Маричка мялась у входа. Ей вовсе не хотелось проходить в кухню, почему-то захотелось как можно скорее уйти, и только мысль о друзьях задерживала в комнатной Венеции под морскими канатами с кухонными прищепками. Странное все вокруг, странное…
Уже несколько часов назад Маричка заметила нечто новое в себе, наверное, сразу после видения у Горгульи. Все краски как будто обрели значение: они стали ярче, насыщеннее, даже звучали по-особому, эти звуки Маричка не могла себе объяснить, но тревожно вслушивалась в красный, серый или мутный зеленый. Все они что-то говорили ей на своем языке, но она не могла разобрать ни слова, только низкий гул отовсюду. Как оказалось, не только ступени в подъезде имели острые углы: каждый предмет, который она видела, напитывался четкими до рези очертаниями, Маричка смогла видеть его со всех сторон, любая форма становилась понятной и объяснимой. Иногда она чувствовала даже происхождение всех на свете стульев, ковров, углов, движений, взглядов, вкусов… Чувствовала, но пока не могла уловить, чтобы разглядеть. Ей было страшно и любопытно. Нужно быть внимательнее, все повторяла она себе, и на это списывала новые ощущения. Ведь именно такого результата и добивался от нее Петровский. Вот только в этой квартире обостренные чувства становились непереносимыми, что-то угнетало ее и заставляло теряться. Может быть, потому, что у нее нет девяти жизней и не о чем особо вспоминать?..
Венецианец помешивал содержимое пробирки резным вязальным крючком. Острый его кончик напоминал заточенный клык, Маричка разглядела руны на узкой поверхности, но не успела даже подумать об этом, как Венецианец обрызгал ее едко пахнущей отравой прямо с конца крючка. Губы его плотно сжались, подбородок неправдоподобно заострился и вытянулся вперед. От былой улыбки не осталось и следа. Глаза походили на эти бесчисленные зеркала: черные, непроницаемые, устрашающие. Маричка вдруг почувствовала слабость и легкость одновременно. Она опустилась сначала на колени, потом прилегла на пол плавно покачивающейся кухни. На секунду ей показалось, что еще немного, и она сможет просочиться сквозь пол и погрузиться в холодную морскую воду. Волны сомкнулись вокруг нее… И она больше ничего не помнила до того момента, как проснулась в подвале на потертом изрезанном коврике.
Марк любил кукол всегда. Он собирал их потрескавшиеся тела на помойках, выискивал на блошиных рынках, ездил в заброшенные деревни на поиски клада и всегда находил его: поразительно, как быстро люди утрачивают интерес к лучшим друзьям детства – игрушкам. Он же ценил их всегда. Их безмолвие, их покорность, их полные обожания глаза не позволяли ему чувствовать себя одиноким. Он восстанавливал, клеил, чистил, пришивал, полировал без конца. Он придирчиво осматривал работу и редко оставался недовольным собой и новым другом. Он бы никогда не выбросил такого красавца! Другое дело люди… Только осознав свою власть над ними, кукольник понял, насколько они ничтожны: тщеславные, глупые, ограниченные, такие послушные в его силках, но в то же время бездарные, в них никак не вдохнуть вторую жизнь, так пусть хоть секунду поживут с новой искрой! Он смеялся над ними, бесновался и радовался, когда удавалось вернуться к тихим полкам, где его ждали настоящие принцессы, клоуны и пираты.
Глава пятнадцатаяПустой подвал
Муська пришла в себя. Оба стояли по колено в воде, сочащейся изо всех щелей. Квартира опустела, даже обои исчезли со стен. Серую коробку затапливало! Муська взвизгнула, вскочила на подоконник и принялась тормошить Тень. Тот снова утратил плотность, и лицо его расплылось в бесформенную маску. Он покачнулся, окинул взглядом комнату и так глубоко вдохнул, будто воздуха ему не хватало уже несколько лет.
– Что происходит?! Маричка?! Маричка! – закричала Муська, она с ужасом смотрела на хлещущую воду, пока Тень серым пятном не промчался по всей квартире и не остановился рядом с ней, отрицательно покачав головой. – Как же так? Что случилось?! Где она?!
– Я думаю, это все Венецианец.
– Я знаю, болван! Кто еще это мог бы быть?! Папа Римский?!
– Он тоже мог бы, если бы понимал, что происходит.
Тень не выглядел озадаченным, он не без интереса разглядывал происходящее вокруг до и после того, как они очнулись. Ничто не говорило о том, что он хоть сколько-нибудь волнуется. Муська же, напротив, металась по подоконнику, выглядывала в окно, пыталась слезть, но брезгливо отдергивала ногу от воды, глаза ее бегали от угла к углу, мышцы напряглись. Она боролась со страхом, удивлением и ненавистью к воде. Если бы не клятая жидкость, она уже летала бы по подъездам в поисках Марички.
– Она в опасности?! Что ты молчишь?! Что ты видишь там на своих маршрутах, следопыт?! Как тебя-то им удалось одурачить?
– С ней все в порядке. Если так можно сказать. Лучше бы ей находиться рядом с нами, но там, где она сейчас, просто очень темно и время идет по обычному земному циклу.
– Где, где она?!
– Я не вижу. Нас здорово запутал этот ценитель зеркал. В какой-то момент, мы сами не поняли как, оказались в одном из них, а Маричку он перевел в другое. А между нами поставил еще несколько… Я чувствовал, что это место опасно, но не мог объяснить почему. Венецианец всегда был нашим добрым другом…
– Чувствовал он! Добрый друг! Как нам ее найти?!
– Никак. – Тень бросил взгляд в окно, схватил обалдевшую от такого поведения Муську, забросил на плечо и вынес из квартиры. Вода хлынула за ними на лестничную клетку. Подслушивающий под дверью Мышь, опрокинутый волной, теперь озадаченно хлопал мокрыми ресницами и хватал ртом воздух. Тень поставил Муську на подъездный подоконник и принялся как ни в чем не бывало выжимать подол ее длинного плаща. Кошка-оборотень только таращилась на распахнутые двери квартиры, Мыша, постепенно иссыхающий водопад и Тень, сосредоточенного и спокойного.
– Мы ее потеряли?
– Да. Слишком много зеркал. Я запутался в отражениях.
– И что… Что ж теперь делать?!
– Мы вернемся к Дракону и решим.
– Почему ты, черт возьми, такой спокойный?! Мы провалили миссию, мы потеряли девчонку, понимаешь? Обычную девчонку в нашем чертовом мире! Ты хоть понимаешь, что может с ней случиться? Она же вообще не готова ни к чему такому, нас же с тобой послали помогать ей, охранять ее, а мы только пялились в окно, запертые в зеркале, которое даже не заметили?! Да ответь же!
– Я не могу говорить, когда постоянно говоришь ты.
– Отвечай!
Мокрый Мышь беззвучно махал веничком, его коленки мелко дрожали, и он старался не смотреть на взбешенную кошку.
– Ты слишком много на себя берешь, киса. Эта девочка вовсе не так проста. Я пока не понимаю как, но она сама проложила себе дорогу, которой сейчас и следует. И нам остается только позволить ей это. Вот и все, что я сейчас вижу. Думаю, немного позже мы во всем разберемся. А сейчас нам не следует кричать. Или ссориться. Или ругаться. Видишь, мы тут уже порядочно намусорили твоими воплями, правда, Мышь?
Мышь только кивнул и продолжил сметать воду вместе со ссорой куда-то вниз. Он бросил взгляд на Муську, дрожащую от ярости и бессилия, сочувствующе покивал головой и продолжил спускаться на третий этаж, ритмично орудуя веником.
– А вот и лифт. – Тень снова взвалил Муську на плечо и поднялся по ступенькам.
Где-то внизу слышалось ворчание Мыша, а приоткрытая дверь квартиры Венецианца поскрипывала под порывами теплого сирокко. Двери лифта захлопнулись.
Василий Петрович внимательно выслушал историю, бережно держа в руках калошу Сонника. Затем, ничего не говоря, опустил ее в чемодан и вернулся за стол. Муська сосредоточенно заплетала в косички красную бахрому скатерти, Маячник грозно молчал, Марионеточник подпиливал ногти, Тень покачивался за спиной у Бабы Зины, занятой вязанием. Некоторое время стояла тишина, слышались только постукивание спиц да редкие вздохи.
Все пошло не так. Причем совершенно непонятно, с какого момента. Маячник со всем своим видением не углядел важный поворот, знающий назубок все тропинки Тень даже не подозревал, что не только он умеет это делать. И у них не было ни малейшего плана на случай, если с Маричкой что-то случится!
– Я выбрал эту девочку неслучайно, конечно. – Тишину разбил Петровский, но никто не поднял на него взгляд. – Я знал, что таких в нашем доме и нет больше. И она маленькая, ей должны были поверить, потому что умеет она не только видеть, но и хранить. Пусть даже не понимает пока, как это получается. Стоило только подтолкнуть ее. И я подтолкнул. И с каждым шагом она, видимо, только развивала в себе умения, хотя даже не знала о них…
– И мы не могли предугадать?..
– Могли, но я так стремился поскорее заполучить Зерна, чтобы оградиться от опасности, что не понял, как усиление ее способностей может усилить и опасность… Вот настолько…
– Подумаешь, – пожал плечами Марионеточник, – ну видит девочка чуть больше, чем надо, ну хранит все, что увидела! Тоже мне достижение! Чего Охотники так взбеленились?
Василий Петрович вскочил:
– Да неужели никто из вас еще не понял?! Способности Марины настолько велики, что если ее внутреннее хранилище не будет наполнено, то… Правильно! Там возникнет Пустота! Именно поэтому я отправил ее на поиски! Чтобы Пустота не проникла в нее, чтобы она постепенно заполнялась! А если она так и останется с огромной своей внутренней силой к сохранению, но без того, что можно хранить, то Пустота поглотит ее и будет настолько велика, что поглотит и все вокруг!
– Она, выходит… Охотник?!
Петровский дернулся, как от удара:
– Почти… Она не Охотник в привычном смысле… У нее есть Зерно. Но оно может мутировать… и опустошиться.
– Ты с ума сошел? – подскочил Марк. – Ты притащил к нам Охотника и заставил нас работать вместе с ним?!
– Да. – Василий Петрович оперся руками о стол, он дрожал от напряжения. – Я хотел, чтобы мы помогли ей, а она помогла бы нам. Я бы научил ее, как заполнять жажду! Я бы сделал все, что в моих силах! Кроме того, она должна уметь больше, чем другие, похожие на нее.