Она сходила в ванну, намочила полотенце и стала водить им по лицу сестры. Веки Софии дрогнули, и она открыла глаза.
— Анна?
— Привет. Как ты себя чувствуешь?
София нахмурилась.
— Хорошо. Да, хорошо.
— Голова не болит?
— Нет.
Она приподнялась на локтях.
— Что случилось? Где Брайан?
— Не волнуйся. Все хорошо, он спит у себя в комнате.
— Я хочу к нему!
София стала подниматься.
— Давай, я тебе помогу.
Анна помогла ей встать, и они вместе пошли в комнату Брайана. Увидев сына, София отпустила Анну и встала перед ним на колени.
— Брайан. Брайан!
Она легонько потрясла его за плечо.
— Он что, спит?
— Думаю, да.
София снова повернулась к сыну.
— Брайан!
Не открывая глаз, тот стал всхлипывать, как иногда бывает с детьми, которые еще толком не проснулись.
София обняла его.
— Не плачь, — прошептала она. — Проснись. Брайан, пожалуйста, проснись!
Он открыл глаза. Увидев мать, он обхватил ее руками и на этот раз расплакался по-настоящему. София прижала его к себе и тоже заплакала. Анна некоторое время смотрела на них, чувствуя, как у нее самой по щекам побежали слезы. Она не стала их удерживать.
Спустя несколько минут они успокоились. София усадила Брайана на колени, вытерла ему лицо и повернулась к Анне.
— Ты не знаешь, где Тревис? — спросила она.
— Нет. Думаю, он может быть в госпитале.
— Нам надо пойти туда!
Анна энергично затрясла головой.
— Ни в коем случае! Вы останетесь здесь! Я схожу сама, так будет быстрее.
— Спасибо!
София посмотрела на сестру, губы у нее чуть-чуть дрожали.
— Что с нами произошло?
Анна пожала плечами.
— Не знаю. Но я знаю, что все позади. Теперь уже — точно!
София прижала сына к груди.
Анна шла по улице медленно, словно человек, который никак не может очнуться ото сна. София была прежней, как будто ничего и не изменялось, как будто не было всех тех жутких несоответствий, которые превратили ее лишь в подобие той прежней Софии. И, казалось, она сама не знала, что была другой. Если это так, то хорошо. Просто отлично! Надо только забыть. Постараться забыть.
Она почти столкнулась с Тревисом, заметив его в последний момент. Он шел ей навстречу, и выражение на его лице было точно таким же, каким оно, наверное, было у нее самой.
— Тревис?
— Анна?
Он схватил ее за руку.
— Ты из дома? С ними все в порядке?
— Все хорошо, Тревис. С ними все хорошо. Они тебя ждут.
— Слава Богу!
Анна осторожно освободила руку из его хватки.
— Иди домой. Я скоро вернусь.
У входа в госпиталь лежали люди. По меньшей мере, дюжина. Между ними ходили солдаты. Анна смотрела, как они брали лежащих за руки и за ноги и несли к припаркованному рядом грузовику. Положив одного человека, они возвращались за следующим. Все это делалось почти в полной тишине, лишь изредка разбавляемой короткими фразами. Над одним из лежащих склонился врач.
— Анна!
Она подняла голову. Из окна на третьем этаже выглядывал Лайан. Увидев, что она его заметила, он замахал ей рукой. Анна ответила на его жест и пошла к дверям госпиталя, стараясь, по возможности, обойти тех, кто лежал перед ними.
Ее никто не остановил, никто не спросил, куда она идет.
Холл был почти пуст, лишь несколько человек сидели на складных стульях и тихо переговаривались. Анна миновала стойку регистратуры и подошла к лифту. Она уже поднесла палец к кнопке вызова, но передумала и стала подниматься по лестнице. Со второго этажа послышался шум и отрывистые выкрики, что-то звякнуло.
У двери в палату ее поджидал Лайан.
— Слава Богу, что ты появилась! Линда спрашивает о тебе уже полчаса, и я просто не знаю, что ей говорить. Я уже хотел пойти тебя разыскивать.
— Как она?
— В порядке. Нам крепко досталось, хотя, как я понимаю, не нам одним. Чертова пустошь!
— Не волнуйся, она нас больше не побеспокоит.
— Ты так думаешь?
— Да. Думаю.
Анна вошла в палату. Казалось, здесь ничего не изменилось с того момента, как она ее покинула. Линда и Чарли лежали на кроватях, а Гораций сидел у окна. Как будто все, что произошло за последние часы, было сном.
— Привет!
Она посмотрела на Линду.
— Ты цела?
— Да. Нормально. Я переживала.
— Не надо. Все хорошо.
Анна повернулась к Чарли.
— Вы в порядке?
— В полном. Ты не знаешь, что здесь стряслось?
— Может быть.
— Не хочешь рассказать?
— Не сейчас. Когда-нибудь, потом.
Гораций посмотрел в окно и покачал головой.
— Еще один, — сказал он.
Анна села на стул рядом с кроватью Линды и взяла ее за руку.
— Я посижу с тобой немного, а потом пойду к сестре. Она волнуется.
Линда кивнула.
Город тяжело пережил потрясение. Смерть собрала чуть больше ста жизней. В основном, это были старики и маленькие дети — те, кто оказался слишком слаб, чтобы выжить. Большинство из них умерло в госпитале, некоторые на улице или дома. По городу сновали машины и собирали тела. К тому моменту, когда Анна вышла, почти все они были перевезены на окраину.
Военные и врачи организовали несколько пунктов психологической помощи, но почти никто туда не обратился — люди просто возвращались домой. Они шли по улицам, медленно, как и Анна, глядя по сторонам, будто впервые видели свой город, удивленные и растерянные, как потерявшиеся дети. Анна шла среди них, подставив лицо теплым лучам солнца. Она улыбалась. Ни страха, ни сомнений не осталось в ее сердце: оно, как и сердца всех этих людей, было опустошено. Из них было вычеркнуто все: боль, радость, зависть, любовь — все, и сейчас, в этот самый момент, они наполнялись заново. Этим ярким днем, этим солнцем, этой свободой. Все прежние грехи были смыты, все эти люди родились заново, чтобы жить и уже никогда не стать прежними.
Дверь открыла София. Она стояла на пороге и, улыбаясь, смотрела на Анну. Рядом, обхватив ее за талию, стоял Брайан. Он тоже улыбался. Мгновенье спустя к ним присоединился Тревис. Он обнял их за плечи, и в его глазах Анна увидела то, что заставило ее улыбнуться в ответ, улыбнуться сквозь слезы, помимо воли текущие из глаз — это был покой, и любовь, и чистая страница души, на которой еще не было ни единой записи.
Ветер шевельнул их волосы и устремился дальше — мимо окон, мимо покатых красных крыш, столбов с натянутыми проводами — выше и выше — к небу, синему и безмятежному — ввысь.
ГЛАВА 44
— Как там Сэм?
— Спит.
Анна повернулась к мужу и улыбнулась.
— У него сегодня было столько впечатлений!
— Да уж! Кстати, Барбара ему явно понравилась.
— Весь в отца!
— О чем это ты?
Он подошел к ней сзади и обнял. Анна хихикнула.
— Что ты делаешь? А если они войдут?
— Пусть входят. Я имею право приставать к собственной жене!
— О, мистер Стивенс! Я еще не закончила мыть посуду, мистер Стивенс!
Она повернулась и брызнула на него водой.
— Ах ты…!
— На.
Анна дала мужу блюдо с фруктами.
— Развлекай их пока.
— Для тебя — все, что угодно, дорогая! Но если Курт опять начнет нудить по поводу налоговой системы штата, я сбегу из дома!
— Ты справишься, Дуг. Я в тебя верю.
Он дошел до двери и повернулся к ней.
— Не возись долго. Все-таки, это твой день.
— Я мигом.
Он вышел.
Анна быстренько домыла посуду и сняла халат. Под ним оказалось легкое красное платье, с глубоким декольте, от которого у Дуга всегда захватывало дыхание. Ей это нравилось. Со дня свадьбы прошло уже три года, а он все так же пламенно и нежно любит ее, как в самом начале. Не многие могут похвастаться этим. И не только этим. Что скажете о собственном доме в три этажа на берегу Чемплэйна? О новенькой «Тойоте» в гараже и «Мерседесе» Дугласа? Неплохо, правда?
Но самое главное сокровище Анны — двухлетний Сэм — белобрысый, как его отец, и красивый, как ангел, спал сейчас на втором этаже. Каждый раз, когда Анна думала о нем, ее сердце наполняла нежность, и даже хотелось плакать, потому что не верилось. Не верилось, что все может быть настолько хорошо. Как сбывшаяся мечта, как прекрасный сон, вдруг ставший явью.
Она улыбнулась своему отражению в зеркале и пошла к гостям.
С Дугласом Стивенсом, тридцатитрехлетним адвокатом из Бурлингтона, Анна познакомилась на ежегодном фестивале джаза, который проводился на острове Бартон, по ее мнению — самом чудесном месте на земле. Роскошь летней природы, дух веселого праздника и высокий, светловолосый красавец с бокалом шампанского в руке; темная вода озера, в которой отражались разноцветные огоньки, прикосновения его рук — так все и началось.
Их роман, вспыхнув, как факел, всего за две недели разгорелся до настоящего лесного пожара. Анна сгорела в нем, вся без остатка, а потом, словно мифический Феникс, возродилась снова, и что-то исчезло, что-то покинуло ее душу, отпустило. Дуглас — он смог это сделать, сделать так легко и без усилий, решительно перевернуть страницу ее жизни, и нет ничего удивительного в том, что на новом листе она, сжав рукой в белой шелковой перчатке перо, написала «Анна Стивенс».
Она переехала к мужу, и с этого момента в ее жизни начались счастливые перемены: они с Дугом стали работать вместе, и за последний год их доход составил почти миллион долларов; они купили дом, который больше походил на сказочный замок, чем на жилище; потом родился сын — самый прекрасный ребенок на свете — все, что бы они не делали, получалось. И еще — они любили друг друга.
Но была и тайна. Тайна, которую Анна привезла с собой и берегла от стороннего любопытства. От всех и даже от Дугласа.
Он пытался поговорить об этом, но получил такой решительный отказ, что разговор закончился, так и не начавшись. В прошлом его молодой жены что-то было. Несколько раз в год Анна получала письма из Нью-Мексико. Некоторые были от Софии Ватерс, ее сестры, другие были подписаны просто «Линда» или «Чарли». Однажды пришло письмо от человека по имени «Гораций». Письма Анна читала в одиночестве, уходя в свою студию. Не раз и не два она возвращалась оттуда с покрасневшими от слез глазами. Дуглас пытался расспрашивать ее, но Анна всегда уходила от ответа.