Этот последний вопрос он предпочел не услышать.
– Вот почему вы хотели, чтобы грант получила Лабеллия. – Последний кусочек мозаики встал на место. – Сорока думал, что дело в наследнике правителя… Но это вы хотели убедиться в том, что дадите лекарство правильной пустой. – Я засмеялась, хотя менее подходящий момент для этого было не придумать. – Вот только у Лабеллии ничего не вышло. Так ведь?
Его запах изменился, и я поняла, что угадала.
– Иначе вы бы знали наверняка. Ведь если бы захотели – давно могли бы получить мою кровь для исследования. Но вы не знаете. Может, я не Марилла… а один из тех надмагов, которых вы погубили? Что, если так? Однажды… Однажды мне казалось, что звезды говорили со мной. – Словно кто-то другой, отчаянный и оттого жестокий, вселился в меня, как тогда, в Летучей Гавани. Я наклонилась к столу, вдыхая запах Вайса – запах чернил и бумаги, волнения и боли. – Я скажу вам, что тогда будет. Я все вспомню и убью вас – быстрее, чем вы успеете что-то сделать.
Лицо Джонована Вайса оставалось непроницаемым.
– Что ж, – медленно сказал он. – Я рискну, пожалуй. Возможно, выпив это средство, ты забудешь обо всем, что успела узнать, будучи пустой. Я не хочу лгать… Быть может, чтобы заново родилась Марилла, пустой придется умереть. Что до звезд – в моей дочери тоже могла пробудиться надмагия. Если ты вдруг окажешься тем надмагом – сомневаюсь, что ты будешь быстрее меня. Я давно коплю силы, и тебе меня не одолеть. Но… – В его глазах появились прежние отчаяние и жажда. – Я в это не верю. Марилла… Я чувствую, что ты – Марилла. Я почувствовал это, когда ты в первый раз переступила порог особняка. То, как ты слушала меня, то, как смотрела, даже то, как ела… Я знаю, что это ты, ты моя… моя девочка.
От боли, которую я услышала в его словах, у меня закружилась голова. Вдруг мне захотелось вскричать «Папа! Папочка!» – и упасть в его объятия.
Как и ему – мне захотелось поверить.
Но вместо этого я с усилием произнесла:
– Все это… самообман. Я наверняка не единственная… юная пустая на свете. Но даже если вы угадали… как в той старой истории… из Крылатой книги.
Что бы посоветовал мне Сорока или Никто? Никто из них не доверял Крылатой книге.
– …Я ведь могу и не забыть вашу историю. Вы сами только что говорили, что не знаете наверняка.
– Верно. Именно поэтому я и рассказал тебе все. Ты вспомнишь ее. Веллиану. Свою маму. Вспомнишь, как она пела тебе…
– Пожалуйста, перестаньте, – но я сказала это так тихо, что он не услышал – или сделал вид, что не услышал.
– …Как она купала тебя. Как читала тебе… Как любила тебя. И как ее забрала страшная, глупая, несправедливая смерть. Ты вспомнишь все – ее, меня, себя… И ты простишь то, что я сделал. Более того – ты примешь это. Ради нее. Ради того, чтобы новый мир принадлежал мне и тебе – ее дочери. Мир без войн, насилия, жестокости…
– Если вам не нравится насилие – отпустите Сороку. Он мой друг.
Вайс покачал головой.
– Прости, не могу. Пока не могу. Слишком многое поставлено на карту.
Я через силу усмехнулась, хотя мне было вовсе не смешно.
– Ясно. Вы убьете надмагов, а ведь они тоже – чьи-то дети. Вы будете держать в плену Сороку и его людей… Думаете, на всем этом можно построить новый прекрасный мир без насилия и войны?
– Хватит. – Он схватился за край стола – точно так же, как делала я сама, когда злилась или нервничала. – Ты забыла то, что знала. Ты не видела то, что пришлось увидеть мне… Что пришлось пройти ради того, чтобы вернуть тебя!
Некоторое время мы молчали – оба тяжело дыша, как будто после драки. Я смотрела на него – черные цепкие глаза, длинные пальцы, волосы с проседью. Может ли этот опасный, умный, отчаянный человек действительно быть моим отцом? Я вспомнила девочку с портрета. Синие глаза и темные кудри – могли ли быть моими? Обруч по лужайке – его катала я? Бантики и оборки, пение матери, старинное поместье, прибой, перекатывающий прибрежную гальку… На миг я представила все так ярко, что мне показалось, это – не фантазия, а слабый проблеск воспоминаний.
Но что, если все было не так?
Я росла со своей семьей надмагов затворницей – может, в избушке вроде той, где скрывался Никто. Родители надеялись, что я окажусь обычной, но однажды надмагия позвала меня – и я откликнулась. Я была сильной, куда сильнее, чем они оба вместе взятые, – и очень скоро они поняли, что мой дар не скрыть. И Джонован Вайс обратил на меня внимание – несмотря на то, что я была совсем ребенком, чьим единственным другом детства стала война. Возможно, в приступе ребяческой самоуверенности я сама искала встречи с ним, прознав об охотнике на надмагов – и надеясь его остановить.
Две дороги… Всего лишь иллюзия. Я могла оказаться и не дочерью, и не жертвой. А просто случайной добычей надмага, возненавидевшего весь свет. Осколком надмагии, отработанным материалом, человеческой шелухой… Не дочерью. Не жертвой.
И был только один способ узнать, где правда. Зеленый пузырек тускло поблескивал в свете пламени из камина.
– «Выпей меня, Алиса», – тихо сказал Вайс.
Его слова тронули во мне что-то, и он грустно улыбнулся.
– Это из книги, которую ты любила читать в детстве. Древней сказки… Некоторые считают, что ее написал сам Отпустивший бог.
Я коснулась пузырька. Он был теплым, словно жидкость в нем была живой и грела стеклянные стенки.
Решение пришло внезапно – очевидное, простое, и я заговорила быстрее, чтобы не передумать.
– Я не буду это пить. Не здесь… Не так.
Глаза Вайса потемнели.
– Брось это ребячество. Конечно, ты выпьешь. Я нашел лекарство – для тебя. Ты могла бы проявить хоть каплю…
– Вы сами сказали: раз его удалось найти один раз, когда-нибудь это случится снова. Я не стану принимать его от вас.
– Я не отказываюсь от своих слов. Но «когда-нибудь» – очень неопределенный срок, не так ли? – Вайс забрал пузырек из моих ослабевших пальцев и поставил обратно на стол. – Не отрицаю: это возможно. Но я уже сделал – и продолжу делать все для того, чтобы этого не случилось… Пока те пустые живы. – Он говорил о чужих жизнях с легкостью, и я вспомнила, как затрясся безумный старик в его доме, когда Прют начала расспрашивать его о войне… Вспомнила лицо, испещренное шрамами. Мне хотелось верить, что Вайс не причастен к тому, что с ним случилось… Что хотя бы в этом он был искренен с самого начала.
– Марилла… – Теперь его голос зазвучал мягче, а темнота в глазах отступила. – Пожалуйста, не надо все усложнять… Просто выпей это – и мы снова будем семьей. Ты поймешь… Поймешь меня. Не сможешь не понять… моя… моя мышка.
И снова что-то кольнуло меня. Память? Печаль?
– Отпусти моих друзей… И тогда я это выпью.
Если я окажусь надмагом – он наверняка отправит меня под стражу быстрее, чем я успею что-то сделать… Наверное, это было бы достойной платой за свободу Сороки и остальных Птиц. И все равно такая перспектива пугала меня слишком сильно.
– Я не стану торговаться, Марилла. Зачем? – Он говорил твердо, и сердце мое упало. – Ты явилась сюда в надежде снова обрести себя. Именно это было целью твоего пути… А не помощь сорокам и прочим птицам, попавшимся тебе на пути. Так получи то, за чем пришла… И, поверь мне, ты обретешь много больше, чем ожидала.
Время в комнате вдруг пошло снова. Хлопнула створка окна, и снова зарядил мелкий дождь, а вдалеке прокатился глухой, тревожный расклад грома.
Я не знала, как поступить. Мне не хотелось оказаться надмагом, обреченным за смерть этим страшным и странным человеком… Но еще больше не хотелось оказаться Мариллой, его дочерью, которая, вспомнив все, могла броситься к нему на шею с криком «Папа!»…
Явись из небытия Марилла-мышка, Марилла с обручем в руке, Марилла, росшая в любящих руках матери, пахнувшей медом, – я могла исчезнуть.
Так долго я мечтала вернуть свое прошлое – и вот, сидя здесь, перед нетерпеливо подавшимся вперед Джонованом Вайсом, я хотела остаться самой собой.
В то же время…
Я жаждала схватить пузырек и осушить его залпом, не оставив себе времени на раздумья.
Потому что в нем было мое прошлое, моя память, мое имя… Все люди на свете имели это, не понимая, каким даром владеют.
И разве справедливо, что я одна этого лишена?
Вайс зорко следил за мной – и я понимала, что он не мог не заметить тоскливой жажды в моих глазах. Я никогда не владела собой так, как Прют.
И вдруг решение пришло.
– Ладно. – Собственный голос показался чужим, но я продолжила. – Хорошо… Я действительно пришла за этим… И я выпью. Вы… уверены, что это средство сработает?
Вайс кивнул.
– Никаких сомнений.
– Хорошо. Но… я хочу забрать его с собой. И выпить… не здесь. Как вы сами сказали… Если Марилла – это я, я вернусь к вам сама. А если нет… останусь в безопасности.
Некоторое время он изучающе смотрел на меня – молчал, просчитывал варианты. Мне казалось, если приглядеться, я могла бы различить тени мыслей, мечущиеся на дне его глаз.
– Пусть будет так, – наконец сказал он, опуская взгляд. – Я знаю, что ты вернешься. Но на случай, если нет… давай договоримся. Я ведь могу полагаться на твое слово?
– Да. – Я еще не знала, о чем он хочет меня попросить, но прекрасно понимала: если откажусь, Вайс меня не отпустит. Так что это был выбор без выбора.
– Очень хорошо. Тогда обещай мне, что после того, как выпьешь лекарство, ты никому не расскажешь о том, что узнала, если вспомнишь об этом. Не предпримешь никаких шагов к тому, чтобы помешать мне. И не станешь помогать никому, кто попытается. В знак доброй воли прими от меня еще один подарок. Твой Сорока… останется жив, но я отпущу его лишь тогда, когда все будет позади, а он не будет представлять для меня угрозы. Ну что, мы договорились?
– Да, – ответила я, чувствуя, какой легкой и пустой становится голова. – Договорились.
– Очень хорошо. Тогда дай мне руку.
– Что? Зачем?
– Я верю слову Мариллы, но мы пока не знаем наверняка… Так что дай руку. Я тебе больно не сделаю.