– Идем. – Дим, неотразимый в смокинге и с роскошным галстуком-бабочкой, потянул меня на танцпол.
– Я не хочу.
– Да ладно, когда еще мы так потанцуем? Только если на серебряной свадьбе.
Мне стало обидно до слез.
– Я не умею вальс.
Он тряхнул головой и сказал:
– Я умею. Буду вести, а ты за мной. Давай, Туська, ты все можешь. В конце концов, у тебя прекрасное чувство ритма.
Я бросила взгляд в зал. Там было уже довольно много народу, и не все отличались лебединой грацией. Черт с ним со всем, в конце концов, я хочу танцевать!
И мы танцевали. Боже мой, после Рима это был самый счастливый момент в моей жизни: сияли люстры, кружились в танце элегантные и улыбающиеся люди, но я точно знала, что мы с мужем самые счастливые и красивые здесь. Я видела это в его глазах и чувствовала по тому, как нежно и крепко он обнимал меня за талию.
По мере того как убывало спиртное на столах, речи и тосты становились все короче и эмоциональнее. Никто ничего не переводил, но как-то практически все было и так понятно. Обнаружилась даже самодеятельность. Один из немцев показывал фокусы, чехи пели какую-то песенку, судя по хихиканью, что-то вроде частушек, а Ник и Маша станцевали классический рок-н-ролл, вызвав бурю аплодисментов. Оркестр, игравший первоначально вальсы и прочие замечательные танцы начала позапрошлого века, перешел на что-то в стиле «дискотека восьмидесятых» плюс Гленн Миллер и тому подобное. Не были забыты народные песни, и нам пришлось отплясывать под цыганочку. Потом пошли конкурсы типа «кто закатит апельсинчик партнерше в декольте без помощи рук». Часам к трем за столом остались только наши. Немцы и чехи отбыли баиньки. Осознав, что пить больше нечего, а есть не хочется, мы решили пойти погулять, тем более что мальчики пообещали нам сюрприз.
Правда, сперва пришлось сбегать переодеться, на улице оказалось весьма холодно, и гулять в вечерних платьях не хотелось. Мужики наши вымелись раньше, назначив нам таинственное свидание «у главного входа в замок».
Не прошло и получаса, как мы с девочками столпились на ступенях. Замок был темен и тих, все уже спали, утомленные танцами и празднованиями. Мы невольно понизили голоса и шепотом спрашивали друг у друга: где, черт возьми, наши оболтусы ходят? И вдруг раздался свист и взрыв – в небо взвилась ракета, потом еще одна. К нам подбежали Мишаня, Дим и Платон с бутылками шампанского, и мы, криками приветствуя каждую особенно роскошную вспышку, пили за Новый год и любовались фейерверком. Оказывается, в дело пошла та самая тяжеленная сумка со всякой пиротехникой. И вот теперь ракеты и петарды одна за другой взмывали в воздух, и в темном небе расцветали пальмы, цветы и разноцветные звездочки. В замке зажегся свет, и из окон выглядывали люди. Кто-то любовался халявным салютом с удовольствием, но были и недовольные лица. И вдруг что-то пошло не так (потом ребята – два бесхозных молодых человека – объяснили, что направляющая трубка одной из петард накренилась, а они не заметили вовремя – грелись, надо полагать). И заряды полетели в сторону замка. Увидев несущийся на нас золотистый шарик, мы с визгом посыпались с крыльца, а менеджер бросился вызывать скорую и пожарных. Столпившись в сторонке, мы со страхом наблюдали за происходящим. Эта конкретная хлопушка была сделана так, что каждый последующий заряд поднимался чуть выше – в нашем случае пролетал чуть дальше – остальных, а потом взрывался снопом разноцветных брызг. И вот мы смотрели, считали и с ужасом гадали – долетят ли заряды до замка. Шестой ба-бах!
Седьмой – еще ближе, у самых окон второго этажа. Восьмой снаряд разбил-таки окно – послышался звон стекла и негодующие, испуганные крики. А ведь снарядов десять, и что, если, влетев в разбитое окно, искры фейерверка вызовут пожар? Мы же не расплатимся никогда! И вдруг все увидели, что девятый снаряд пошел точно вверх, так, как и должен был, и его роскошная вспышка случилась на совершенно безопасной высоте. И десятый тоже разорвался в небе под наши ликующие крики. Позже, когда улеглась суета, выяснилось, что, пока все глазели, Платон и Дим добежали до места запуска и, отпихнув растерявшихся парней, подобрались к установке и выпрямили ее. Я так понимаю, что это дело опасное – хватать руками пиротехнику как раз в тот момент, когда из нее шарашат один за другим снаряды, но они это сделали. Приехавшие пожарные оказались не нужны, а скорая сделала пару успокоительных уколов особо нервным постояльцам. Оказалось, что комната, где разбилось окно, была чем-то вроде кладовой: там хранились мебельные балдахины, полотенца, постельное белье и прочие хорошо горящие вещи, так что слава богу, что все обошлось без пожара.
Уставшие и переполненные впечатлениями, мы побрели спать. Платон и Дим отправились улаживать проблему с управляющим. Когда Дим вернулся, я уже была в кровати. Мишаня храпел, но мы с Ларисой засыпали Дима вопросами:
– Ну что? Ну как? Дорого нам это будет стоить?
Дим сказал, что Платон расплатился за разбитое окно и купил ящик шампанского, приказав завтра утром доставить каждому, чьи окна выходили на парадное крыльцо, бутылку и коробку шоколада в качестве моральной компенсации за переживания и нервный стресс.
– Во сколько же это ему обойдется? – испуганно спросила я. – Может, все же скинуться?
– Платон сказал – не надо. Вообще-то он парень не бедный, просто не понтовый, – буркнул муж, забираясь в кровать.
Больше разузнать ничего не удалось, потому что Дим просто по-свински заснул.
До Праги мы добрались без проблем автобусом и пошли гулять. Мне очень понравился город. Первое, что мы увидели в современной его части, – это телевизионную башню. Башня ниже Останкинской, но зато по ней ползают толстенькие младенцы. Это совершенно фантастическое зрелище – вверх и вниз двигаются (не двигаются, конечно, но как будто), ползут детишки до годика, самого такого ползункового возраста – пухленькие, смешные. Допрошенный нами горожанин, мешая русские и английские слова, рассказал, что это проект какого-то художника – он сделал детишек для международной выставки как протест против абортов. А потом их поселили на башне. Надеюсь, ползунки улучшили демографическое положение в стране.
Старый город совершенно сказочный, особенно Йозефов квартал и переулочки в центре. И Град на горе, загадочной громадой возвышающийся на другом берегу реки. К нему приходится подниматься по ступеням, бесконечные лестницы – это как искус, как подготовка к той роскоши, что ждет внутри. Я с первого взгляда влюбилась в собор Святого Витта. Меня просто потрясли летящие ввысь каменные стены и арки и то, что камень собора серый, оптически увеличивает и без того немалое пространство. Витражи окон переливаются разноцветными сверкающими красками, пропуская в торжественное помещение столбы празднично радужного цвета. Мы залезли наверх, на одну из башен собора. Между прочим, 287 ступеней и ни одной площадочки, чтобы можно было хоть передохнуть, только узкая винтовая лестница. Но зато наверху располагается роскошная смотровая площадка, и мы, обходя ее по кругу, рассматривали лежащий внизу город.
Еще на соборе есть так называемые Золотые ворота – красивая вещь, но я не поняла, почему они ворота, если располагаются на высоте больше человеческого роста от земли? Может, там раньше еще лестница была? А вот справа от них роскошный портал, украшенный мозаикой; теплый, золотой фон и фигурки людей – все вместе производит потрясающее впечатление благодаря необычной цветовой гамме и сказочному материалу. Лариса, которая прежде бывала здесь на экскурсии, просвещала нас периодически. Так вот она сказала, что стеклышки для мозаики делались в Венеции.
Город Прага очаровывает, хочется ходить и бродить по нему, встречая рассветы на мосту через Влтаву, следя, как сумерки поглощают узкие улочки, читая местные сказки и легенды в теплых и вкусно пахнущих кофейнях за маленькими столиками.
Вот Златая улочка Пражского града. Маленькие смешные домики, где располагаются исключительно сувенирные лавки. Чувствуешь себя великаном, настолько малы тут домики. Говорят, раньше здесь жили алхимики и кому-то из них даже удалось превратить свинец в золото. Когда король попытался лишить мастера его открытия, тот вылил все золото в колодец, что в одной из башен. Башен здесь много, так что золото ищут до сих пор. А в конце улочки стоит заколдованный дом у последнего фонаря, видимый только в солнечные дни, да и то счастливцам. Днем на его месте лежит большой серый камень, а под ним клад. В это трудновато поверить, особенно когда толпа туристов сплошным потоком шествует по этой самой улочке и все домики как на ладони. И в то же время внутри живет уверенность, что если бы только оказаться здесь в туманный вечер или на рассвете, когда рассеивается утренняя дымка, то только мне удалось бы отыскать тот камень и увидеть заколдованный дом, и шаги глухо отдавались бы от стен, и чье-то дыхание пугающе слышалось за спиной. А фонарь покачивался бы на ветру и бросал неясные блики на серый камень... или серый дом... И что за клад может лежать в месте, к которому, по поверью, очень неравнодушен Сатана?
А в конце улочки стоит на четвереньках бронзовый человечек и на спине держит огромный череп. Ничего не могу сказать о значении этого памятника. Но туристы, преисполненные оптимизма, превратили его в очередной символ и радостно натирают человечку его мужское достоинство, уверяя друг друга, что это приносит удачу. Так что памятник коричнево-зеленоватый, а вот его меньшая часть сияет, отполированная множеством рук. Череп завистливо скалится.
Мы пили горячее вино на Староместской площади, где находятся знаменитые часы с фигурами (типа тех, что у нас на театре Образцова, только у нас зверюшки, а тут смерть с косой, купец, рыцарь). У них даже есть имя – часы зовут Орлой. Торговец, разливая пряное вино в стаканчики, хриплым шепотом посоветовал нам быть осторожнее: здесь, мол, бродит призрак мастера, который эти часы сделал. Мастера, как водится, ослепили, чтобы он не смог повторить шедевр, и теперь он периодически подкрадывается к людям, чтобы услышать, восхищаются ли они его творением. Мастера я не заметила, зато увидела карманников, действия которых были весьма очевидны и незатейливы. Один прыгал, радостно вскрикивая и размахивая руками, толкал локтями туристов, чтобы те разделили его восторг, второй в это время быст