Охранник поднял копьё над головой, атакуя короткими быстрыми тычками в голову и грудь. Я снова и снова отскакивал назад, лишь раз попытавшись нанести встречный удар в его руку, сжимавшую древко. Калги невозмутимо шагнул ещё ближе, закрутил своё копьё вокруг моего, я едва сумел вырвать попавшее в оковы оружие и нанёс удар в голову. Туда, куда целил, охранник не попал, но тут же превратил неудавшийся тычок в секущий удар слева вниз. И рассёк мне второе плечо. Я невольно вскрикнул и отскочил, зажимая глубокую рану. Калги ухмыльнулся, с его лица исчез страх, и, схватив копьё за самый конец древка обоими руками, он размашисто взмахнул им, пытаясь разрубить мне ноги. Я отпустил плечо и подставил на пути его копья своё оружие, уперев его для надёжности в сухую землю. Раздался очередной треск, но древки выдержали. Я на миг бросил взгляд назад. Моё постоянное отступление приблизило меня к высокой траве. Ещё десяток шагов, и на очередном прыжке я наверняка упаду, споткнувшись. Вправо!
Его подвело Возвышение. Его чистота. Он был очень опытен, что бы про него не плел старик, и каждый из его ударов мог стать последним для меня. Но я был быстрее. На малую долю. Даже этого хватало, чтобы увидеть начало его движения и успеть отступить, а иногда и ткнуть копьём в ответ. А небо было за меня. Мы почти завершили круг, вернувшись к фургону, а я так и не споткнулся. Тяжело было первые три десятка быстрых, словно бросок гадюки, ударов. Если бы я начал эту схватку, имея на одну звезду меньше, то умер бы от первого же удара, отточенного в тренировках. Но я терпел в своей мести до последнего. Мы были равны, но я был чуть лучше. А затем я, словно опираясь на блеск вражеского наконечника, мелькающего перед глазами, поднялся над противником, и его движения замедлились, как змея на ночном холоде дождливого сезона. Это был не прорыв, на который я надеялся, нет. Я не ощутил в себе новой силы. Но мои движения стали чуть быстрее, а глаза легко различали малейшее движение Калги, раскрывая передо мной все его атаки.
Я перестал отступать на два-три шага каждый его удар, упёрся ступнями в горячую землю и отвёл следующий десяток атак так, как он меня только что сам научил: где быстрым щелчком по древку возле наконечника, где закручивая своё копьё вокруг его, где грубым, размашистым, всё сметающим отбивом. Выходило грубо, нелепо, не всегда удачно. Но выходило. И теперь, пятясь по высыхающей траве, отступал Калги. Хотя я и обзавёлся ещё четырьмя ранами, расплатившись за уроки. А затем я повторил ту его атаку, что стала самой опасной для меня за всю предыдущую схватку. Начал атаку уколом сверху в руку, шагнул ещё раз и перевёл её в секущий снизу вверх.
Калги купился на обман, начав уводить руку назад вместо очередного отступления. А поняв ошибку, успел лишь дёрнуть своё копьё, пытаясь отбить мой удар. Но не успел. Я почувствовал только небольшое содрогание, прошедшее от острия по древку к рукам, а противник уже падал на землю. Морщась от кровавого результата своего удара, я сделал ещё два шага и пробил копьём горло, обрывая мучения охранника с разрубленным лицом.
– Кто ты такой? – Вират сидел на передке фургона, губы его побелели и дрожали.
– Старик, говорят, годы назад ты был девятой звездой. – У меня тоже были вопросы. – Возьмешь хотя бы сейчас в руки оружие? Попытаешься выиграть жизнь?
– Жизнь? Кто ты такой? Что тебе от меня нужно! – Старик попытался забраться в фургон, но от волнения не смог развязать шнуровку на створе и лишь дёргал её, не в силах даже порвать. Да, девятой звездой он был очень давно.
– Ответы. Мне нужны ответы, – я дёрнул старика за одежду, сбрасывая его на землю.
– И что? Ты их получишь и уйдешь, оставив меня в живых? – торговец захохотал, захлебываясь всхлипами.
– Нет, конечно, старик. Но знаешь, когда мой отец лежал и умирал, то сын твоего компаньона… – Я остановился и уставился в глаза старику. – Это так правильно называется? Я про Кардо.
– Д-да, – выдавил из себя торговец, перестав смеяться и снова начиная дрожать под моим взглядом.
– Так вот, его сын понял, что отныне я беззащитен, и показал мне всю полноту своей ненависти. И одной из его первых шуток надо мной была история про то, что муравьи делают с мясом, брошенным на их дом. Только в его шутке место мяса занимал я. – Я остановился и достал нож. – Знаешь, уткнувшись носом в муравейник, я слушал, как сын Кардо бахвалился надо мной, что стоит пару раз чиркнуть ножом, и руки с ногами становятся бесполезными. А муравьи бывают очень недовольны непрошеным гостям. Ты ведь видел большой муравейник пять минут назад? Вы его ещё так старательно объехали?
К счастью, старик сдался быстро. К счастью, потому что мне не пришлось выяснять границы своей ненависти. Узнавать хватило бы её на то, чтобы воплотить в жизнь свои угрозы. На моих руках осталась только кровь мести за отца. Да, зелье действительно было совсем не то.
Глава 23
– Мусор!
Обычно после приготовления ужина я сидел во дворике под навесом, который соорудил после истории с Чёрным грибом. Пусть я и наглотался вкусного запаха от тушёного мясного корня с зеленью и настоящим, даже свежим мясом, для аромата, но есть хотелось страшно. Я снял пробу на соль и готовность, приглушив на время своё чувство голода. Но всё же это совсем не то. Для себя я отварил кусок мяса и тыквы. Мне крепко запали в память слова Орикола, которые он сказал, когда осматривал меня в проверке на Возвышение. «Как будто ел одно мясо».
Я проверил их, и действительно, съедая здоровый кусок мяса утром и вечером, у меня оставалось достаточно сил, чтобы вести свою обычную жизнь. Дважды в день бегать к Чёрной горе и не только, сражаться со Зверями, работать со шкурами, делать домашнюю работу. И при этом оставаться худым как щепка и быть постоянно голодным. Сейчас на мне не хуже, чем на Рикто, можно было увидеть все мышцы, которые тонкая кожа просто облепила. А тыкву я жрал через силу, давясь и только для того, чтобы обманутый желудок меньше урчал, прилипая к спине.
Да и дома я был один. Один есть не хочу, лучше потерпеть. Даже Лейла ещё не появилась. Теперь с утра, после общих работ она уходила помогать Страту, нашему гончару. Мама говорила, что те два ученика, что у него уже работали, ему совсем не нравились. Нет, мол, у них тяги к этому делу, да и руки грубоваты. Вот он и захотел взять себе нового ученика, совсем молодого, руки которого ещё не успели обзавестись мозолями. И выбрал Лейлу. Не знаю. Мне кажется, всё на самом деле не так просто, и мама наверняка чем-то подкупила Страта. Той же травой, которой у нас сейчас просто груда, забившая половину пещеры-приманки. А вечером сестра убегала играть с подружками, навёрстывая упущенное время, и возвращалась лишь чуть раньше мамы.
Последние дни я ощущал себя работающим на бойне мясником. Именно так они и должны себя чувствовать, решил я. Этакое отупение от происходящего, когда к очередной оскаленной морде перед собой не испытываешь ничего, кроме равнодушия. Ещё не найдя причины такого частого появления гостей у нашего огорода, мы с мамой почти удвоили количество сухих трав в ловушке. И теперь редкий день проходил без убийства, которое лишь изредка напоминало схватку равных. Бывало, даже придя утром, я обнаруживал Зверя, который успел убить соперника за траву и наслаждался его мясом. Для меня это означало лишь двойные проблемы со шкурой и когтями.
На меня многое навалилось после того безумного, уже почти в темноте ночи, перетаскивания вещей торговца. Я переживал, что отпущенные быки, решат вернуться к деревне. Что на странное скопление грифов возле нашего огорода обратят внимание деревенские охотники. Тренировки с копьём. С печатями. Эти схватки. И просто уставал, даже у меня скобление шкур отнимало много сил. И брать столько соли в деревне уже просто нельзя. Опасно. А значит, добавились пробежки к большому солончаку на том берегу. Нескончаемая круговерть дел и беготни. Поэтому эти вечерние минуты полного безделья, раскрашенного сиянием силы, перед возвращением родных, которые принадлежали только мне, я очень ценил. И тут этот вопль. Скотина!
– Чего тебе? – я открыл глаза и осмотрел Скирто. Улыбка до ушей. Весь словно светится. Даже его серые волосы, обычно тусклые, словно стали ярче. Или он просто башку помыл?
– Мусор! – снова завопил крысёныш, старательно набирая воздух и становясь особенно забавным.
Острая вытянутая мордочка, выпученные глазки и пузырь груди с тонкими ручками и ножками. Как кукла Лейлы. А кричит он потому, что ближе не подходит. Трус. Я ему каждую неделю предлагаю честно биться. А он только и знает, что прячется за обожаемого босса, который тоже кривится, когда видит меня, и подначивает Вартуса бить меня сильнее. И на этом всё. Даже удивительно, после своей выходки я ожидал дополнительных подлостей. А гляди ж ты… Всё прошло для меня безнаказанно. Не знаю, в чём причина. Не может же быть всё так просто? Дал сдачи, и Виргл это проглотил? В первые месяцы после смерти отца это совсем не помогало. Скорее на него надавил Ракот или даже Орикол.
– Всё! Ты у нас теперь полная сиротинушка! – Скирто ощерил зубы, превращаясь из забавной игрушки в противную тварь, которую хочется раздавить ногой. – Сгинула твоя мать в Чёрной горе. Догорбатилась, пока её любимая вонючка на циновке задницу отсиживала!
Я не видел себя со стороны. Но прекрасно ощущал, как кровь отхлынула от лица, сердце замерло в груди, перестав биться, а дыхание перехватило. Когда я вскочил на ноги, чтобы схватить гадёныша и удавить, он уже бежал прочь, хохоча во всё горло и повизгивая от восторга. Тварь!
«Спокойно!» – приказал я сам себе. Это не может быть правдой. Я в это не верю! Чтобы она, восьмёрка, сильная, осторожная, опытная погибла? Я бросил ненавидящий взгляд на небо. Дёрнулся было к проходу в заборчике, но остановился. Она, наверное, на площади. Туда всегда приносят тела. Я, дрожа, снова шагнул, и тут во двор вбежали дядя Ди, Ралио и Дира.
– Леград, – Ралио бросилась ко мне.