Вместо своего тела в регенераторе я вижу теперь другую картинку: женщина, напомнившая мне Миа, отчаянно хватается за макушку и молит меня достать что-то у нее из головы. Я крепче ухватываюсь за металлические цепочки.
– А когда персонажи умирают, происходит то же самое? В смысле, умирают во время игры?
– Иногда.
– Они осознают, что с ними происходит?
– Да.
– И тебе не противно работать на компанию, которая делает такое с людьми? Которая платит сотрудникам за то, чтобы они управляли каннибалами?
– Вертью… – произносит Деклан. И умолкает.
Мы сидим, качаясь на качелях, и наблюдаем за проходящими мимо людьми – за персонажами. Никто не обращает на нас внимания. А ведь в один прекрасный день любой из этих несчастных может обрести власть над собственным телом за секунду до того, как его мозг взорвется.
– Думаешь, они счастливы на реабилитации? – Спрашиваю я.
При звуке этого слова меня прошибает холодный пот, хотя никаких воспоминаний о реабилитации не осталось – если я вообще ее проходила.
– Их подвергают всем видам жестокости, какие только можно представить. Если бы в «Лан корп» не научились управлять телами персонажей, у них бы остановилось сердце.
– Значит, процедура неприятная?
– Хуже смерти.
– Ты говоришь так, будто сам ее проходил!
Какое-то время Деклан молча качается на качелях, потом произносит:
– Не проходил. Но я работал в центре реабилитации достаточно долго и знаю, как там все устроено.
– Можно это как-то остановить?
Деклан недоуменно приподнимает одну бровь, и я поясняю:
– Можно как-то уничтожить игры и прервать реабилитацию? Есть же способ заглушить сигнал нескольких чипов. Значит, должно быть средство… не знаю… разом освободить целую толпу персонажей.
А дальше что? Вернуть их сознание в «Пустошь», чтобы они боролись за выживание?
Деклан смотрит в землю.
– Не исключено, – говорит он, потом фыркает и добавляет: – Кто-нибудь из конкурентов «Лан корп» наверняка над этим работает.
– Надеюсь.
Надеюсь, они что-нибудь придумают до того, как Итана отправят на удаление. Я осознаю, что произнесла его имя вслух, только когда Деклан откашливается. Он закатывает глаза.
– В чем дело? – резко спрашиваю я.
– Почему его судьба тебя так волнует?
– Потому что он может умереть, если какой-то придурок решит воспользоваться своим правом от него избавиться.
Потому что я успела всей душой привязаться к голосу и доброму лицу Итана.
К личности Лэндона.
Деклан перестает раскачиваться и трясет головой.
– А ведь настоящий Итан, вполне возможно, ужасно неприятный тип. Может, он серийный убийца или невротик. Или пинает маленьких щенят.
– Может, я тоже.
Деклан пододвигается ко мне. Качели страшно скрипят, и от этого звука меня передергивает.
– Ты – нет.
– Я убивала. Много раз.
– Ты убивала, потому что тебя заставляла сидящая за дисплеем трусиха. Ты убивала, потому что у твоего геймера проблемы с психикой.
– И все же это делала я. Можно сколько угодно притворяться, но правды не изменить.
Деклан склоняет голову набок и молча меня разглядывает. Чувствую себя жуком под лупой. Закусываю губу и отворачиваюсь.
– Что? – Спрашиваю я.
– С этаким комплексом вины ты совсем себя замучаешь. Сделай одолжение – закрой глаза.
– Почему я должна…
– Просто закрой глаза и представь, что ты в другом месте. Где угодно, только не в «Пустоши».
Я закатываю глаза, но все-таки зажмуриваюсь. Внезапно я понимаю, что стою на карнизе между двумя окнами, прижавшись спиной к известняковой стене. Это точно не «Пустошь», хотя место кажется знакомым. Влажные ладони скользят по стеклу, в ушах стучит кровь. Вокруг творится что-то невообразимое: соседние здания в огне, а внизу, десятью этажами ниже, дерутся люди.
Я распахиваю окно и осторожно забираюсь внутрь. Не успеваю подумать, что теперь я в безопасности, как хватаю прислоненное к стене ружье. Мне откуда-то известно, что это снайперская винтовка. Опираясь на подоконник, я приникаю к ней и смотрю в оптический прицел. Потом выпускаю всю обойму в дерущихся на улице людей.
Перезаряжаю.
Стреляю.
Перезаряжаю.
Стреляю.
В грудь, в голову, в грудь.
Закончив, я захлопываю окно. Ветер теребит мои волосы – они в два раза длиннее, чем на самом деле. Я заправляю их за правое ухо – оно целехонько. Открываю рот, чтобы сказать об этом, но не могу произнести ни слова. А когда пытаюсь прикоснуться к своей коже, рука отказывается повиноваться.
– Вот видите! Я же говорила: мы вполне подходим для «Пустоши», – произносит моими губами Оливия. – Клавдия станет лучшей из лучших.
…Я открываю глаза; склонившись надо мной, стоит Деклан, он держится за качели, не давая им раскачиваться.
– У тебя испуганный вид. Я же просил не думать о «Пустоши»!
Я и не думала. Я видела другую игру, в которой была другим персонажем. Не знаю, воспоминание это или галлюцинация, вызванная всем тем, что обрушилось на меня в последнее время.
Надеюсь, я просто схожу с ума и разыгралось воображение. Иначе получается, что на руках у меня еще больше крови, чем я думала.
Глава семнадцатая
Мы едва успеваем вернуться в бар. Всю дорогу Деклан расспрашивает меня о том, что я видела, когда закрыла глаза. Однако я слишком запыхалась, чтобы отвечать. Я бегу со всех ног, так что сердце заходится в груди, бегу от воспоминаний о горящих домах и падающих на землю трупах. Меня не волнует, что Деклан остается без ответов. Зато у него будет, о чем подумать в мое отсутствие. Через тринадцать минут после того, как я опускаюсь в кресло рядом с дверью, Оливия заходит в игру. Что-то рано. Она ведь сказала геймеру Джереми, что вернется только завтра утром. В следующий раз буду наведываться к ней в сознание почаще. В следующий раз не позволю чувствам затуманить мне разум.
В следующий раз, когда Деклан велит мне подумать о чем-нибудь, кроме «Пустоши», не стану его слушать. Потому что стоит мне закрыть глаза, как я вижу падающих на землю людей, сраженных моими пулями.
Целых полтора дня я не получаю свободу дольше чем на пару часов. Наконец Оливия заговаривает с Итаном, который изучает свой инвентарь, хранящийся позади стойки:
– Я возвращаюсь в Колвас до завтрашнего вечера. Ты не будешь заходить в игру без меня?
С замирающим сердцем жду его ответа. После Оливии, Итан – главная моя помеха. Из всего клана он единственный следит за приходами и уходами моего геймера. Единственный станет задавать вопросы, если я вдруг исчезну. Если их обоих не будет в игре, я смогу столько всего успеть!.. Оливия заставляет меня положить руки на стойку. Я скрещиваю пальцы – по собственной воле.
– Хорошо, – Соглашается Итан.
Жаль, он не расспросил Оливию, зачем она едет в Колвас, мне бы очень хотелось узнать.
Итак, я получу свободу на сутки. Как только Оливия выйдет из игры, я просочусь к ней в сознание и выясню, ради каких таких важных дел она готова оставить игру.
Итан пересчитывает оставшееся вяленое мясо и бутылки с водой, и мы возвращаемся в сэйв, держась за руки и с улыбкой глядя друг на друга.
– Увидимся завтра, – говорю я. – В четыре.
– Буду ждать тебя здесь.
– И Лэндон… я буду по тебе скучать.
Следующие полтора часа я то и дело заглядываю к Оливии в голову: хочу быть уверена, что она не вернется в «Пустошь». Наконец она садится в черный поезд – такой длинный, что не видно конца. Он напоминает мне пулю. Вместе с матерью Оливия выходит в раздвижные двери на вершине небоскреба и попадает прямо в вагон. Когда она идет по узкому проходу, раздается механический голос:
«Приветствуем вас на борту аэротрамвая. Пожалуйста, пристегните ремни безопасности и ознакомьтесь с информацией, отправленной на ваш аку-планшет. Сегодняшняя поездка до Колваса в две тысячи восемьсот пятнадцать километров продлится примерно один час девятнадцать минут».
Почти три тысячи километров за час с небольшим! У меня перехватывает дыхание. За то время, что я прохожу восемь-девять километров, Оливия может добраться куда угодно.
Сидеть рядом с мамой Оливия отказывается. Она занимает место на другом конце вагона и активизирует на планшете опцию, которая позволяет ничего вокруг не видеть и не слышать.
Ремень безопасности она не пристегивает.
Весь этот день и часть завтрашнего полностью принадлежит мне и скрывающемуся в подвале парню.
Остальные отправились в набег. Ушли еще час назад. Если я хочу выбраться из бара до их возвращения, надо поторопиться. Я собираю сложенные в углу «глок», патроны, нож и рюкзак. Потом умываюсь в туалете и надеваю другие джинсы с футболкой, такие же заношенные, как предыдущие. Одежды у меня мало, и Оливия заставляет меня подолгу носить одни и те же вещи. Эти по крайней мере чистые. Заталкиваю грязную одежду в рюкзак – постираю, когда вернусь, – и выскальзываю из сэйва.
Когда я прохожу мимо Итана, моя рука на секунду касается его плеча.
Деклан уже ждет: сидит за столиком в баре и прихлебывает воду из фляги. При виде меня он улыбается – наверное, совсем одурел от одиночества.
– Похоже, до завтра ты вся моя.
Его радостный тон мне не нравится. Укладывая в рюкзак бутылки с водой, я оборачиваюсь и бросаю на него испепеляющий взгляд.
– Подслушивал, значит?
Выходя из укрытия, Деклан нарушает собственные правила. А вдруг вернется кто-нибудь из членов клана? Или все разом? Что нам тогда делать?
С другой стороны, даже если вернутся, что с того? У Деклана всегда под рукой электрошокер – они и двух шагов в его сторону сделать не успеют.
Меня передергивает, и я роняю пластиковую бутылку. Она катится по деревянному полу, но Деклан останавливает ее пяткой. Я наклоняюсь, чтобы ее поднять. Наши глаза встречаются, и Деклан мне подмигивает.
– Я слышу почти все, что здесь происходит.
Отличный способ вогнать меня в краску.
– Прежде чем идти, надо перенести его, – добавляет Деклан и указывает сначала наверх, потом на ведущую вниз лестницу. – В подвал.