даже через шорты, но такие манящие. Стволы залиты свинцом, но это не мешает представлять себя солдатом.
Я понял, что снова плачу. Телевизор вместе с ведущей расплылся перед глазами. Сняв очки, я наощупь нажал кнопку на валявшемся на диване пульте.
Невнятные слова ушли вместе с погасшей картинкой экрана. В ушах шумит, словно море вернулось и монотонно накатывает волны, переворачивая мелкие камушки, пенится, а потом разрешает волне отхлынуть назад. Ненадолго. Вечно.
На кухонном столе снова лежало полотенце, из-под которого выглядывал край белого листка.
«Андрейка, дорогой! Скоро вернусь. Мама».
Кажется, я сел мимо табуретки. Отбил локоть о край стола, и ударился спиной. Но это ерунда… Я же знал, что она жива! Вот же записка! Как она всегда пишет, чуточку смешными печатными буквами, привыкла, мне в детстве по–другому прочитать было сложно, а потом Нине. Так до сих пор и пишет.
Вдох. Выдох. Надо только научиться дышать и все будет, как раньше. На плите стояли кастрюли, в мойке лежала стопка залитых пеной тарелок. Словно кусочек пляжа – там среди пену видны разноцветные от солнца камни, а здесь – несколько ложек.
Сердце сильно кололо, но было не до того.
Я поднялся с пола. Какой-то звук? Опять с улицы или действительно в дверь звонят?
А, нет… Это телефон. Опять сунул во внутренний карман, там их у куртки куча, мама специально мне выбирала, знает, как я не люблю носить сумки. Раньше всегда с рюкзаком ходил, но теперь уже не по возрасту.
– Андрейка, привет! – знакомой скороговоркой заговорил телефон.
Мама…
– …Приезжай ко мне, я соскучилась, сыночек мой любимый!
Я проглотил слезы.
– Конечно, мамочка! – почти закричал я. – Где ты сейчас, где?
– Ты знаешь… – тихо ответила трубка и замолчала.
Странно. Номер не определен.
Я с трудом повернулся, чтобы выйти из кухни. Теперь кололо уже под левой лопаткой, словно меня равномерно били шилом в спину.
Почему-то закружилась голова.
Вдох.
Где-то в сердце словно плеснули кипятком – от этого на мгновение стало очень больно, невыносимо, а потом сразу отпустило. Выдох не получался.
Я скоро приду, мама. Очень скоро приду к тебе, не скучай там.
Эскорт
Я живу среди вас – надо же мне где-то жить! Вот и снимаю квартиру в тихом центре, с видом во двор. Зрелище не самое интересное: разноцветные крыши машин, присыпанные по осенней поре листьями и асфальтовые дорожки вдоль палисадников. Тоска…
Впрочем, мне нет дела до вида – я редко подхожу к окну. Большую часть моего времени отнимают дела. Вы не поверите, сколько их, этих дел! На ваш миллионный город я единственный в своем роде. Одинокий сервисный работник с серьезными полномочиями.
– Тррреньк… – Это снова смартфон на столе. Хорошая была мысль отказаться от всего этого средневековья, неразумных птиц на посылках, мысленных образов и часто терявшихся курьеров. Чистая технология и никакой магии! Ну… Почти никакой.
«Улица Степана Разина, дом 12, квартира 2».
Первый этаж, судя по всему: это мне нравится. Никаких затяжных прыжков с крыши. Наверное, яд или вены – вешаются сейчас гораздо реже, чем раньше. Насмотрелись кино, сделали выводы. Некрасиво – язык вываливается, штаны мокрые. Так себе зрелище, я согласен.
Умная трубка, поняв, что получен адрес, послушно развернула карту навигатора. Мне, конечно, ни к чему, но спасибо. Польщен. Надо отключить эту опцию, когда вернусь. Я зажмурился и пожелал попасть по указанному адресу. Вокруг слегка похолодало, и я сделал шаг вперед, уже зная, что переместился.
Комнатка маленькая, еще меньше, чем на моей съемной квартире. Судя по игрушкам, выстроившимся на полке, детская. Приоткрытый шкаф, кровать, стол. На столе старенький ноутбук, открыт, работает. На экране неразличимый отсюда текст. Конечно, я мог бы и прочитать, но не сильно заинтересовался. Там все примерно об одном: больше не могу, простите–извините–похороните меня за плинтусом–я больше не буду.
Обычная человеческая чушь. Непонимание, возведенное в культ.
В окне виднелся двор, схожий с моим. Правда, любоваться приходилось не крышами машин, а их дверцами. Да, первый этаж. Я молодец – то ли почувствовал, то ли головой подумал: квартира номер два, не под крышей же? Интересно, где клиент…
Полка. Игрушки. Плюшевый набор смешариков и винни-пухов? Клиентка.
Я прошел к двери, без интереса заглянув по пути в шкаф. Да, платья-юбки. Угадал, призовая игра. А-а-а-автомобиль…
Через короткий коридор, больше похожий на насмешку над самой идеей коридора, виднелась кухня. Уронив голову на стол, там сидела девчонка. Судя по тоненькой фигурке и выпиравшим через майку острым лопаткам, совсем подросток. Я прошел и сел напротив, едва не свалив стоявший на тумбочке кувшин. Вся квартира для карликов, но кухня – особенно.
– Посмотри-ка на меня, прелестное дитя! – негромко сказал я сидевшей. – Ты живая еще, не придуривайся. Дяде с тобой пообщаться надо.
Она подняла голову и села прямо. Ну да, лет пятнадцать-шестнадцать, не больше.
– Вы кто? – не очень внятно спросила девочка.
– Я? Так, мимо проходил. Отравилась?
Девочка кивнула. Взгляд у нее был расплывающийся, словно сквозь меня смотрит. Понятное дело.
– Таблетки у бабушки взяла? Или выпила чего?
– У мамы… – так же невнятно ответила она. – Из сумки.
Это важно, ага. Из сумки. Оттуда оно значительно полезнее.
– Вы врач? – спросила девочка, снова глядя сквозь меня.
– Нет, – весело откликнулся я и положил ладони на стол, словно хотел сыграть на несчастном пластиковом уродце быструю гамму. – Я пришел узнать, зачем ты?
– Там… В комнате ноут, я все написала… – Говорить ей явно было уже тяжело.
– Так расскажи, мне – можно!
– А-а-а… Вы, наверное, ангел? – взгляд немного прояснился. Видимо, мысль для нее была свежей и сильной.
– Почему не бес? – ехидно поинтересовался я. – Ты же с собой решила покончить, грех это и все такое. Черт тут кстати.
– У вас лицо доброе, – простодушно вздохнула девочка. – И рогов нет. У бесов рога и нос пятачком, прости Господи!
Я откровенно засмеялся. Хороший ребенок, милый, только глупый.
– Открою тебе тайну, прелестное дитя: нет никаких ангелов. И чертей с рогами тоже нет. Я – сопровождающий, всего-навсего. Раньше нас называли эскортом, но теперь это слово такое… Неоднозначное. Так что – сопровождающий.
Девочка сидела молча, вглядываясь мне в лицо, словно искала там ответ на какие-то свои вопросы. Важные.
Потом решила одарить меня сокровенным знанием:
– А я – Наташа.
Чудесно! Вот теперь-то все изменится к лучшему и вообще пойдет на лад.
– Я тебе так скажу, Наташа: рановато ты к нам. Понятно?
Она послушно кивнула, не сводя с меня взгляда.
– Но тридцать семь таблеток – серьезная заявка, так просто не отделаешься. Придется тебе небольшую экскурсию устроить…
Я поднял ладони от столешницы и взял ее за запястья. Тонкие, как веточки. И кожа холодная. Резким рывком выдернул девочку из–за стола, одновременно вставая сам. Кухня вокруг нас растворилась в синеватой дымке, подул резкий ветер, немного потемнело. Как обычно, было ощущение полета, хотя это полная ерунда. Сколько раз уже проверял – не летаю. Однозначно, двигаюсь, но вряд ли вверх.
Под нашими ногами очутилась твердая, чуть неровная поверхность. По сторонам медленно проступали плохо оштукатуренные стены. Прибыли, я так думаю.
– Herr Fuehrer Block, haben wir ganz neu!
Точно, мы на месте. Характерное обращение к старшему по бараку, не промахнешься…
– Verdammt dieses Amt! Wir sind auf dem Boden und es gibt keinen Raum.
– Sieg Heil! Finden sie eine Ecke.
Ничего, разместите где-нибудь, не лайтесь.
– Вот что, Наташа… Поживешь тут немного, поймешь, за что держаться стоит, а что – суета сует. А потом я тебя обратно заберу, в сытые и спокойные времена. Ты даже и не запомнишь ничего, не переживай.
– Я… Не надо, я же хотела спро…
Не слушая, я отпустил ее руки и закрыл глаза. Раз-два-три, елочка, зажгись…
В моей комнате ничего не изменилось. Я поднял руку и посмотрел на часы. До вечера еще несколько клиентов, скорее всего, но сейчас есть несколько минут для отдыха. Работа у меня своеобразная, что и говорить. Конечно, можно было бы и прибрать Наташу сразу, в вечный покой, но она должна жить дальше. Так на облаках написано и в великой книге, которую никто не видел. Но девочка заслужила и то, как именно жить, сейчас и – потом.
Из-под часов и вверх к локтю по моей руке змеилась полоска цифр на память об Аушвице. Мы все заслуживаем то, что имеем.
Поверьте, мы все.
Ход тот мал
Антон шел по тропинке, загребая грубыми, не по размеру большими ботинками листву. Не шел даже, а брел. Точнее сказать – шаркал по лесу.
Сквозь сетку веток берез, осенними часовыми стоящих вдоль полоски земли, слева виднелось поле – голое по сезону. Вспахано было под пар, весной карантин, а потом… Так с прошлой осени и брошено, получается: год в топку. Унылая пора, очей… Да нет, с очарованием было туго. Хотелось побыстрее добрести до сторожки, сказать дяде Прохору, что его ждет председатель, выпить горячего чая – если предложит, конечно, и назад.
Поле все в ямах, видны оплавленные пятна земли, да и березы теперь не ровным рядом, есть в нем провалы, как в щербатом рту. Несколько повалено, обходить приходится.
А что делать – охота проходила и здесь.
– Кра! – неприятно резанув воздух, гаркнула с одной из веток ворона.
Шумно завозилась, сбивая вниз труху и наконец взлетела по своим птичьим делам. Антон остановился и, подняв голову, проводил ее взглядом, зябко потирая ладони. Ноябрь же, снег скоро ляжет, холодно. Ветер этот еще… Варежки бы, но вроде как рано.
– С-сука, – сказал он вслед птице. – Напугала, тварь!
На самом деле ворона – только повод выругаться, не в ней проблема. Да и напугать Антона с некоторых пор сложно, уж точно не птице это под силу. Когда появились охотники, а потом дичь, страшно было до одури, а потом… Потом притерпелся. Уснул душой, хоть и казался со стороны обычным деревенским мальчишкой – щуплым, лет четырнадцати на вид, в стеганой телогрейке, облезлом кроличьем треухе – сером, как та ворона, и в отцовских ботинках не по размеру.