– Хватит меня преследовать! Я уже проклинаю тот миг, когда решил помочь тебе! – сказал я почти правду.
– Ну чего ты, Леград! – позади удивились моему рыку.
– Хватит за мной ходить хвостом и канючить! – Я бросил взгляд по сторонам. – В конце концов, нас увидят!
– Да никого здесь нет! Ну помоги мне! Ну ты же мой учитель!
Я скрипел зубами и хотел не только рычать, а ещё и пустить в ход зубы. Поддался своей слабости, сделал доброе дело для семьи дяди Ди. Рассказал этой девчонке всё, что знал, всё, о чём додумался сам и до чего дошёл своим трудом. Куда девалась та, пусть захлестывающая меня своими эмоциями, но умная девчонка из-под обрыва? Она будто снова головы лишилась и вбила в себя очередную глупость. Про учителя. И постоянно донимала меня вопросами, которые лишь поначалу были хоть чуть умны и по делу. А затем быстро скатились в русло одних и тех же повторений. А потом она вообще исполнилась уверенности в пользе совместных тренировок.
Ее путь к этой идее был столь же извилист, как и к прошлой необходимости ходить на тренировку на площадь. И эта площадь снова была в цепочке её рассуждений! Интересно, создатель трактата «Инструмент» вообще сталкивался в своей жизни с людьми, столь извращенно относившимися к его труду? Или его законы рассуждений и выводов относятся только к мужчинам?
В целом и общем, Дира провела параллель между понятиями «учитель» и «тренировка», «ученик» и «проклятая тренировочная площадка». Затем соединила эти два допущения и огорошила меня новостью, что отныне будет заниматься поглощением энергии и своим возвышением только со своим учителем. Потому что так Возвышение происходит быстрее! «Где, где та умная девчонка, которая говорила мне о страшной тайне? Стоп! А это идея! Она, конечно, вряд ли Ракот, но всегда есть верный способ добавить ума глупому, который прошлый раз прекрасно на ней сработал».
– Ну, давай я приду сегодня вечером и мы вместе будем заниматься Возвышением!
Я остановился, увидев искомое.
– Что? Ты согласен?
– Ага, ну-ка, иди сюда, – я поманил её жестом, не оборачиваясь, зная за вчерашний день, когда она преследовала меня по всему двору, что она не отстанет от меня дальше пяти шагов.
Я распахнул дверь, сделанную из стеблей драконьей травы, низкого сарая возле загона. Здесь у Котила хранятся инструмент, вёдра, куски солонца, всякая непонятная хрень, которую ему жалко выкинуть и сжечь, иногда он сюда загоняет молодых самцов перед убоем. Отсюда я как раз и украл тогда шкуры. Но сейчас здесь точно никого нет. А вот пара крепких ремней есть. Я дёрнул дверь обратно, и она, повиснув на кожаных петлях, прикрыла нас от возможных взглядов. Затем смерил Диру, не переставшую болтать языком, многообещающим взглядом и стёр с себя печать. Дира, все же начала догадываться, что всё это неспроста, когда я взял в руки тот ремень, что был без узлов и выглядел поновее и помягче. Я же не зверь. Но было уже поздно. Стальной рукой Возвышения седьмой звезды я прижал её к стене и в воздухе просвистел первый удар.
– Хватит рыдать, – я с улыбкой, испытывая душевное облегчение, глядел на сидящую на корточках в углу Диру.
– Ты меня выпорол! – сверкнуло и обожгло злостью из-под челки синим взглядом. – Я всем расскажу! Маме своей расскажу!
Не верю, подумал я, почти ощущая, как в тяжелой голове лениво, словно против течения, движутся мысли. Идея вбить в нее ума через пятую точку была просто великолепна. Это доказал уже первый удар. Если, когда я схватил ее, Дира начала орать, а получив его, вообще перешла на визг, то потом резко замолчала и все остальные удары только тихонько вскрикивала. Невероятный прогресс за эту неделю, когда она меня даже не слышала, заглушая своей болтовней. Вернее, она не слышала мои доводы и убеждения, живя в своём очередном выдуманном мире, который не задевали мои слова. Зато теперь я снова вижу перед собой ту самую умную девчонку, которая за краткий миг оценила мой уровень возвышения.
– Итак. Повторю еще раз, – для большего веса своим словам я хлопал ремнем себе по ноге, отмеряя фразы. – Всё, что я знал, я тебе рассказал. Теперь всё зависит от тебя. И перестань меня преследовать! Я только встал на ноги, а ты хочешь, чтобы меня в чем-то заподозрили и снова попробовали убить? Теперь всерьёз…
– Я не хотела, – Дира заблестела глазками, которые теперь казались почти черными и были полны слез.
– Я тебе уже не верю, – я покачал головой. – Ты что творила все эти дни? Почему ты не слышала моих слов?
– В наставлении сказано, что нужно всегда у учителя спрашивать, если сомневаешься в прогрессе, – Дира, словно мелкая Лейла, показала мне язык, заставив в изумлении вскинуть брови.
– Ах, какая умная девочка! – я тоже всплеснул руками, как умилённый родитель. – Выучила наизусть! Какие умные слова запомнила! А что же ты не выучила то, что написано дальше? Чтобы учитель проверил духовным зрением! Им даже Мастера не обладают!
– А вдруг ты обладаешь? – Дира поднялась на ноги и, потерев место наказания, сделала шаг ко мне.
– Так, Дира! – Я швырнул в неё ремень. – Я вижу, что мозги тебе снова отказывают! Не подходи ко мне! Я сам буду искать с тобой встречи и иногда проверять тебя, раз уж я учитель. Надеюсь, ты перестанешь витать в облаках. Но если ты снова меня ослушаешься, то сегодняшняя порка покажется тебе легким ветерком перед бурей! Клянусь небом!
Дверь только хлопнула о стену, едва не рассыпавшись, за неразборчиво шипящей Дирой, которая просто вылетела из сарая. И этого человека я еще недавно хотел просить привести ко мне Тукто! Я обхватил покрепче голову, которая начала болеть и немного кружиться, наверное, от злости. Где был мой разум, когда в нём промелькнула эта мысль? Она и сама по себе глупа. Незачем им вообще знать друг о друге. Так меньше для меня опасности. Она и так с этой Дирой опять закрывает надо мной небо. Грозит засыпать меня с головой и похоронить.
Я, вернув на себя печать, вышел из сарая и снова скорбно, не спеша, стуча себе по ноге ведром, поплелся на берег реки. Неприятно чувствовать себя больным, но иного выхода нет. И так я слишком быстро выздоравливаю, по мнению Ормы. А ведь я сегодня всего второй раз снимаю с себя печать после падения. Можно считать, что, несмотря на ограничения, моё тело всё же значительно крепче, чем у настоящей тройки. Что-то во мне при Возвышении улучшается необратимо. Не могу сказать, что эта мысль меня ужасает. Она меня, напротив, радует. Как показала жизнь, ходить под ограничением там, где тебя не любят, опасно для здоровья.
А есть здоровье, нет здоровья, а дела вместо тебя делать никто не будет. Это я такое надумал, когда вчера бока болеть на шкурах начали. Так что я сегодня решил, что хватит Рату меня замещать в хозяйстве и пора хотя бы воду носить самому. Иду вот, чёрные песчинки от глаз отгоняю и пытаюсь понять, с чего это мне в голову такая гордость ударила? Пока дома лежал под печатью, то всё было неплохо. А вот теперь, еще и половины пути не прошёл, а чувствую, что мне бы нужно срочно присесть, что-то всё нехорошо так кружиться начинает. Где тут заборчик пониже?
Ой, дурак я! Это я сейчас, выходит, попрыгал по сараю в полную силу, сам себя потряс основательно, как будто земляной орех в крынке чистил, а затем снова на себя печать наложил. Хорошо, что тем вечером ни с кем сражаться не пришлось. Похоже, я только в мыслях и был на это способен. Зря мама надеялась на меня. Ой, как хреново-то!
Последовавшее дальше я с чистой совестью снова мог списать на небо, которое опять подталкивало меня к действиям. Чем другим считать то, что когда через десяток шагов я всё же свалился на землю, то через несколько секунд об меня споткнулись. И неудачником оказался Тукто.
– Э, Леград, ты чего здесь на улице забыл?
– Буэ-эээ, – единственное, что я смог ему ответить.
– Гребаное дарсово подхвостье! Леград, ты чего? – слушал я испуганный голос над собой. – Что с тобой?
– Ой, плохо мне, – ответил я чистую правду, наблюдая, как надо мной кружатся цветные облака, сеющие чёрный песок, а среди них мелькает лицо Тукто. Может, ну её, к дарсу, эту скрытность? Я, кажется, сейчас загнусь, тупой джейр. На кой хрен мне эта лично налитая вода в рукомойничке нужна?
– А ну, держись за меня. Дарсово дерьмо! Это что, твоё ведро? Ты за водой собрался, что ли? Идиот!
– Ага. Полностью с тобой согласен, – я не решался кивнуть, ощущая свою голову как до краев полный жбан – как бы мозги не пролить. – Тукто, помоги до дома вернуться, а?
– А я тебя куда тащу? К реке, что ль? – удивился пацан. – Чтоб ты там сдох на глазах Шиго и он начал танцевать от радости?
– Да кто тебя знает, куда ты тащишь. Я так вообще не вижу что передо мной… – Я покрепче ухватился за Тукто и с этой опорой всё же дотянулся до печати, снимая её.
Что-то мне это головокружение и метель крупных чёрных песчинок перед глазами совсем-совсем не нравится. Вроде ничего не болит, а голова тяжелая, как камень, и что-то меня руки-ноги с каждой секундой всё хуже слушаются.
– Дарсово отродье, ты смотри, не сдохни у меня на руках! – коротко засмеялся Тукто. – А то твоя мать меня прибьет.
– Ты-то тут при чем?
– Да она тогда так орала на Кардо и грозила всем карами за тебя, что всё может быть.
– Не, – я не спеша покачал перед собой рукой, уже не так опасаясь растрясти голову, которая вроде становилась легче, – она добрая, просто достали.
– Да, хорошее слово, обтекаемое, – согласился со мной Тукто. – Достали.
– Не бери в голову, – посоветовал я ему, разобрав в его голосе уже знакомые мне странные нотки. – Далеко там ещё?
– Да уж не близко, – огрызнулся Тукто. – Как ты вообще сюда добрался?
– Ногами.
– Ой, дурак ты.
– Дурак, – согласился я, но уточнил: – Был.
– Был? – Тукто засмеялся уже в голос. – А теперь?
– Теперь поумнел.
– Так только в сказках бывает. Был дурак, вдруг бах! И умный. Ты же не в сказке? – уточнил Тукто.
– Ой, так хреново в сказках не бывает.