Один за другим в мягкой темноте загорались огоньки – по всему побережью, в фермерских домах, коттеджах и амбарах. Вот зажегся вдалеке желтый квадратик окна. Вот замерцал фонарь на сеновале. Фары одинокого автомобиля осветили проселочную дорогу; машина проехала к главной дороге на Ланьон, и Вирджиния подумала, уж не Юстас ли это решил прокатиться в деревню, в «Герб русалки». Она гадала, заедет ли он их навестить и посмотреть, как они устроились, или будет дуться до тех пор, пока она первой не протянет ему оливковую ветвь. Вирджиния была готова и на это – ради удовольствия посмотреть на его лицо, когда он увидит, как здорово она управляется с детьми.
На следующий день все изменилось.
Ночью налетел ветер, и темные облака, которые вечером пухлым одеялом лежали на горизонте, теперь нависли над землей, закрывая солнце и проливая потоки дождя. Вирджиния проснулась под журчание водосточных труб и дробь капель на оконном стекле. В спальне было так темно, что ей пришлось включить лампу, чтобы разглядеть стрелки на часах. Восемь часов.
Она выбралась из постели и подошла закрыть окно. Доски пола под ним, там, где она стояла босыми ногами, были мокрые. Пелена дождя окутала все вокруг, сузив пределы видимости до каких-то нескольких ярдов. Казалось, что они плывут на корабле, заблудившемся в дождливом океане. Она надеялась, что дети не проснутся еще долго.
Вирджиния надела брюки и свой самый толстый свитер, сошла вниз и обнаружила, что дождь залил камин и потушил огонь; в гостиной было холодно и сыро. Там лежали спички, но не было лучины, в корзине оставались дрова, но не было растопки. Она натянула плащ и под дождем побежала к покосившемуся сарайчику, где обнаружила топорик, который явно давно не использовался и совсем затупился. На каменных ступенях крыльца, то и дело рискуя отрубить себе пальцы, она наколола лучины для растопки, потом отыскала бумагу, которой бакалейщик переложил их покупки, и зажгла в очаге огонь. Лучинки затрещали, выстреливая искры, дым сделал несколько попыток вырваться на свободу и заполнить собой комнату, но быстро смирился и потянулся в трубу. Она подбросила в очаг дров и дала пламени разгореться.
Кара встала, когда она готовила завтрак.
– Мамочка!
– Доброе утро, любимая!
Она наклонилась поцеловать дочь. На Каре были голубые шорты, желтая футболка и куцый пиджачок.
– Тебе не холодно?
– Холодно, – сказала Кара. Ее тонкие прямые волосы кое-где торчали дыбом, очки сбились набок. Вирджиния наклонилась поправить их.
– Тогда пойди оденься потеплее. Завтрак еще не готов.
– Но ничего теплее нет. Я имею в виду, у меня в чемодане. Няня больше ничего не положила.
– Поверить не могу! – Они уставились друг на друга. – То есть нет ни джинсов, ни плаща, ни резиновых сапог?
Кара покачала головой:
– Наверное, она решила, что здесь будет очень жарко.
– Да, наверняка, – мягко сказала Вирджиния, в глубине души проклиная няню. – В любом случае она должна была уложить ваши плащи.
– У нас есть курточки, но настоящих плащей от дождя нет.
Она выглядела такой обескураженной, что Вирджиния рассмеялась:
– Не беспокойся!
– Но что же мы будем делать?
– Поедем и купим вам одежду.
– Сегодня?
– Почему нет? Все равно в такую погоду ничем другим и не займешься.
– А может, поедем к тете Элис купаться в бассейне?
– Давай подождем, пока погода наладится. Тетя Элис не обидится. Она поймет.
Сквозь завесу дождя они поехали в Пензанс. На вершине холма лежал толстый серый туман, языки которого плавали на ветру, иногда между ними показывалась дорога, но потом туман снова смыкался плотной стеной, так что Вирджиния с трудом могла рассмотреть капот собственной машины.
Пензанс был затоплен дождем, потоками автомобилей и безутешными отпускниками, которых плохая погода согнала с насиженных мест на скамейках вдоль набережной. Они шлепали по тротуарам, стояли в дверях магазинов, бесцельно бродили вдоль прилавков, гадая, что еще им купить. Сквозь запотевшие стекла кафе и кондитерских можно было разглядеть, как они сидят, зажатые за крошечными столиками, медленно пьют, жуют, глотают – тянут время, стараясь отсрочить тот неизбежный момент, когда им придется снова выйти под дождь.
Вирджиния десять минут колесила в поисках места для парковки. Под дождем они обошли несколько улиц и набрели на магазинчик, где продавались рыбацкие плащи, гигантские резиновые сапоги до пояса, фонари и канаты. Там они купили джинсы для Кары и Николаса, и темно-синие резиновые сапоги, и черные плащи с прорезиненными шляпами, которые на их головах напоминали гасильники для свечей. Дети сразу же натянули плащи и шляпы, а остальные вещи им упаковали в пакет и обернули его коричневой бумагой. Вирджиния взяла сверток, оплатила чек и вышла на улицу вместе с детьми, которые двигались с усилием, словно роботы, в своих новых плащах, почти ничего не видя за широкими опущенными полями шляп.
Дождь не прекращался.
– Поехали домой, – попросила Кара.
– Ну раз уж мы здесь, может быть, купим рыбы, или мяса, или цыпленка? И у нас нет ни картофеля, ни моркови, ни бобов. Здесь где-то должен быть супермаркет.
– Я хочу ведро и лопатку, – сказал Николас.
Вирджиния сделала вид, что не слышит. Они отыскали супермаркет и влились в толпу покупателей, выбрали товар, отстояли в очереди, оплатили свои покупки, сложили их в бумажные пакеты и вышли из магазина.
Вода бурлила в дренажных канавах, потоками хлестала из водосточных труб.
– Кара, тебе не тяжело?
– Нет, – пробормотала Кара, клонясь набок под тяжестью мешков.
– Отдай половину Николасу.
– Я хочу ведро и лопатку, – сказал Николас.
Но у Вирджинии кончились деньги. Она уже собиралась сказать ему, что ведро и лопатка подождут до следующего похода в магазин, однако он поднял на нее страдальческие глаза под широкими полями шляпы, и Вирджиния увидела, как они наполняются слезами.
– Я хочу ведро и лопатку!
– Хорошо, мы все тебе купим. Но сначала надо будет зайти в банк и обналичить чек – у нас кончились деньги.
Слезы, как по волшебству, испарились.
– Я видел банк!
Они зашли в банк, где тоже стояла длинная очередь.
Дети протиснулись к обитой кожей скамейке и уселись на нее, как два старичка, уронив подбородки на грудь, а ноги выставили вперед под прямым углом, не беспокоясь о том, что могут испачкать других посетителей. Вирджиния дождалась своей очереди, достала банковскую карточку и подписала чек.
– Вы здесь в отпуске? – спросил ее молоденький клерк; его благорасположенность в столь напряженной ситуации приятно удивила Вирджинию.
– Да.
– К завтрашнему дню погода наладится, вот увидите.
– Надеюсь.
Красное ведерко и синяя лопатка стали их финальными приобретениями. Нагруженные, они пошли назад к машине – почему-то дорога все время забирала в гору. Николас, лупивший лопаткой по ведру, как по барабану, тащился следом. Вирджинии приходилось постоянно оборачиваться и дожидаться его, уговаривая идти побыстрее. В конце концов она потеряла терпение:
– Николас, давай же, поторопись!
Проходившая мимо женщина заметила плохо скрытое раздражение в ее голосе и оглянулась, неодобрительно смерив взглядом столь несдержанную, неуравновешенную мать.
И это было только первое утро!
Дождь лил и лил. Кое-как они добрались до машины, сгрузили покупки в багажное отделение, стянули с себя мокрые плащи и затолкали их туда же, а потом забрались в салон и захлопнули за собой дверцу, счастливые оттого, что им ничего не льется на голову и можно посидеть спокойно.
– Мам, – сказал Николас, по-прежнему барабаня лопаткой по ведру, – знаешь, что я хочу?
Вирджиния взглянула на часы. Был почти час.
– Поесть? – предположила она.
А я хочу вернуться в Уил-хаус, потому что там у миссис Джилкс уже готов ланч и накрыт стол, а в гостиной растоплен камин и лежат на столике журналы и газеты, и можно весь вечер читать их и ничего больше не делать.
– Есть тоже. Но еще я хочу что-то другое!
– Не знаю.
– Угадай! С трех попыток.
– Ну… – Она задумалась. – Хочешь в туалет?
– Нет. Не сейчас.
– Дать тебе попить?
– Нет.
– Сдаюсь.
– Я хочу поехать на пляж копать песок. Моей новой лопаткой.
Юноша из банка оказался прав в своих прогнозах. К вечеру налетел северный ветер и разогнал облака, обрывки которых унеслись далеко за пустоши. Кое-где проглянули клочки чистого неба, которые постепенно становились все больше и светлее, потом из-за облаков выглянуло закатное солнце и торжественно опустилось за горизонт, залитый малиновым и алым.
– Небо красное под вечер – пастухам пасти овечек, – сказала Кара, укладываясь в постель. – Это значит, завтра будет хороший день.
Так оно и было.
– Я хочу кукурузных хлопьев!
– Мы купим кукурузные хлопья, – сказала Вирджиния, и Кара достала листок бумаги и карандаш и добавила их в список, где уже фигурировали жесткие щетки для кастрюль, арахисовое масло и сахарная пудра, каминные спички, жевательный мармелад, сыр и хозяйственное мыло. Никогда в жизни Вирджинии не приходилось делать столько покупок.
Она отослала детей поиграть, а сама вымыла посуду после завтрака и поднялась к ним в комнату убрать кровати. В детской повсюду валялась одежда. Вирджиния привыкла, что у детей всегда чисто и прибрано, – только сейчас она поняла, что няня ходила за ними по пятам, подбирая и возвращая на место все, что они разбрасывали. Она собрала одежду, не разбираясь, грязная она или чистая, вытащила носок, застрявший в ящике комода, решила не обращать внимания на бумажный пакетик с парой слипшихся карамелек на дне.
Внезапно ей на глаза попалась большая кожаная папка для фотографий. Она принадлежала Каре, и няня положила ее в чемодан – неизвестно, с какой целью. С одной стороны Кара наклеила множество маленьких фотографий, большинство из которых сделала сама – пускай неумело, но с любовью. Там был фасад их дома, слегка искаженный; собаки, работники с фермы на фоне трактора; вид Кирктона с воздуха и несколько почтовых открыток. С другой стороны располагался портрет Энтони, сделанный в фотоателье: из-за яркого студийного освещения его волосы получились совсем светлыми, тень подчеркнула решительно выпяченную кв