Майкл оперся на подоконник, борясь с подкатившей слабостью. Мышцы задрожали в такт грохоту, и вдруг тот оборвался так же неожиданно, как и в первый раз. Горячий воздух мгновенно сделался неподвижным, чуть подрагивая, словно поверхность озера.
Майкл глубоко вздохнул и закрыл глаза. Происходило что-то серьезное, но будь он проклят, если понимает, что.
Он отпустил подоконник, заметив, какими влажными стали ладони, и вернулся к телевизору. Кнопка регулировки громкости по-прежнему нажималась. Остальные – нет.
«Оно изменяется, – с удивлением подумал Майкл. – Все изменяется прямо у меня на глазах. Что-то зарождается. И, боюсь, когда это произойдет, мало мне не покажется».
Майкл верил: что бы ни означало творящееся здесь, это всего лишь маленький отголосок чего-то грандиозного и, уж конечно, опасного. Судя по всему, скоро эта опасность доберется сюда, в Санта Ану.
Он возобновил поиски.
Новый раскат грома последовал уже пару часов спустя и сопровождался знакомыми эффектами. Майклу показалось, что на этот раз он длился дольше. Минут пять. Он старался не обращать внимания на грохот, продолжая методично обыскивать дом за домом. К трем часам дня он уже обыскал большую часть Пуэбло, включая кафе и продуктовый магазин, на который ушла уйма времени. Время утекало, и все гуще становилось напряжение, заполняющее воздух вокруг него.
Майкл не думал об опасности. Наверное, потому что не мог себе представить, в чем она заключается. Он просто действовал так, как считал нужным. Не позволял себе вообще ни о чем думать, но страх тонкими струйками все же просачивался, обвивался кольцами и пускал быстрые метастазы в мысли. «Ты не найдешь ее, – тихо шипел он. – Ты останешься здесь один. Совсем один. А когда не о ком заботиться, не проще ли сдаться? Разогнаться и крутануть руль – раз и конец!»
Майкл действовал бездумно, как робот. Время шло.
Солнце подобралось к противоположной стороне горизонта и оттуда равнодушно смотрело, как под аккомпанемент адских барабанов, покачиваясь, словно пьяный моряк, по пустынной улице заброшенного Пуэбло бредет одинокая фигура в пропитанной потом рубашке с ножом в руке. Волосы космами спадают на пустые глаза, а человек идет и идет, кажется, ни на что не обращая внимания.
Майкл попал в то самое воздушное течение, которое наблюдал из окна несколько часов назад. Сначала оно было слабым, просто едва заметная рябь, но по мере того, как гром нарастал, становилось все быстрее и быстрее. У него создалось ощущение, будто он оказался в кастрюле с кипящей водой. Майкл заставлял себя идти, не останавливаясь, а целый мир вокруг него исчезал, растворяясь в пропитанном враждебной мощью воздухе.
Он страшно устал, и ему было трудно дышать. Он пропустил один из домов, как уже пропускал раньше. Система поиска давно была нарушена. В голове тихо, но отчетливо мерцали слова: «…Поспешшши… Спешшши…» Все болело, все кружилось перед глазами и уплывало. Исчезало.
Когда, спустя четверть часа, вновь стало тихо, Майкл остановился, простоял несколько секунд, потом ноги его подогнулись, он опустился на колени, качнулся, как пьяница, и повалился на горячий асфальт.
Анна открыла глаза. «Я, наверное, умерла», – подумала она, попыталась пошевелиться, и тело неохотно отозвалось. Анна внимательно смотрела на свою ладонь, медленно выплывающую из темноты. Сердце забилось, разгоняя по жилам кровь. «Могу! Могу двигаться! Я могу выбраться!»
Она попыталась подтянуть к себе ноги, но ступни лишь чуть шевельнулись. Ощущение собственного тела возвращалось медленно – требовалось время. Анна с удивлением обнаружила, что голодна.
Она сжала ладонь в кулак. Руки были настолько бессильными, что разогнуть пальцы смог бы и годовалый ребенок. Расслабила ладонь. Снова сжала. Пошевелила пальцами ног. Снова согнула. Приподняла руку, сжала кулак. Разжала. Сжала.
Очередной раскат грома заставил Майкла прийти в себя. Страшно болела голова. Он смутно понимал, что получил ожог, пока лежал на раскаленном асфальте. В нарастающем грохоте он медленно, как раздавленная ящерица, пополз к обочине. Воздух снова начал сгущаться. Руки и ноги дрожали. Весь мир вибрировал на низкой частоте, грозя взорвать ему голову.
Майкл уже не думал об Анне, не думал о Пустоши, он хотел только одного – чтобы все это прекратилось. Не оставалось сил терпеть. Он был словно вырван из мира и брошен где-то на задворках вселенной, где нет никого и ничего, кроме грохота и движения, беспорядочного и хаотического перетекания океана энергии, на пути которого оказался человек – крошечная безвольная песчинка.
Постепенно грохот стих, но не умолк совсем. Где-то на самой периферии слуха, кожей и нервами Майкл ощущал его.
Он посидел на земле еще минут пять, медленно приходя в себя. Потом встал и, пошатываясь, направился к ближайшему дому.
Закусив губу, чтобы не заплакать, Анна медленно, по-пластунски ползла к двери. Встать она не могла: подвижность вернулась, но не было сил – руки и ноги сделались соломенными. На простые движения, которые любой человек совершает легко, не задумываясь, у нее уходила вся сила воли, оставшаяся в ее измученном сознании. От собственного бессилия хотелось кричать. Она была одна, в незнакомом темном подвале. Где этот подвал? Может быть, в Санта Ане, а может быть, и нет. Майкл. Увидит ли она его еще? Да вообще, жив ли он?
Пару раз она слышала отдаленный гром. Где-то там наверху начиналась гроза.
За те несколько часов, что она находилась в сознании, никто не пришел. Она не слышала больше ни шагов, ни стонов. Похоже, ее мучитель, чем бы он ни был, взял передышку.
Она продолжала медленно ползти, останавливаясь каждую минуту, чтобы передохнуть.
Майкл изо всех сил ударил ножом.
– Сука! Сука-сука-сука!
Стул, по которому он ударил, повалился набок. Майкл ходил по комнате и громил все, что попадалось ему на пути: стол, люстру, настенные часы. Все падало и разбивалось.
Двигалось.
– Выдыхаешься! Ты выдыхаешься!
Майкл бушевал, пока не почувствовал усталость. Подняв один из стульев, он сел на него и закрыл лицо ладонями. Потом поднял голову.
– Анна!
На миг воцарилась полная тишина, даже проклятый гул стих.
В полном беззвучии Майкл услышал слабое «тиктак» и повернулся на звук. Часы, которые он сбил с одной из полок, лежали в осколках стекла. Они еще работали. Секундная стрелка прыгала с деления на деление, издавая тихое «тик-так, тик-так». Он смотрел на стрелки, как завороженный, а в следующий момент мир взорвался.
Линда дремала, свернувшись клубком в задней части кабины, когда громкий звук заставил ее подскочить.
– Твою мать! – воскликнул Гораций.
Нарастающий гул, прерывистый, как удары парового молота, доносился с востока.
– Что это еще за хрень!
Линда облокотилась на спинку пассажирского кресла и посмотрела туда, откуда доносился грохот. Где-то далеко, почти у самого горизонта появилось черное пятно, похожее на грозовую тучу.
– Ураган? – спросила она.
– Не знаю.
Гомер взял рацию.
– Чарли, это Гомер, слышишь меня?
– Да. Слышу. У вас все в порядке?
– На востоке какая-то чертовщина. Вроде бы грозовое облако. Грохочет.
– Далеко от вас? – Голос Чарли звучал обеспокоенно.
– Да. Думаю, миль двадцать.
– Оно движется?
– Нет. Не похоже.
– Понял.
Снова прогрохотало. Линда вздрогнула.
– Черт, как мне это не нравится!
– Дайте мне Линду! – потребовал Чарли.
Гомер передал ей микрофон.
– Я слушаю, Чарли.
– Ты в порядке, сестренка?
– Да.
– Оставайтесь на связи. Не пропадайте.
– Не волнуйся.
– Я волнуюсь, Линда. Очень волнуюсь.
Снова раздался раскат грома.
– До связи, Чарли.
– До связи, Линда.
– Я вернусь.
Она отпустила кнопку и отдала микрофон Гомеру.
– Чем бы ни была эта хреновина, надеюсь, нами она не заинтересуется.
Анна пыталась устоять на четвереньках. Она находилась уже у самой лестницы, но, чтобы добраться до двери, ей придется встать. Тело слушалось нехотя, но ей все же удалось кое-как приподняться. И вдруг пол под ней закачался. Она упала. Раздался грохот. Он ворвался сквозь закрытую дверь, захватывая и заполняя собой темное пространство подвала. Анна повернулась на бок и подтянула ноги к груди. Так она и лежала, застыв, пока пространство вокруг нее раскалывалось…
…на части. Небо и земля исчезли, погрузившись во тьму. Грохот был настолько сильным, что все вокруг: дорога, дома, сам Майкл стали частью его. Стали звуком. Слабым писком в мощном победном реве.
«Вот и все, – подумал он. – Теперь точно конец».
Ничего не видя перед собой, он на четвереньках пополз вперед. Вокруг взрывались тысячи бомб, но даже сквозь этот адский шум он различал завывание ветра, свирепствовавшего снаружи. На улице. Или там, где раньше была улица.
Дом, в котором он находился, стонал и раскачивался, как лодка на волнах. Майкл полз, пока во что-то не уткнулся. Стена. Он прижался к ней, лег и закрыл голову руками. В таком аду даже думать было трудно. Его трясло.
Грохот еще усилился, достиг апогея, абсолютного насыщения, когда звук становится вещественным. Невообразимый рев стал новой средой, но не жизни, а смерти, новым состоянием вещества, непостижимым и…
– …зловещим.
– Зловещим?
– Ну да. Как обезьянье облако в «Волшебнике из страны Оз».
– А мне казалось, что ты уже выросла.
– Не смешно.
– Точно.
Раскаты далекого грома стали чаще. Они напоминали пульсацию огромного сердца, скрытого там, далеко на востоке, темным облаком. Гомер и Линда не отрываясь смотрели в окно. Отдельные удары грома сливались в сплошной низкий гул.
– Не хотел бы я там оказаться, – сказал Гораций.
У Линды екнуло сердце.
– Ты… – начала она, но в этот момент загрохотало так, что задрожали окна в кабине. Грузовик мотнуло.
– Господи боже Иисусе Христе мать вашу разэтак!