Я молчала, и он повторил:
– Садись. – Больше это не звучало как предложение, и я села на край стула. Судья уселся напротив, опустил голову на скрещенные пальцы рук – как в тот день, когда я впервые переступила порог его особняка.
– Итак. У тебя, вероятно, много вопросов. С которого начнем?
Он вовсе не выглядел как кто-то, кого поймали с поличным, – или как кто-то, кто собирался на меня напасть.
– А что потом? Отправите меня в тюрьму, как Сороку?
Он недоуменно нахмурился:
– Кого? А… Питтер Хоур. Конечно. Юноше не следовало лезть не в свои дела. Впрочем, я понимаю: ничего личного. У каждого своя работа. Дело шпиона – шпионить. Дело Судьи – отправить его в тюрьму. Согласись, все честно. Быть умным и хитрым – часть шпионской работы. Если бы твой друг Сорока с ней справился, сейчас проблемы были бы у меня, а не у него.
– Отпустите его. – Сама не знаю, на что я рассчитывала. Судья улыбнулся:
– Ты не в том положении, чтобы требовать, Брина. Я ожидал скорее… извинений.
– Извинений?
– Почему нет? – Он устало помассировал виски и откинулся на спинку стула. – Я пустил тебя в свой дом. Дал тебе работу. Положение в обществе… Ты никогда не получила бы ничего подобного без моей помощи.
– Я об этом не просила.
– Но ты это приняла. – Его голос зазвучал вкрадчиво. – И, признайся, то, что я дал тебе, не так плохо. Уверен, ты не раз и не два пожалела о том, что связалась с этим дурнем, Хоуром. Что, не так?
Я молчала. Как хорошо было бы, если бы он ошибался. Но мне нечего было ответить.
– Так я и думал. – Он покачал головой и вдруг улыбнулся. – Не грусти. Еще не поздно все исправить. Я готов все простить и забыть, если…
– Я не готова.
Он приподнял брови:
– Вот как?
Прежде я и не замечала, что в его облике есть что-то паучье. Длинные пальцы, цепкий взгляд темных, почти черных глаз. Раньше рядом с ним я чувствовала себя спокойно, иногда – даже уютно. Теперь он меня отталкивал.
– Да… Джонован Вайс.
Он моргнул и шумно втянул носом воздух – больше ничем не выдал утраты самообладания.
– Вот как. Кажется, я вовремя добрался до этого твоего Сороки и его детишек.
– Они ни о чем не знали. Я… не успела им рассказать.
– Может быть, ты говоришь правду. А может, и нет. Сама понимаешь – рисковать я не намерен.
– Значит, вы действительно он. – Воздух в комнате сгустился, и мне стало душно, хотя верхняя секция окна была открыта и ветер приподнимал легкие белые занавески. – Вы – Вайс.
– Это и есть твой первый вопрос?
– Нет. Мой первый вопрос… Почему вы не дали Прют получить грант? Вы сказали мне, что пытаетесь ей помочь, но я знаю, что это неправда.
Судья вздохнул:
– Вот как… И что еще тебе известно? Кроме моего имени… И содержимого моего тайника? Кстати, когда в следующий раз решишь влезть куда-то, проверь все внимательнее, Брина. Есть много способов узнать, что кто-то сунул нос в твои дела. Однажды я смогу рассказать тебе о них… если интересно.
Он продолжал говорить так, будто мы все еще были друзьями, – но я не могла позволить ему сделать вид, что ничего не случилось. Не после того, что он сделал с Сорокой и Птицами.
– Вижу, ты злишься, – сказал он, внимательно наблюдая за мной. – Злишься и растеряна. Это можно понять. Я бы и сам злился – из-за твоей глупости с Птицами. Но не злюсь – потому что в конечном счете именно это привело тебя ко мне. Тебе повезло, Брина. Я не стану наказывать тебя за предательство – как наказал бы любого другого. И даже больше того… Я расскажу тебе обо всем, что тебе неизвестно. Заполню все пробелы в истории. И ты поймешь, почему… Да, нас ждет долгая беседа. – Он резко поднялся. – Я все же принесу чай и что-то перекусить. Сегодня нас некому обслужить.
Уже в дверях он остановился, будто в последний момент вспомнив о чем-то.
– И не пытайся бежать, ладно? Это было бы глупо, ведь ты сама пришла ко мне. Кроме того, под окнами дежурят блюстители. Возможно, среди них есть твои знакомые, а ты вряд ли захочешь предстать перед ними в еще более неприглядном свете.
Я дождалась, пока он выйдет из кабинета, и поднялась – медленно, плавно, без лишнего шума. Я не собиралась ни бежать, ни прятаться. В одном Вайс был прав: я сама явилась к нему, и не только потому, что хотела попытаться помочь Сороке.
Пришла пора узнать правду – какой бы она ни была.
Я помнила правильно. На столе, под стопкой писем, лежал нож для бумаг – я не раз любовалась его узорчатой рукоятью с красным камушком у основания.
Нож перекочевал со стола мне в сапог. Сталь холодила кожу, и я надежно укрыла его подолом платья, стараясь не думать о том, придется ли мне пустить оружие в ход.
Ударить Судью – Вайса – напасть на него?.. Немыслимо. Но он был Вайсом и сам подтвердил это. А того, что я узнала о Вайсе, мне уже не забыть.
– Чай с шиповником. Очень полезен. Сегодня повар ничего не готовил – но вот хлеб, окорок, сыр. Яблоки… Не стесняйся, ешь. Ведь тебе приходилось голодать, не так ли? Если так, должна знать: едой не пренебрегают… Даже если ее предлагает тот, кого ты считаешь врагом.
– А вы мне, само собой, не враг. – Сорока бы гордился издевкой в моем голосе.
– Не враг, – просто отозвался Судья. – Позволь мне это доказать.
– Это будет непросто сделать. Вы арестовали моего друга… Преследовали его людей. Вы отняли у Прют грант… Вы обманывали меня… Вы – Джонован Вайс. – Мой голос дрогнул. – А значит, вы сделали это со мной! Вы сделали меня пустой!
– Неправда! – Кажется, впервые за этот вечер Судья тоже выглядел взволнованным. – Тебя – нет. Не я это с тобой сделал. Кто тебе сказал?..
– Малли Бликвуд. – Я решила не упоминать женщину в красном. – Это имя вам знакомо? Я так и знала. Ваш запах изменился, когда я его назвала. Она сказала правду… Во времена войны Малли создавала пустых. Но она делала это для вас. По вашему приказу! Не пытайтесь мне лгать. Я все равно пойму.
Судья вдруг рассмеялся – как будто неловко, почти растерянно.
– Действительно. Об этом я как-то не подумал. Что ж… Пожалуй, ты права. Придется рассказать тебе всю историю. Я надеялся обойтись частью… Чтобы не слишком многое на тебя взваливать. Но…
– Не слишком многое? – Мой голос звенел от злости. – То есть вы хотели снова обмануть меня – из жалости ко мне?
– Успокойся. Выпей чаю… Ведь я не это имел в виду. Прекрати вести себя как ребенок – и я расскажу тебе все, как взрослой и равной. Как тебе такой вариант?
Я молчала – потому что боялась, что, если открою рот, тут же потеряю самообладание. К счастью, Джонован Вайс понял мое молчание по-своему.
– Вот и умница. Я знал, что не ошибся в тебе. Можно сказать… я почувствовал это с самого начала. – В глубине его черных глаз я заметила нечто странное, неуловимое… Нежность?
И эта нежность – или нечто иное, чем бы оно ни было, – помогла мне удержаться на краю.
– Ладно, – пробормотала я и подвинула к себе чашку. – Расскажите… кто такой тот старик… который живет в особняке Вайса? И зачем… зачем было становиться Слепым Судьей?
Джонован Вайс поднес чашку к лицу, с видимым удовольствием вдохнул пар:
– Это долгая история… Но мы ведь никуда не спешим, так? Мне не хотелось бы упустить что-то важное… Чтобы ты поняла, почему все, что случилось, должно было произойти. Неизбежно. – Он сделал глоток очень горячего чая, не поморщившись. – Что ж… Как ты могла догадаться и раньше, все началось с войны… Но и до войны. Джонован Вайс был тогда молод, хорош собой, богат и влюблен… Все, что нужно для того, чтобы быть еще и беспечным. Но… С самого раннего детства было в его жизни кое-что еще… Маленький секрет, который раз и навсегда отучил его от беззаботности. Секрет, который мог разрушить его жизнь и репутацию его семьи… Если бы он не научился соблюдать осторожность. Полагаю, этот секрет тебе уже известен. Не так ли?
– Надмагия.
– Верно. Надмагия. – Он произнес это слово с непонятным выражением, сощурился, как будто вспоминая. – Наши ученые уже разобрались в связи между надмагией и кровью. Но… на некоторые вопросы ответов у нас пока нет. Почему иные рождаются с надмагией в крови, хотя никогда и ни у кого в их семье не наблюдалось ничего подобного? Неизвестно… Я довольно быстро обнаружил свою… особенность. Мне было лет пять – и родители думали, что я играю, разговариваю с цветами и птицами… Они не знали, что это цветы и птицы говорили со мной. Само собой, со временем я научился быть осторожным. Я заглушал их голоса… Отворачивался, когда реки или облака на меня смотрели. Тогда надмаги еще не были вне закона и храмовые ищейки не рыскали по их следу… Но я был умен. Я был ребенком – но уже понимал, что начало их преследования – только вопрос времени. Это всегда так, Брина… Тебе ли не знать? Если ты отличаешься – вопрос времени, когда на тебя начнут охоту. Когда ты станешь разменной монетой в чьей-то игре… Когда на тебя вдруг повесят чужие ошибки. Я знал, что это может случиться, и о моих… наклонностях почти никто не догадывался. Пара членов семьи… Близкий друг. Я жил в постоянном напряжении, потому что понимал: то, что знают избранные, рано или поздно станет известно многим. Но жизнь шла своим чередом… Университет. Балы. И моя любовь… – Он отставил чашку и некоторое время молчал, глядя в окно, за которым сгущалась темнота.
– Моя любовь. Ее звали Веллиана. Драгоценный самоцвет… Волосы темные, как ночь… Они всегда пахли медом, как будто она в нем купалась. Синие глаза… Кожа, такая нежная… И она сама – под стать своей красоте. Такая добрая, вежливая, послушная… Она никогда не спорила со мной. И когда я излагал ей свои взгляды на мироустройство или новый спектакль… И когда я объявил ей, что мы поженимся к концу лета. Она только улыбнулась, так светло… И сказала: «Как ты скажешь, мой дорогой».
Мне показалось, что в комнате разлился слабый запах меда.
– …К тому моменту я уже числился на государственной службе – но так, скорее для вида, для репутации… Все это тогда меня не слишком занимало. Учиться было куда интереснее. Мы поженились к концу лета, как я и планировал, и уже скоро она забеременела.