ним – стали очень четкими, как из плоти и крови.
«Как мне помочь вам? Как?»
Женщина появилась из-за перегородки. На этот раз я и на нее смотрела сквозь синее стекло – если бы не красное платье, я бы ее не узнала. Дряблые груди утонули в корсете. Платье висело мешком. Лицо покрывали морщины. Глаза тускло мерцали глубоко в глазницах, как кусочки черного агата. Растрепавшаяся коса, перекинутая через плечо, была белой, как совиное оперенье.
Я отвела стекло в сторону и снова увидела красавицу – русые волосы, румяные щеки, ясные голубые глаза.
К груди женщина прижимала корзину, из которой доносилось хныканье – тихое, но непрерывное. Призрачная толпа оживилась, задвигалась быстрее. Пустые дети словно забыли обо мне, увидев Крисса.
– Вот, – сказала женщина в красном ворчливо, – сейчас вы получите нового брата… Заберете его, и проваливайте.
Маленькие пустые призраки беззвучно застонали, заколыхались, как волны.
Я вспомнила, как Никто рассказал мне, что пустые – то, что остается после сотворения особенно сильных проклятий. И эта противоестественная, долгая молодость…
Девушки, приходившие на гору, чтобы избавиться от нежеланных детей, – знали ли они, на какую участь их обрекают? Маффи сказала, что не все возвращались назад. Пытались передумать? Вот только вряд ли она позволяла им уйти.
То, чему я не могла помешать, должно было случиться с минуты на минуту. Бестелесная толпа подбиралась ближе к корзине, завороженно глядя на нож в руке надмаги. И тут я увидела взгляд светловолосой девочки – той самой, что привела меня. Самая старшая из призраков, она, видно, была единственной, кто пытался противиться чарам женщины. Поймав мой взгляд, она кивнула на костяное чудище, горшочек между его лапами.
Я действительно никогда не была метким стрелком. Более того, чехол для револьвера я сшила сама, выглядел он так себе, да и оружие в нем постоянно застревало. Но в тот день я выхватила его легко и быстро, так быстро, что женщина в красном не успела отдать приказ костяному чудищу.
Первая пуля снесла ему половину черепа – теперь в меня слепо таращилась только одна пустая глазница. Вторая – оторвала одну из ног, и костяное тело подломилось, упало на бок.
Женщина в красном поняла, что происходит, – слишком поздно, уронила корзину на пол, завизжала – бесполезно. В тот день в тире на городской ярмарке я могла бы выиграть главный приз. Третья – и последняя – пуля попала прямо в горшочек. Он разбился на десятки осколков. Прах, серый, легкий, разлетелся на комнате, осел на земляной пол… В тот же миг, как первые мельчайшие частицы праха коснулись земли, призрачные фигуры исказились, задрожали, стали плавиться, как воздух в сильную жару.
Я успела увидеть взгляд светловолосой девочки – спокойный, благодарный. Она улыбнулась, а потом ее лицо растворилось в воздухе.
– Дрянь! Дрянь!
Призрачные младенцы таяли один за другим, и женщина в красном когтила воздух растопыренными скрюченными пальцами, как будто пытаясь удержать их, и кричала, кричала, кричала… Она тоже менялась. С каждым исчезающим призраком ее облик все больше походил на настоящий, тот, что показало мне синее стекло. Кожа сморщилась, истончилась и высохла. Волосы поседели, поредели; глаза потемнели, угасли, спина сгорбилась.
– Дрянь… Дрянь…
Теперь ее голос звучал тихо, как шелест листьев или скрежет ветки по стеклу.
Костяное существо с негромким стуком обрушилось на стол, разом превратившись в безобидную груду мертвых костей.
Последние прозрачные фигуры растворялись в воздухе – и из корзинки послышался тихий безнадежный плач ребенка. Я со стоном приподнялась – укус на ноге продолжал кровоточить, – взяла корзину за соломенную ручку, подтянула к себе.
Хозяйка дома не пыталась меня остановить. Она опустилась на землю, обхватила свою поседевшую голову руками и глухо, по-звериному стонала и хныкала, раскачиваясь из стороны в сторону, как будто лишилась рассудка.
– Что ты натворила? Что ты натворила? – Она слепо таращилась на меня, размазывая слезы по щекам. – Столько лет их прах питал меня… Столько лет… Нужно было сразу убить тебя…
Я вдруг почувствовала, что сыта по горло этим домом и женщиной в красном. Теперь она меня не пугала – хотя, возможно, все еще была опасна. Зажимая рану на ноге и придерживая локтем корзину, я вытащила из сумки хлеб, соль и шалфей.
– Скольких детей вы убили? Они сохраняли вам молодость? Давали силу?