– Я понял, – устало ответил он.
Никогда в жизни он так не уставал, как слушать это многоголосие. Да и жизнь ли это еще? Или просто в гаснущем сознании, в разбитой от удара о воду голове, порванных нервах и сломанном позвоночнике бродят, затихая, случайные токи, вот и мерещится невесть что. Дико жалко Юлю, каково ей будет, особенно теперь…
Голоса продолжали и продолжали, читая закольцованное сообщение, бесконечный скрипт, как спятивший робот какого-нибудь колл-центра. Но ни бросить трубку, ни заткнуть уши. Ничего не поделать. Или вечно слушать их, или…
Или согласиться.
– Со мной понятно. А кто будет в машине? – Спросил он, не надеясь на ответ.
Зря. Они ответили, хотя и не сразу, взяв паузу на короткий вдох, чтобы снова оглушить его, смять, растоптать своей массой.
– Михаил… Там будет Михаил. Это будет Михаил! В машине будет…
Имя как имя. Но почему столько злости, желчи, ненависти, презрения, раздражения и липкой тьмы в голосах, когда они произносили его.
– Я его знаю?
– Нет… Нет. Нет! НЕТ!!!
– Да уймитесь вы! Я согласен…
Его будто ударило током, одновременно дернув за ноги, принуждая вырваться из липкого безвременья и падать, падать… Все равно куда, там должно быть лучше, чем здесь.
Он плюхнулся в глубокий ковш сидения, едва не ударившись подбородком о руль.
Низкая посадка, полулежа, как в спортивной машине. Или почему – как? Судя по всему, это она и была: в полосу поляризованного стекла било солнце, впереди утробно рычал мощный двигатель, левая рука привычно шлепнулась на руль, украшенный посредине давно уже позабытым логотипом «Волга» – не эмблемой ГАЗа с зубчатой стеной, а именно металлическим шильдиком, как когда-тона «двадцать четвертых», на багажнике. Правая рука легка на странно короткий рычаг передач, ноги ощутили педали. Стас для проверки придавил правую, двигатель взревел громче, набирая мощность.
– Вот это цирк… – сказал он, перебивая мягко бормочущее радио.
– Громче? – спросила магнитола. Голос был приятный, женский, лишенный тех ноток синтетического идиотизма, которыми так раздражали китайские навигаторы.
Хм, «Волга»… А хозяин, видимо, шутник.
– Давай громче, – ответил Стас, ерзая спиной и устраиваясь удобнее.
–…к столетнему юбилею Великой Победы. Евразийский Союз направил в свою столицу, любимую Москву, лучших представителей вооруженных сил, передовую технику, отличников боевой и политической подготовки. Верховный правитель одобрил схему военного парада, представление военно-космических сил и голографический виртсалют, который состоится над памятником Последнему Спасителю Отечества. К другим новостям. С космодрома «Восточный–четыре» послезавтра стартует ракетоноситель «Аргон» с ключевым модулем, завершающим сооружение станции «Братья навек». Со стороны китайских товарищей получены гарантии отслеживания падения первых ступеней в пустыне Гоби для повторного использования в рамках Улан-Баторского пакта. Несмотря на протесты канцлера Южно-Европейского союза фройляйн Греты Туборг, совместная программа будет выполнена точно в…
Трасса впереди дорогу вообще не напоминала. Если бы не подсознательное ощущение скорости, знакомое каждому водителю: смесь шума двигателя и шуршания шин, мелких вибраций корпуса и легкой качки на амортизаторах, могло показаться, что Стас вообще сидит в дорогом виртуальном тренажере. Очень уж синевато–зеленое полотно, пожираемое мощной машиной, не походило на привычный асфальт, слишком чистые были обочины, да и пролетавшие навстречу автомобили были сплошь незнакомых моделей.
Хотя нет, вон приблизился и сразу мелькнул за спину явный «ленд круизер», немного непривычного, но узнаваемого дизайна, а за ним – КАМАЗ, из новых, со скошенной назад кабиной.
Не тренажер. Суровая реальность, данная в ощущениях, по которой он летит на скорости ближе к двумстам километрам в час.
– Тише, – сказал Стас и радио послушно притихло, шепча что-то дикторским голосом. Впереди увеличивалась на глазах прямоугольная туша фуры, украшенная сзади экраном – не прозрачное же это стекло через весь корпус, – на котором была видна трасса впереди длинномера.
– Ярко… Желтая… И не бояться! – сказал он себе под нос. Ему есть зачем жить дальше, а это далеко не все могут о себе сказать. Неправ отец: он вполне ответственный человек.
Взрослый.
Правильный.
И чтобы вернуться, готов умереть.
Фура шла тоже не очень-то медленно, сто пятьдесят, если на глазок. Встречная пока свободна, поэтому Стас сбросил газ, пристраиваясь за грузовиком. Если он все верно понял – а куда деваться! должен был понять, – до встречи с желтой машинкой и его обратного билета на мост оставалось совсем немного. Вот тогда он и пойдет на обгон, чтобы неведомому Михаилу было решительно некуда деваться.
А если он там не один? Да уж…
– Кто он хоть такой, этот самый Михаил… – вполголоса спросил он у низкого потолка, непривычно высокой, зализанной по краям торпеды и руля со странной эмблемой.
…явилось на небе великое знамение: жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд. Она имела во чреве, и кричала от болей и мук рождения.
Стас тряхнул головой.
Это уж точно – не радио. И не мысли вслух, хотя Евангелие он читал и именно эту фразу запомнил почти наизусть. Юля… Она имеет в чреве, он и бьется сейчас за возвращение.
Он за нее. Но тогда кто – против? Вот черт. Во что он вписался сейчас…
На экране, которым являлась задняя часть фуры, на встречной стало видно яркую желтую точку, словно солнце решило спуститься с неба и немного погонять по гладкой, ровной и прямой как стрела трассе.
В свое удовольствие.
Стас включил левый поворот и добавил газ, плавно обходя фуру, напряженно глядя вперед. Желтая точка росла, уже было ясно, что это – не солнце. Просто низкая машинка, мчащаяся навстречу своей гибели. У всего есть цена, у всего… У возвращения Стаса она тоже была.
Он стиснул зубы и добавил еще мощности. Двигатель взвыл. «Волга» рванула вперед как пришпоренная лошадь, так же как и скакун жалуясь вслух на жизненные невзгоды и людскую черствость. Фура мелькнула справа и отпрыгнула назад. Ярко-желтую машину можно было рассмотреть во всех подробностях, хотя именно этого Стасу делать и не хотелось.
Но не зажмуриваться же.
Интересен сам переход из этого мира в свой, привычный, к ошарашенному отцу, любимой жене, низкому серому небу и вечной сырости этой осени, к домам и деревьям левого берега, до которого еще идти и…
…и произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них, но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе. И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним.
Стас рванул руль вправо, не в силах сделать то, на что согласился.
Нет. Не такой ценой. Что бы там отец ни думал, а воспитал он его верно.
Бесы обещают. Бесы даже заплатят обещанное.
Но его сторона – другая.
Встречная машина промелькнула мимо, а вот его «волгу» закрутило от резких маневров на такой скорости. Что-то утробно рычало и билось под капотом, под ногами. Машина тоже хотела жить, как ему показалось. Он пытался удержать ее на трассе, но не мог, несмотря на падающую скорость. Откуда-то – уже не сзади, его крутило волчком, а сбоку, – с шумом придвинулась серая туша фуры, даже не скинувшей газ.
Раздался хлесткий удар, за которым на самом деле уже ничего не было, машина превратилась в раздавленную великаном консервную банку, но Стас все–таки увидел то, на что не обратил ни малейшего внимания при обгоне: надпись метровыми красными буквами на борту грузовика.
КОМПАНИЯ «КРАСНЫЙ ДРАКОН».
И морда.
И взгляд зеленых глаз из-под набухших как у застарелого пьяницы век. Головы дракона множились, обрастали несчитанными рогами, теперь-то все стало ясно. Проиграл ты, но и платить теперь не за что. На архангелов мало надежд, подумал Стас. Жаль, что…
…и сказал я архангелу: «Что сие, господин мой?» И говорит он мне: «Сие есть Ахеронтово озеро, внутри же его град Божий. Не всем дозволено войти в этот град, разве только покаявшись в грехах своих. Когда же человек покаялся и преставился от жизни, предается он Михаилу, и бросают его в Ахеронтово озеро, и уж затем приносит его оно ко граду Божию в соседство к праведникам.
Отец Стаса не мог идти, но шел. А куда деваться? Не звонить же невестке, чтобы в трубку быстро бросить: «Стаса больше нет». Водолазы МЧС ничего не нашли, полиция… А что – полиция, не им же нырять в реку.
Он был там.
И это его крест – прийти и сказать правду.
А вот домой лучше не возвращаться: мать может не пережить, сердце и так…
Двора в доме, где Стас с Юлей снимали квартиру, по сути дела и не было. Короткий грязноватый аппендикс, поворот с широкой улицы, мусорные ящики, проезд между домами, и дальше, через пять подъездов, – уже еще одна дорога. Стылое бесприютное место, хотя и сам дом неплохой, и квартира, скажем честно, получше, чем его собственная.
Он медленно, словно неся на внезапно сгорбившейся спине мешок с цементом, повернул с улицы в проезд. Уже темнело, окна квартиры – он специально глянул – светились, там, за шторами ничего не подозревающая Юля ждала, наверное, мужа. Готовила ужин. Или не готовила, по вечной привычке этой молодежи спешить, просто разогревала купленное по дороге.
И он придет сейчас и…
Ну, не убьет ее, у нее вся жизнь еще впереди. Слезы, траур, какое-то время пустоты, а потом выйдет снова замуж. Ничего страшного. Вот им с матерью жить дальше не за чем, а невестка прорвется. Даст Бог.
– Она его любит, Виктор Тимофеевич.
Отец едва не упал, остановившись. Опустил взгляд и уткнулся им в вихрастую макушку мальчишки лет восьми. Не по погоде легко одетый, парнишка лениво сбивал длинным прутом давно засохшие цветы в узком палисаднике.