Возможно, Лестер был не прав, говоря, что главное свойство человека – хотеть чего-то. Главное свойство человека – постоянный поиск преимущества.
Еще одним удивительным открытием было то, что мне начали нравиться блюстители. Кажется, все они, кроме Лестера и, может, Эфир, относились ко мне настороженно, и все же они сидели со мной за одним столом, впустили меня в свой круг.
Я шла по городу в своей новой форме, и никто меня не трогал. Теперь, став одной из них, я как будто оказалась под зонтиком – зонтиком с эмблемой блюстителей.
Но форма была сшита из непривычно жесткой и плотной ткани, и, добравшись наконец до парка Сердца, в котором мы договорились встретиться с Прют, я вспотела и мечтала об одном: поскорее сменить ее на что-то попроще. Моя собственная одежда лежала, свернутая комком, в сумке через плечо.
Прют встретила меня, непривычно взбудораженная, с мятой газетой в руках.
– Это уже здесь! – заявила она вместо приветствия, и я села рядом с ней на скамейку. – Тут и про тебя написано.
– Что? В газете?
– Именно. В экстренном вечернем выпуске. Вот, гляди! Тут и про тебя в составе команды, и про мастерскую Малли Бликвуд, и про новое назначение… А Судья даром времени не теряет! Я же говорила, что он планирует сделать из тебя яркий фасад… Что с тобой? Ты голодная?
Все закрутилось у меня перед глазами, и мне пришлось вцепиться в скамейку, чтобы не упасть.
– Малли Бликвуд?..
– Ну да. А что? – Прют нахмурилась. – Погоди, а ты не знала? Вот, здесь об этом написано. В мастерской были найдены документы на имя Малли Бликвуд. Жаль, что ее самой там не было… Но здорово, что ты хоть так попортила ей кровь, верно?
У меня перед глазами исчезала – раз и навсегда – проклятая Малли Бликвуд с хитрым лисьим личиком.
Это она вырвала из меня память, раскрошила мои воспоминания, как хлебные крошки по столу, распластала меня, изуродовала, лишила самой себя – а я отпустила ее, когда она была у меня в руках.
– Да. Здорово.
Прют посмотрела на меня внимательнее:
– Так. Выкладывай.
И я рассказала ей все, пока она жадно жевала кольцо колбасы в лепешке, прихваченное мной со стола блюстителей.
– Мда. – Она вытерла рот тыльной стороной ладони. – Что ж, судя по всему, она обвела тебя вокруг пальца – но Гневный и Отпустивший шьют одним стежком, верно?
– Твоя мама говорит так же.
– Само собой. У нас дома все так говорят. Бликвуд сбежала – скатертью дорога. Зато теперь ты точно знаешь, кто сделал это с тобой на самом деле. Кому это было нужно. Если Сорока все же найдет какую-то информацию о Вайсе, может, мы даже узнаем зачем.
Мы помолчали, а потом Прют сказала:
– Мне привезли мамины письма. Я взяла твое. – Мне на колени спланировал белый бумажный квадратик.
– Прочитать вслух?
– Как хочешь. Это же твое письмо.
И я прочитала:
– «Здравствуй, дорогая Лекки. Как ты поживаешь? Надеюсь, хорошо устроилась в городе и моя дочурка тебя не обижает. Судя по тому, что пишешь ты про нее одно хорошее, вы с ней спелись – и, по правде сказать, я этому рада. У Прют…» – Я запнулась, и Прют закатила глаза:
– Читай уже.
– «…Дома было не слишком много друзей, хотя она у меня умница. Уверена, это ты и сама уже поняла. Передаю привет от Крисса…»
Сердце мое радостно екнуло, но тут я поймала сумрачный взгляд Прют, и стало ясно: дальше в письме будет что-то неприятное.
– «Он часто смотрит на ту деревянную лошадку, которой ты с ним все играла, помнишь? Уверена, что да…»
– Вообще-то это моя лошадка, – пробормотала Прют. – Ее для меня старик Харт сделал. Когда я совсем маленькой была.
– «Лошадка ему и теперь по вкусу. Как покажу ее, Крисс будто оживает – тянет к ней ручки, хмурится… Но в остальное время сидит смирно. Смотрит на свои ручки, словно впервые их увидел, или в стену – как будто там что-то есть…».
– Может, и есть, – вставила Прют.
– «Он еще сильнее побелел. Как будто обесцветился. Прют, наверное, и так бы тебе рассказала. Хотела спросить, как твои дела, но вот, почти сразу перескочила на Крисса. Не получается думать о чем-то кроме него. Лекки, ты уверена, что он не страдает? Я знаю, если вы найдете какое-то средство, так сразу…».
– Ладно, хватит! – вдруг прикрикнула Прют. – Темнеет. Глаза испортишь разбирать эту писанину.
– Не испорчу. Мне в темноте видно.
– Тогда читай про себя, – буркнула Прют. – Не желаю я по второму разу все это слушать.
– Она ведь тебя ни в чем не винит, – тихо сказала я, но Прют молчала.
Глава 9Тайник
Постепенно моя жизнь вошла в новую колею так прочно, что я почти забыла, что к блюстителям попала из-за Сороки.
В команде Лестера я стала своей.
Каждый будний день я была на службе – чаще всего в паре с Лестером, но иногда идти со мной вызывалась и Эфир. Ходить с Лестером, по правде сказать, мне нравилось сильнее. Хотя больше мы не говорили о системе и преимуществах, с ним всегда было интересно. Он не был похож ни на кого из моих знакомых – сдержанный, ироничный, спокойный. Я стеснялась расспросить его о семье, но была уверена, что Лестер – наверняка выходец из какой-то старинной семьи Уондерсмина. Очевидно, не такой богатой, как семья Лабеллии и Лу, – догадаться об этом по его поношенным, хоть и всегда идеально чистым ботинкам было нетрудно, – но наверняка из достойной семьи с традициями. Казалось ужасно несправедливым, что Лестер не мог позволить себе всего того, что Лу… Зато именно Лестер – не наоборот – был для Лу начальником, и по этому поводу я не могла не испытывать тихого ликования.
В общении с блюстителями не обходилось, впрочем, и без странностей. Как-то раз мы с Лестером проходили мимо одного из богатых особняков, говоря о чем-то отвлеченном, как вдруг Лестер – как мне показалось, совершенно невпопад – вдруг произнес:
– Слушай, Брина… Ты не хотела бы сходить в картинную галерею на следующей неделе? У меня есть лишний билет, и я подумал, вдруг ты захочешь пойти.
– Я уже была в галерее, спасибо, – пролепетала я, не очень хорошо понимая, что именно говорю, и стремясь к одному: избежать новой опасности.
– Я просто подумал: ты мало рассказываешь о себе, и, может, если…
Тут я окончательно убедилась: он хочет что-то вытянуть из меня, а значит, нужно отбиваться изо всех сил.
– Нет, спасибо, – повторила я, и, видимо, на этот раз отчаяние в моем голосе было достаточно явным.
Кажется, Лестер понял, что переборщил, потому что тут же пошел на попятную.
– Да, конечно. Как скажешь.
Я вздохнула с облегчением, и до конца обхода мы почти не говорили – а после не возвращались к этому разговору. Позже я услышала от Эфир, что они с Лестером посетили выставку. По крайней мере, про лишний билет Лестер не солгал.
Почти каждую неделю мы находили что-то новое – до сих пор такой же крупной добычи, как с Малли Бликвуд, нам не попадалось, но отдельных надмагических предметов в Уондерсмине оказалось великое множество. Я натыкалась на следы даже в богатых кварталах, вроде Сердца, а однажды обнаружила тайник на окраине Храмового. Тайник этот был сделан кем-то давным-давно – судя по очень слабому следу – в подножии статуи Отпустившего бога. Эту статую я видела в свою самую первую прогулку по столице и еще тогда обратила на нее внимание. Лицо бога было юным, почти мальчишеским: волосы взъерошены, взгляд – очень человеческий, любознательный. Помню, что загляделась на нее – но тогда, конечно, мне не пришло в голову проверить ее через синее стекло.
Втайне я надеялась снова наткнуться на Малли Бликвуд – даже вопреки здравому смыслу. Она наверняка была достаточно умной, чтобы покинуть Уондерсмин раз и навсегда. И все же я искала ее след, особый оттенок пряного аромата надмагии, пока однажды не поняла, что обошла – когда с Лестером или Эфир, когда в одиночку – весь город, но так на него и не наткнулась.
Время от времени Судья вызывал меня к себе, подробно расспрашивал о том, как мне живется и работается с блюстителями. Он всегда угощал меня чаем или ужином, заглядывал мне в лицо, а в его расспросах о моей повседневности – и о моем прошлом – я слышала настоящий, неподдельный интерес.
– Иногда я забываю, что должна за ним шпионить, – сказала я как-то Прют, и она хмыкнула.
– Не переживай. Думаю, если узнаешь что-то интересное, сразу поймешь.
– Я с самого начала предупреждала Сороку, что понятия не имею, как именно шпионят за людьми.
– Мда. Вряд ли таким вещам учат на каком-нибудь спецкурсе в университете. Ну, ты не отчаивайся. Некоторые вещи приходят только с опытом. – Тогда она посерьезнела и коснулась моей руки. – Лекки… Ты ведь понимаешь, что не обязана делать это? Что можешь отказаться в любой момент?
– Да, – не очень уверенно отозвалась я. – Но я хочу помочь. Ему. Тебе. Криссу… Всем.
Она промолчала, но я понимала: мы думаем об одном и том же. Если каким-то чудом Судья узнает о моей связи с Птицами, последствия могут быть непредсказуемыми.
Мне очень хотелось поговорить обо всем с Сорокой, но каждый раз Прют виделась с ним без меня – чтобы не вызывать подозрений Судьи на случай слежки. Прют рассказала, что встречались они в респектабельных районах – подальше от Портового Котла – и прогуливались под ручку, чтобы возможный наблюдатель принял их за парочку. Сорока даже одевался как ухажер.
– Видела бы ты его пиджак. У нас в таких мужики на службу в храм по выходным ходят. – Прют фыркала, смеялась, но на щеках у нее алел румянец. – Недавно мы с ним говорили об исследованиях крови, которые, если верить Судье, интересуют правителя… В общем, Сорока думает: вдруг правитель подозревает, что его наследник – бастард, – шепнула она.
– Я думала, Сороке нужны секреты Судьи, а не правителя.
– Я думала, ты уже поняла, – ответила Прют мне в тон, без улыбки. – Сороке нужны все секреты.
«Однажды из-за этого он может попасть в серьезные неприятности», – хотела сказать я, но промолчала.