– Мы могли надеяться на то, что он просто уйдет, наткнувшись на невозможность проникнуть в наше хранилище, а то и попросту побоявшись подойти к кому-то из нас. – Баба Зина кивнула Хижаку, и тот оскалился. – Но Охотник оказался не так прост: он выяснил, чем мы обладаем, и стремится заполучить это. Девочка рассказала нам, что Охотник хвалился какой-то запиской. Должно быть, в ней он вычитал о загадке в нашем доме, очень может быть, что именно эта записка дает ему столько магии. Но с ней мы разберемся позже, сейчас важно не позволить Охотнику добраться до главного.
– Да что – главное?! – Русалка нетерпеливо всплеснула мокрыми пальцами.
– Эта девочка. – Василий Петрович посмотрел на Маричку и выдержал встречный взгляд.
Все глядели на нее с нескрываемым удивлением. Кое-кто так, словно только что заметил ее. Маричка расправила плечи, но волнение сквозило в каждом движении. Она дышала как будто через комок где-то глубоко в груди, а ладони вспотели.
– Она обладает особым даром. Она может не только принять у вас Зерно, но и сохранить его в себе, не потратив, а преобразовав в собственную силу.
Крошечные существа, подбиравшиеся поближе к Маричке, отшатнулись.
– И заполучив ее Зерно, Охотник сможет проделывать то же самое. Мы посчитали, что не можем просто прятать от девочки ее талант. Мы решили, что раскроем его постепенно. Начиная с альбомов и старых Зерен, которые утратили хозяев. Но потом появились Охотники, и нам пришлось действовать быстрее…
– Подождите. – Русалка пристально рассматривала Маричку. – Когда вы сказали, что она может принять Зерно, вы… вы хотели сказать, что она… она тоже Охотник?!
Маричка содрогнулась. Все ее существо в эту секунду разбилось на тысячи осколков, вырывающихся сквозь кожу: этого не может быть! Она не такая! Она – не Охотник!
– Она может им стать, – спокойно продолжил Василий Петрович. – Но не станет. Она не убийца. В ней нет столько пустоты. А как мы все знаем, убивает не отсутствие дара, а пустота. Охотники убивают нас именно пустотой. В ней ее нет.
– Но где же она тогда будет… хранить забранное?
– Она ничего не забирает, – резко перебила баба Зина. – Она принимает и преображает. Наполняет собой и может выпустить на волю.
– Откуда в ней это? – прорычал Хижак. Он щурился на Маричку и прятал кулаки в карманах шинели.
– Мы не знаем. Просто однажды я увидел, как она играет с фонарем, в котором живут наши маленькие светящиеся друзья. Она-то считала, что у Здравствуй проблемы с напряжением, но на самом деле сама тушила его и зажигала в тот момент, когда хотела этого. Я думал, у нее такой дар, работа со светом, но оказалось, что не только.
Маричка с открытым ртом слушала старика. Оказывается, он давно за ней наблюдал. Оказывается, не просто так приглашал на чай. Оказывается, Здравствуй… надо же… как это так? Это она такое умеет?!
– Она использует Зерна сама, делает то, чего мы не можем делать с чужими дарами.
Тут Маричка вспомнила про Габриэлло, так выручившего ее во сне Охотника. Выходит, это не он разрушил и изменил сон, а она сама…
– Но она не убивает.
Василий Петрович глубоко вздохнул, вышел в прихожую и выкатил ростовое зеркало. Установив его так, чтобы все могли заглянуть в него, он что-то пошептал раме, и зеркало затянулось маслянистой пленкой, задрожало и треснуло. Из сотен осколков вывалился Венецианец. Он стал как будто более блеклым, но в то же время и менее театральным, более живым. Он поднялся, сбросил с плеч зеркальную пыль и с ненавистью воззрился на Маричку. Тут же за его спиной возник Марионеточник, за секунду свил невидимую нить и закрепил узелок у того на затылке.
– Тише, тише, не обижай нашу маленькую девочку, она не знала – да и ты не знал, правда? – что можно просто забрать у такого мерзавца, как ты, возможность творить гадости.
– Он сказал, что девчонка просто много чего видит! Он сказал, что она покажет нам настоящий клад! А она… она лишила меня дара!
– Но ведь ты похитил ее! Что вы собирались сделать с ней после того, как она якобы покажет вам нечто?
– Просто выбросить на улицу. Зачем нам пустая девчонка?!
– Что он обещал тебе за это?!
– Сказал, что сможет вернуть мне мой Город, по-настоящему. Отправить туда, откуда я пришел! В мое время, из которого я был изгнан в эту богом забытую страну…
– И ты решил, что оно стоит души маленькой девочки?!
– Мне нет дела до девочек, я просто хочу домой! Я хочу домой. – Венецианец рухнул на колени и зарыдал.
Маричка сама не поняла, что делает. Она поднялась с дивана и подошла к Венецианцу, никто не препятствовал, все смотрели на нее во все глаза и боялись дышать. Маричка чувствовала, как в ней постепенно разливается неизвестное прежде тепло. Она видела, как в каждом из собравшихся горят и пульсируют их Зерна, она не понимала, как именно это работает, но в ней поселилась уверенность, что она узнает, стоит только прикоснуться к кому-либо из них. Маричка улыбалась. Она смотрела на рыдающего Венецианца с сочувствием. Она не убийца. Она все исправит. Она поможет ему. Она может ему помочь. Маричка села рядом с ним на пол, взяла один из осколков зеркала и коснулась плеча Венецианца.
– Посмотри на меня. Посмотри же. Я могу отправить тебя домой, если ты этого хочешь.
Венецианец глянул на Маричку. Губы его кривились, локти дрожали. Он не мог вымолвить ни слова, только кивнул. Маричка коснулась зеркальным осколком лба Венецианца, потом долго смотрела на отражение собственных глаз в нем, взяла еще один осколок и его острием срезала нить, закрепленную Марионеточником у затылка купца, расположила оба зеркала друг напротив друга, так чтобы одно касалось лба, второе – затылка Венецианца, и медленно выдохнула.
По комнате пронесся теплый сирокко, пахнуло морем и туберозами, где-то за окном закурлыкали голуби, а Венецианец широко улыбнулся и исчез в вихре серого тумана. Маричка обессиленно расслабила пальцы. Осколки зеркала рассыпались в искрящуюся труху. В комнате воцарилась полная тишина, никто не двигался, только духи города за окном чуть качнулись под порывом вылетевшего в форточку итальянского ветра.
Если когда-то Маричке хотелось сбежать и намертво забыть о случившемся, то сейчас уверенность, граничащая с отвагой, просыпалась в ней. Она чувствовала нарастающую силу и наполненность, которые вытесняли былую растерянность. Она глубже видела цвета, яснее – силуэты, ей нравилось вслушиваться в звуки, она не открывала глаз и слушала дыхание всех вместе и каждого по отдельности. При желании она могла бы описать, кто и как именно дышит, но желания у нее не было. Были усталость и тревожное чувство незавершенности. Маричка подняла взгляд и вздохнула на недоумевающие выражения лиц: она не могла им объяснить, что произошло и каким образом. У нее просто получилось. Это росло в ней, пока руки и губы не начинали двигаться автоматически, оно просто получалось. И это «просто» не тревожило Маричку, она ощущала его такой же частью себя, как ногу, нос или синюю тетрадку. Она уже не боялась. Но не потому что чувствовала себя непобедимой, а потому что приняла в себе то, что могло бы сделать ее непобедимой. Или хотя бы столь же сильной, как, например, баба Зина. Или Тень. Или Василий Петрович… Маричка больше не чувствовала обиды на них, только они помогут ей разобраться во всем и закончить то, что было так странно начато.
Первым заговорил Петровский, кашлянув, чтобы прочистить горло:
– Что ж, сейчас вы могли убедиться в том, что наша девочка и правда не совсем обычная.
– Она хотя бы контролирует то, что делает? – Капризный голос Русалки заставил Маричку подняться с пола и еще раз задать самой себе этот вопрос.
– Не знаю. – Маричка постаралась, чтобы ее голос звучал смелее, она все же робела перед всеми этими не совсем людьми. – До конца не знаю. Но кажется, хорошо чувствую, когда оно начинается. И начинается оно не просто так, а когда я очень этого хочу.
Василий Петрович с любопытством посмотрел на Маричку. Это был первый раз, когда она говорила абсолютно уверенно и спокойно. Первый раз, когда она не задавала вопросов, а ровно отвечала на них, в первую очередь сама для себя, а потом уж для всех сомневающихся. И ему нравились эти ответы. Он помолчал еще, глядя на сосредоточенно хмурящуюся девочку, позволил ей проанализировать происходящее, а потом мягко опустил руку ей на плечо:
– Пришла пора определиться с тем, что мы будем делать дальше.
Тут все словно проснулись. Маричка вырвалась из своих ощущений и мыслей, гул голосов то спадал, то поднимался снова, все говорили разом, обращались ко всем или только к тому, кто оказался ближе, Маричка вслушивалась в каждый из голосов, видела разрозненную мозаику, которая кусочек за кусочком складывалась в ее голове, а она только слушала и слушала, рассматривая носки своих кед, прежде чем хлопнуть в ладоши. Все замолчали.
– Я знаю, что нам нужно сделать.
Петровский с улыбкой посмотрел на нее. Раздражающее его фасеточное видение, переданное, очевидно, прикосновением, ловко трансформировалось Маричкой в умение объединить рассыпанное вокруг в одну картину. Он расправил плечи и приготовился слушать.
Видение притупляется только в редкие моменты полного штиля. Такого не бывало уже тридцать семь лет. Тридцать семь лет ни одной секунды он не провел без того, чтобы видеть причалы авианосцев, крейсеров, байдарок, яхт, фрегатов, лодок, танкеров и шхун. Проще, когда представляешь их всего лишь лодками, а не судьбами людей. Кому-то можно помочь, кто-то упрямо идет в поле водных мин, кто-то уже нашел тихую гавань, а кто-то только начал свой путь ко дну. И ни одной волны без флагштока. Вот и сейчас на одной-единственной волне вились самые разные суда, а порт все не показывался из туманной дымки. Все заволокло дождем и пеной, не пробить даже самым ясным взглядом. Что за толк быть Маячником, когда сам ты тоже в лодке?
Глава двадцатаяСтрашная сцена на сцене
Охотник с детской обидой осматривал театр. Он ведь мог перетащить девчонку в реальность, но ей удалось ускользнуть. И не просто сбежать под защиту Дракона сотоварищи (трусишка!), но и украсть одного из лучших помощников – Венецианца. Он был почти незаменим: так ловко прокладывал пути в зеркалах, так уверенно мог уболтать кого угодно, смог даже заманить девчонку… И что теперь? Придется все делать самостоятельно. С самого начала стоило все делать самостоятельно, а не надеяться на помощничков. Что ж, еще один остался. От него можно легко избавиться: он подскажет, есть ли на пути ловушки, потому что слишком отупел, чтобы не попасть в них. Странно, а ведь был почти близнецом ему, целеустремленным, жестким, так мечтал полакомиться Горгульей, что даже презрел запрет. А теперь… Переел? Отравили его? Никогда ничего не слышал о подобном… Охотник качнул клетку с полуживым стрижом, присел на один из кубов и задумался. Стоило решить, куда двигаться дальше. Торопиться