Примерно на третий год моей ударной службы в органах МВД, он как бы случайно нарисовался передо мной. Друг детства-блин.
Незаметно, как ему казалось, он прозондировал почву, оказалось, что я не лох-педальный, и что-то могу и вес имею, он стал набиваться ко мне в друзья. Мелкая «торпеда» на подхвате. Я с него тянул инфу, которую и так без него знал, балласт. Трусливый, жадный и тупой. Все тот же Фунтик.
Ну, тупой не тупой, а меня таки развел на помощь и втянул в этот «блудняк».
Я повелся на звонок по телефону:
— Слыш… я тут это…короче ты нужен.
Информация от него была всегда, как это у нас говорят, вторична. Оперативного интереса он не представлял. И если бы я только знал в чем дело… Хотя бы намек какой, в жизни бы не поехал. Но блин, друг детства.
Я, грешным делом, решил, что он или пьяный за рулем попался, или коллеги по труду ему за что-то предъявили…
Приехал. Увидел. Офигел (это так, мягко сказано).
Шарик навыделывался на Фунта в кабаке, при свидетелях. Тонкий душевный мир мелкого бандита не мог вынести таких оскорблений, и он не смог придумать ничего лучше, чем вытащить его прилюдно из кабака и посадить в свою машину.
По дороге, между двумя интеллигентами произошел спор, и в разгаре дискуссии, Фунт, ударил Шарика несколько раз по голове пудовым кулаком. После чего, привез его на пустынный берег реки, вытащил потерявшего сознания от таких впечатлений оппонента наружу, усадил на землю и как он сам видел в кино, примерно раз двадцать прищемил его голову и шею автомобильной дверью, от чего на двери образовалась приличная вмятина. После таких аргументов в дискуссии, водитель оперативной машины престал подавать признаки жизни.
Именно такую картину я и застал. «Десятка» с погнутой дверью, придурок Шарик, лежащий на земле и придурок Фунт, сидящий своей задницей на капоте автомобиля. И я, придурок, стоящий с открытым ртом и смотрящий на все это.
Думай о человеке самое плохое, и ты окажешься прав на счет него. Ну, во всяком случае не разочаруешься.
Эта подстава для меня специально! Конечно же! Если я кинусь помогать своему другу детства, я их, буржуинский! Меня просто замажут кровью, и я буду как последний дурачок плясать под чужую дудку.
Труп Шарика всегда может «всплыть» в самый неподходящий для меня момент. Но кто это ОНИ? Фунт — это плюнуть и растереть, а не серьезный пацан. Авторитетом у авторитетных людей он не пользовался. А может для меня и такой сойдет? А если я сдам Фунта? Оставлю в стороне моральную сторону происходящего. Формально, я поступлю, конечно, правильно. Да и не формально тоже. Во всех сторонах одни плюсы.
Так, стоп! Я начал параноить и утопать в хаосе своих мыслей.
Взгляд Фунта был каким-то детским. Словно ребенок, смотрящий на папу и взглядом спрашивающий: «что делать то?». Сейчас он как никогда напоминал маленького Фунтика. Толстого и розовощекого.
Вот только стоял этот толстячек над трупом человека, которого он только что убил. Убил целенаправленно, жестоко. И просил меня помочь ему избавится от трупа. Бред какой-то…
Отнял у толстяка пачку сигарет, закурил, и стал нервно ходить по берегу. Три шага вперед, резкий разворот на пятках и три шага назад.
— Ты батарею откуда взял? Тут нашел? — поинтересовался я.
Тот смущенно вытирал руки об карманы джинсов.
— Не. В магазине купил.
— В смысле? Съездил и купил? Вот прям сейчас? — я остановился и внимательно посмотрел на него.
— Ну да.
— Его оставил тут, а сам на этой машине в магазин уехал?
— А что он сбежит что ли? — и Фунт хмыкнул как идиот.
Глядя на мои вытаращенные глаза и рот, который открывался и закрывался без звука, как у рыбы, тот решил меня успокоить и пояснил:
— Я ж по-быстрому… Магазин на кольце знаешь? Во, там и взял. И сразу назад. По дороге торопился. Но вроде все чисто.
— Чисто? Ты дебил! — меня начало трясти.
— Сначала ты, уводишь за ухо Шарика у всех на виду из кабака и уезжаешь с ним на своем автомобиле. Затем тот пропадает. Потом ты оставляешь теплый труп на берегу и уезжаешь в город на том же автомобиле. Покупаешь в магазине чугунную батарею, кстати с окровавленными руками, и уезжаешь. Где Шарик? Никто не догадается!
Тот смущенно и виноватым видом вытирал руки носовым платком, стараясь убрать им кровь с костяшек кулака.
Отдышавшись и закурив новую сигарету, я опять спросил у него:
— Откуда ты прикол с батареей знаешь? С чего ты решил вообще его притопить? Что за дичь?
Тот, смущаясь, как ученик возле доски, шмыгнул носом, переступил с ноги на ногу и не поднимая головы ответил:
— В кино видел.
Я не знал, что мне сейчас делать. То ли рассмеяться нервным смехом как сумасшедший. То ли разрыдаться. То ли набросится с кулаками на Фунта и просто положить его рядом с уже холодным трупом.
Нет худа без добра. Теперь понятно, что это не подстава. Так сыграть Фунт не смог бы. Он действительно — дебил.
Я отказался, и в довольно грубой форме от всякой помощи в опутывании веревкой трупа. Я вообще к нему не прикасался.
— Ну а если бы я взял две батареи, что его, как бурброд?
— Чего?
— Ну я в смысле, его как колбасу, в середку надо было засунуть? Между двух батарей?
— Ты запоминаешь что ли?
— Да не, я так, просто…
Фунт, по моему требованию, обыскал карманы убиенного мента и напихал ему в штаны и в рубаху камней. Для пущего веса.
Он явно чувствовал передо мной вину. В глаза мне старался не смотреть, постоянно шмыгал носом и вообще, вел себя как нашкодивший ребенок перед строгим родителем, стараясь своим усердием загладить вину.
— Ну вроде все, — наконец сказал он, распрямляясь и кряхтением массируя затекшую поясницу. Умаялся бедный, по карманам шастать.
Уже порядком стемнело и сидел на капоте автомобиля, внимательно рассматривая творение трудов Фунта.
Ой — халтура!
Тот присел рядом со мной на капот, взял из порядком поредевшей пачки сигарету, закурил и через некоторое время спросил у меня: «Думаешь прокатит?».
Я горестно вздохнул и отвернулся в сторону. Многое я хотел высказать своему приятелю. Ассоциативный ряд для сравнений был огромен и замысловат!
Тот, верно, расценил и понял правильно мое молчание и так же горестно вздохнул в ответ.
Посидели молча в темноте на капоте, поболтали ногами как школьники младших классов. Затем я словно невзначай спросил:
— Ты Буратино помнишь?
— Книгу что ли?
— Ты еще и читать умеешь? Кино конечно!
— Ну…
— Так вот… Базилио, ты самый глупый кот на свете!
Фунт уставился на меня как баран на новые ворота.
— Топить ты его как будешь, без лодки? — спросил я.
Мы сидели в моей машине с распахнутыми настежь дверьми и пили водку из горла не чекаясь. Моросил противный, мелкий и холодный осенний дождь. Автомобиль стоял за городским парком в темноте аллеи. Редкие прохожие быстро переходили на рысцу завидев в недрах автомашины двух в дупель паяных типов. По характерным рожам, явно бандиты. Ну их…
Мы уже сумели дойти до той стадии опьянения, когда не замечаешь все происходящее вокруг, можешь разговаривать сам с собой и повторяешь одно и то же тупо смотря вперед. Я без особой надежды на то, что Фунт все выполнит в точности как я сказал, сотый раз, как мантру повторял этому дебилу, что он должен сделать и потом сказать, когда его я сам вызову на допрос. Тот согласно бубнил себе что-то под нос, пьяно мотая головой.
Шарика было абсолютно не жалко. Рано или поздно, что-то подобное должно было с ним произойти. И с Фунтом что-то наподобие случится. И со мной.
— Слыш, Фунт… А какая у меня кличка в детстве была? Почему у нас у всех как у собак или зэков в лагере клички, тут?
Поворачивать голову и смотреть на приятеля, сидящего на пассажирском сиденье, почему-то было очень трудно. И я спросил все это у «торпеды» автомобиля. А Фунт и есть «торпеда», так что разницы никакой. Меня почему-то это очень рассмешило. Но вместо смеха я издал только какое-то бульканье горлом.
Фунт, смотрел вперед осоловелыми глазами и пьяно, медленно промычал:
— Да ниче у тебя не было. По имени всегда был…
Сделал глоток водки из горла бутылки, стоящей у него между ног, затянулся сигаретой, выдохнул дым в открытую дверь и снова промычал:
— Ну это…не выделялся ты как-то… ничем. Пустой, что ли…
Снова отхлебнул водки из горла и продолжал:
— Но ты всегда… это…свой… был… Вот… всегда… тебя… уважал.
Я уже не слышал. Я провалился в тяжелый пьяный сон, уткнувшись лбом в руль.
****
Только лишь на следующий день, я осторожно вылез из окна первого этажа и стал искать способ перевернуть кусача на спину, чтобы добраться до спорового мешка на его затылке.
Руками это сделать совершенно не удавлось.
Перевернул его только с помощью черенка от совковой лопаты дворника, которую обнаружил возле мусорных контейнеров. Вскрыв споровый мешок на затылке у твари, при помощи обычного кухонного ножа, обнаружил в нем четыре спорана и одну горошину.
Фу, какое это было неприятное занятие!
Запускать пальцы руки во что-то … что-то… слов не подобрать. Какая-то паутина черного цвета, рыхлая и одновременно маслянистая на ощупь, хоть и следов противной жидкости на пальцах не оставляла. Потом перебирать пальцами, выбирая из скопления черных нитей спораны, размером с фасолину и горох, чуть крупнее настоящей горошины.
Все это время я воровато крутил головой и прислушивался, а ну как ни дай Бог… Второй пустыш, тот, что ползал с перебитым позвоночником, после встречи с кусачем, меня впечатлил своими выпущенными наружу кишками, от того, что на него наступила ступня кого то, явно немаленького. Все это произошло, когда я спал в мягкой бандитской постели Фунтика апосля приема ударной дозы алкоголя. Что это была за годзила, которая его раздавила, я даже представлять не хотел.
Извиняюсь виноват, я немного глуповат.
Мало того, что я оставил винтовку в доме, так я еще и не могу туда подняться. Тупо попрыгав, пытаясь зацепиться руками за проем выбитого окна, оставил эту затею. Сложив штабелями, друг на друга тела двух пустышей, я, издавая кряхтенье и другие неприличные звуки, я попал внутрь квартиры, подпрыгнув на трупах тех, кто еще недавно был людьми.