Так, держась на почтительном расстоянии друг от друга, мы добрались до ворот университетского городка. Лабеллия вошла в ворота, и только тогда я отправилась домой, не оглядываясь.
Фонари горели ровно, и я шла, вдыхая запахи дубов, влажной земли и вечера. И улыбалась – сама не знаю почему.
Рано утром я проснулась от негромкого стука в дверь. Некоторое время я лежала, надеясь, что кто-то ошибся дверью… Но стук повторился, и я неохотно выпуталась из пледов и пошла открывать. Я думала, может, кто-то из блюстителей или посланник от Судьи – но на пороге стояла Лабеллия.
Алкоголем от нее больше не пахло, лицо было чисто умыто, а волосы уложены в высокую прическу волосок к волоску. Если не знать точно, никому и в голову бы не пришло, что еще вчера наследница Севвинтонов плакала пьяными слезами и изливала душу пустой на парковой скамейке.
– Как ты меня нашла?
– Мне есть у кого спросить.
Мы молча смотрели друг на друга – я раздумывала, не захлопнуть ли дверь, когда Лабеллия вдруг протянула мне небольшой сверток.
– Я пришла вернуть платок.
– О.
– Да, – кивнула Лабеллия, а потом ее губы дрогнули, и она неохотно добавила: – Благодарю.
Вид у нее при этом был такой, будто она съела лимон, и, отдавая сверток, она повернула руку, чтобы не коснуться ненароком моей кожи, – а сразу после поспешила прочь.
Сверток был тяжелым – развернув платок, я обнаружила в нем несколько золотых монет.
– Ну и ну… – сказала Прют, с которой мы встретились пару часов спустя, чтобы вместе позавтракать, когда я рассказала об обеих встречах с Лабеллией и показала монеты. – Это что – чаевые или вроде того? – Прют поморщилась.
– Думаешь, стоит ей вернуть?
Прют закатила глаза:
– Смеешься? Конечно, нет. Некоторые люди просто не умеют говорить «извини»… Да и вообще вести себя по-человечески. Дать что-то другому – для них единственный выход. Но некоторые не могут и этого.
– Ты клонишь к тому, что взять деньги – значит принять извинения?
– Именно. Других от нее ты все равно не дождешься. И, честно говоря, мне кажется, даже это – огромный шаг для Лабеллии Севвинтон. Не удивлюсь, если скоро выяснится, что она покинула страну, чтобы смыть пятно со своей чести. – В голосе Прют зазвучала неприкрытая надежда, и я рассмеялась.
– Ладно. Но тогда возьми их ты. Пожалуйста. Пусть это будет компенсация за то, сколько крови она тебе попортила.
– И еще попортит, – мрачно заметила Прют, пряча деньги в карман. – Держу пари, от гранта она не отступится, так что твоему Судье лучше бы поторопиться.
Я промолчала, но понимала, что Прют права. Шло время, никаких новых секретов для Сороки добыть не удавалось, и с грантом тоже ничего не прояснилось.
– Сегодня я должна ужинать у Судьи, – сказала я. – Он пригласил нескольких блюстителей – и меня в том числе. Попробую прийти пораньше – может, на этот раз что и разузнаю.
– А я продолжу исследования – сразу после занятий. Медленно, но верно… Может, чего-то и без гранта добьюсь. Не падай духом. А то оглянуться не успеешь, как это станет твоим любимым занятием.
На том мы и порешили.
Прют отправилась на занятия, а я – в дом блюстителей. В тот день мне выпало дежурить с Эфир, и мы почти не говорили: у моей напарницы болела голова, и вообще она была в скверном расположении духа. Неудачно: я сама планировала сослаться на головную боль, чтобы улизнуть с дежурства пораньше.
Я как раз раздумывала над новым поводом, когда она вдруг сама заговорила со мной, проходя мимо главного рынка.
– Сегодня будешь на ужине у Судьи?
– Да, наверное. Я, правда… Мне надо уйти пораньше, у меня появились дела, а потом…
– Я вот не пойду, – сказала Эфир, и мне показалось, что она толком меня не слушала. – Мы с Лестером поругались.
– Правда? – Кажется, Лабеллия положила начало традиции – возможно, к душевным излияниям окружающих мне стоило привыкнуть.
– Правда. – Эфир сорвала ветку с ни в чем не повинного дерева и стукнула ей себя по голенищу сапога. – Иногда пути людей расходятся. Даже если вначале казалось, что они во всем совпадают.
– Ну, ваши пути вряд ли разойдутся, – осторожно сказала я. – Вы ведь служите вместе.
– Это да, это да, – пробормотала Эфир, а потом ее глаза вдруг блеснули. – Мне вот интересно, Брина, каково быть тобой? Тебе нравится быть в центре внимания? Тобой многие интересуются просто потому, что ты – то, что ты есть. Судья вот, Лестер. Каково это?
– Мной всегда интересовались потому, «что я есть». – Слова Эфир неприятно удивили меня, но я старалась говорить спокойно. – Просто до сих пор этот интерес был неприятным. Или даже опасным. Извини. Я пойду. Мы ведь закончили обход.
– Закончили, – легко согласилась Эфир. – Иди.
Я чувствовала, что она смотрит мне вслед, и постаралась держать спину прямо. Итак, Эфир, получается, завидовала мне? Это было слишком невероятно. А может, в ссоре Лестер сказал что-то, вообще не имевшее ко мне отношения, но это задело Эфир…
Жить среди людей оказалось куда труднее, чем я думала. Каждый из них имел свою историю, цель, тайну – и каждый считал себя интереснее и важнее остальных. Это сбивало с толку – но еще от этого дух захватывало. Множества самых разных миров – они пересекались, смешивались, расходились навсегда, чтобы однажды встретиться, – и, создавая собственную историю, ты неизбежно задевал бесчисленное множество чужих…
Жажда большего начала прорастать во мне – я и сама не заметила, как мне стало недостаточно просто жить среди людей.
С этими размышлениями я дошла до особняка Слепого Судьи.
На входе меня встретил слуга, высокий, чопорный – тот же, что был здесь в первый раз, как я переступила порог особняка.
– Господин еще не вернулся. Погуляйте немного – ужин не готов.
– Я неважно себя чувствую, – сказала я, стараясь представить себя Прют – она бы на моем месте точно не мямлила – или Сорокой, который умел врать бойко, как никто другой. – Су… Господин Судья говорил, что я могу дожидаться у него в кабинете. И что вы принесете мне чай, – добавила я в приливе внезапного вдохновения.
Что ж, он и вправду говорил, что всегда рад видеть меня в своем кабинете. Позже можно будет сказать, что я не так его поняла, – если, конечно, у него возникнут вопросы.
– Раз так, проходите. Чай я принесу через пару минут. Можете посидеть на диване – только ничего не трогайте. Я зайду проверить, не нужно ли вам чего.
– Само собой! Ничего трогать не буду.
Это его «я зайду» прозвучало как угроза или по меньшей мере предупреждение. Но я рассчитывала на свой слух, более острый, чем у обычного человека. Шаги слуги с дребезжащим подносом в руках – да даже и без подноса – я точно услышу заранее.
На всякий случай я все равно сидела на диване чинно, пока готовился чай, и не стала рисковать до тех пор, пока поднос не оказался на столике красного дерева. Булочки, дымящийся чай, колотый сахар – даже досадно было, что в ближайшие полчаса мне будет не до чаепития.
– Я скоро зайду, – повторил слуга, но, слава Отпустившему, наконец удалился.
С этого момента нельзя было терять ни секунды. Я бесшумно поднялась с дивана, убедилась, что дверь закрыта плотно, и скользнула к шкафам за столом Судьи.
Конечно, знай я, что именно Сорока надеется найти, мне было бы куда проще. Быстро я пробегала папку за папкой, читая только заголовки документов и стараясь как можно аккуратнее ставить все на место.
Выписки, счета, бесконечные протоколы судебных заседаний… Ничего связанного с войной или надмагами, никаких личных документов… С другой стороны, кто бы стал хранить что-то подобное на виду, в шкафу рабочего кабинета?
Не забывая чутко прислушиваться к малейшему шороху в коридоре, я переместилась к рабочему столу, потянула на себя ближайший ящик… Заперто! Заперт оказался и следующий за ним, и третий.
Что ж, вероятно, Сорока был прав: Судье есть что скрывать. Или он просто предусмотрителен.
Опустившись перед столом на колени, я пробежала пальцами по крышке стола снизу, ища сама не зная что – тайник, например, – но ничего подобного не обнаружила. Я осторожно отогнула края ковра, чувствуя себя преглупо, заглянула под цветочные горшки, в тяжелую резную шкатулку для печатей. Ничего.
И все же я продолжала поиски – слуги все еще не было слышно, а другой такой возможности могло не представиться. По крайней мере, если придется сказать Сороке, что я ничего не нашла, скажу об этом с чистой совестью.
За шкафом с рабочими папками стоял еще один – судя по корешкам, здесь были личные книги Судьи. В основном – исторические романы, хотя я заметила и «Общие пояснения к Крылатой книге», и «Сказания о чудесах Отпустившего», и саму Крылатую книгу в роскошном кожаном переплете, и какую-то еще духовную литературу. Правда, слой пыли на этих книгах был потолще, чем на некоторых других, вроде «Бирентийской правительницы», «Артийских вождей: истории завоеваний» и «Шестого века Бирентии: времени взлета». Последняя казалась любимой книгой Судьи – судя по чистому корешку, едва ли не настольной. Он очень любил шестой век – или… Поддавшись наитию, я коснулась корешка, нажала… И книжный шкаф плавно уехал в глубь стены, открывая проход.
Меня прошиб холодный пот. Я была права, постоянные отлучки Судьи и слишком быстрые возвращения нашли наконец объяснение! Но теперь совершенно непонятно было, как закрыть тайный ход – и что делать, если меня рядом с ним обнаружат. Я понятия не имела, насколько далеко ведет открывшийся за шкафом коридор. Услышу ли я приближение слуги вовремя? Что будет, если он застанет меня?
Ничего хорошего – это я знала наверняка.
«Думай скорее, – как будто на самом деле, а не в воображении, фыркнула мне в ухо Прют. – Стоило затевать все это, чтобы теперь трусить».
Я затаила дыхание, словно собираясь нырнуть в воду, и ступила за шкаф. Судя по всему, где-то должен быть источник света. Обычный человек не смог бы ориентироваться в такой темноте, но я была не обычной. Я видела стены коридора и крутой поворот впереди. Надежда на то, что я сумею расслышать шаги слуги вовремя, таяла на глазах.