Кадавры-охранники тяжело протопали в дом и вскоре вынесли наружу массивную тумбу, к которой был прикручен аппарат связи с обрывками проводов. Конструкцию сбросили прямо наземь и разбили прикладами карабинов.
— Устройте гостя и заботьтесь о нем как о родном ребенке. Добрые Отцы смотрят на вас с воодушевлением и ожиданием, господин Торий.
Альто Белифаций Кронхайд ушел в молодую ночь, оставив автомобиль и охранников при особняке. Управляющий Торий тоже остался, пребывая в полнейшей растерянности. До него постепенно доходило, что Белый цех только что сковал его обязательствами, от которых нельзя было отказаться. О возвращении домой оставалось лишь забыть. Только теперь он по-настоящему взглянул на вверенного его заботам субъекта.
Столкновение со столь яркой улыбкой было внезапным, как столкновение с мчащимся грузовиком. Но эта улыбка воодушевляла, дарила крылья, внушала какую-то аномальную веру в хорошее. Незнакомец приобнял управляющего за плечи и повел в прихожую, как бы говоря, что волноваться не следует, все у него будет прекрасно.
Дни в особняке были довольно приятными, хоть и скучными изрядно. Некроманты натаскали уйму мертвецов — все сплошь солдаты да слуги, все новенькие, бледные, без сколь-нибудь заметных следов разложения. Солидная дама в белом плаще провела какие-то манипуляции над дареным перстнем, и все эти кадавры стали послушны гостю дома.
Оказавшись преданным самому себе, Эдвард посвятил время самообразованию и подолгу сиживал в домашней библиотеке. Поначалу с помощью господина Тория, а позже и самостоятельно, он изучал словари, несложные учебники по языку и письменности. На овладение базовыми знаниями ушло четверо суток, а еще через пару дней он говорил уже бегло, с легким акцентом, изредка задумываясь для поиска нужного термина. Было весьма забавно наблюдать за удивлением управляющего.
Кроме Тория и вазари во всем особняке обитало лишь две живых души: повар, заведовавший кухней и всеми мертвецами, что работали на ней, а также пожилая кастелянша, управлявшая штатом мертвых служанок, так что особой широты выбора собеседников не было, и разговоры Эдвард вел с Торием, который во время них заметно волновался.
— Скажите-ка, мой досточтимый друг, — начинал оборотник, ощущая, как абориген напрягался, — а насколько это гигиенично — допускать мертвецов до приготовления пищи?
От вопросов, подобных этому, Торий вздрагивал, как от пощечин. Он постоянно вытирал платком пот со лба, отводил взгляд, подолгу тянул с ответом.
— Ну, как общеизвестно, кадавры совершенно стерильны. Они не переносят никаких болезней благодаря нектару, полностью пропитывающему их тела.
— Но сам нектар совершенно непереносим для живых организмов. Что, если такой повар порежется при нарезке овощей?
— Существует свод простых законов, который мастера Белого цеха внедряют во все без исключения обрабатываемые тела. Мертвец, получивший повреждения, повлекшие выделение нектара, обязан оставить текущую деятельность и продемонстрировать последствия ближайшему человеку, желательно — представителю Белого цеха.
Иномирец покачивал в одной руке красивый бокал, пальцы другой дрессировали монетку, а золотые глаза невероятно сверкали в свете каминного пламени.
— Я вас проверял, — сказал он с улыбкой, даже не надеясь, что ему поверят. Вазари веселился.
То время, что Эдвард не поглощал знания из библиотеки и не сидел на веранде, разглядывая заснеженный садик, великий оборотник гулял по дому, изучая картины и предметы интерьера, образчики искусства. Надо сказать, что за два века новейшей истории аборигены успели кое-чего натворить, но, к сожалению, особого богатства культурного наследия не обрели. Цивилизация, существовавшая до Мора, канула в забвение, нынешние дайгулиты ничего о ней не знали, а Добрые Отцы не поощряли археологических изысканий по теме.
Со дня поселения Кронхайд не посещал гостя из иных миров. Что любопытно, всякая попытка заговорить о нем с Торием вела к полному замыканию последнего в себе. Повар и кастелянша вообще старались не общаться с чужаком, выполняли все просьбы, но любые вопросы превращали их в угрюмых немтырей. Казалось, что, пока златовласый не знал языка, он нравился им больше.
Порой, получив письменное разрешение через очередного некроманта, прибывавшего на проверку объекта, великий оборотник облачался в конспиративную одежду, мазал брови гуталином и прятал глаза за очками, чтобы выехать в город. После пары таких поездок Эдвард выяснил, что лично ему больше нравятся окраины, а не центр. Окраины Целесия и его маленькие городишки-сателлиты казались весьма приятными уютными местечками. Разноцветные угловатые дома в два и больше этажей, двускатные черепичные крыши, неровные узковатые улицы, местами совсем узенькие улочки — все это умиляло. Более-менее современные постройки плавно соединялись с остатками древних стен и башен, сложенных из грубого камня, многие архаичные здания вроде ратуш и колоколен в сердцах этих районов все еще использовались по назначению и буквально дышали стариной. Это добавляло городу шарма.
Несколько необычным, однако, оставалось обилие нежити тут и там. Местные не находили в этом ничего необычного или угнетающего; элементы декора в виде черепов или костей встречались весьма часто. Однажды, довольно давно, вазари побывал в интересном местечке, которое звалось костницей, или как-то так. Возможно, если бы это место перенесли в Дайгул, местные не особо удивились бы.
Трупы — как основа экономики. В этом мире живых людей было всего ничего, целая цивилизация ютилась на одном полуострове, пока ее вожди строили осторожную стратегию заселения опустевшего мироздания. Количество мертвых слуг, однако, росло, хоть и медленнее, чем количество живых господ. Их срок службы исчислялся многими декадами, и вся черная, тяжелая, неблагодарная работа ложилась на их плечи. Пока же мертвый дедушка вкалывал грузчиком или дворником, его живой внук мог получать образование, постигать полезные профессии, учиться руководить. Пусть технология, медицина и наука Дайгула не были самыми передовыми на просторах Метавселенной, но они предоставлялись поголовно всем живым дайгулитам, освобожденным от множества бытовых проблем. Живые люди могли саморазвиваться, и возникало впечатление, что власти о них действительно заботились.
— Чтобы когда они умрут, могли стать высококвалифицированной мертвой, но очень рабочей силой, — произнес Эдвард вслух, — питательным перегноем для новых поколений живых. Прекрасно. Вы только не обижайтесь!
Мертвый официант в аккуратной красной жилетке поверх белой сорочки пялился на него мертвым взглядом, ожидая дополнения к заказу. Охранники, сидевшие за тем же столиком, и вовсе глазели по сторонам — их функция подразумевала поиск потенциальных опасностей на подходе.
Попивая горячий чай с нежнейшей кондитерской картошкой в открытом кафе, глядя на площадь, где проходил какой-то кулинарный фестиваль горячих сосисок и падал пушистый снег, Эдвард обдумывал особенности мироустройства Дайгула с морально-этической точки зрения. Звучала музыка, горели яркие огни, строились торговые стратегии на будущее. То был замечательный зимний вечер.
В свою временную резиденцию великий оборотник вернулся уже затемно. Он отказался от позднего ужина и после горячей ванны отправился на боковую. Спал Эдвард одетым. Всегда. Долгая практика научила его, что готовность сорваться с места и отправиться в путь — есть великая добродетель, ведь никогда не знаешь, где и кому понадобится купить, продать или обменять. Любимая сумка всегда была перекинута через плечо и прижата к животу, а неизнашиваемые сапоги плотно сидели на ногах. Лежа так в темноте на чужой кровати, он дремал со спокойной улыбкой на губах, пока не услышал едва различимый шорох за стеной. Улыбка стала шире. Не открывая глаз, он стянул с пальца повелитель и сунул его в один из карманов жилетки.
Бесшумно отворилась потайная дверь, которую великий оборотник нашел перед первой же ночевкой, и трое прокрались в спальню. Они были осторожны, хотя сердца бились довольно громко. Сработали быстро и чисто: схватили, зажали рот, что-то вкололи (судя по накатившей легкой сонливости, это было седативное), убедились, что тело обмякло, связали и понесли. Слушая их тяжелое пыхтение, вдыхая запах пыли в потайном ходе, Эдвард искренне надеялся, что его не уронят и не… ударят ни обо что головой второй… третий раз. Профаны!
Похитители потратили немало времени, чтобы вынести великого оборотника с территории особняка по подземному ходу. Когда сырость сменил сухой холод поверхности, его погрузили в некий транспорт, скорее всего, грузовик с большим кузовом, укрыли брезентовой тканью и довольно долго везли. Судя по вибрациям, хорошие мощеные дороги через время сменились более простыми, бугристыми: его вывезли за пределы столицы. Похитители, по крайней мере двое, находились рядом. Они тихо переговаривались о чем-то, и, поскольку это не обременяло пленника, Эдвард смог немного вздремнуть. Очнулся вазари, лишь когда его вновь взяли на руки.
Звучали разные звуки: галька под ногами, голоса новых участников действа, вскоре появилось небольшое эхо шагов, треск огня, где-то наверху тихонько взвывал ветер. Стало теплее. Веревки на руках и ногах великого оборотника перерезали, усадили его на что-то со спинкой и подлокотниками, тут же закрепили конечности затяжными ремнями. Дело приобретало интересный оборот.
— Плесните ему в лицо чем-нибудь, — распорядился мужской голос.
— Сейчас, — ответил другой, звучавший менее сильным.
— Обыскали? — спросил первый.
— Ну…
— Вы что, его не обыскали?!
— Можете сами попробовать. Его карманы не открываются, а сумка словно прилипла к одежде. Мы пытались туда залезть…
— А ножи вам на что? — недоумевал первый.
— Так они и не режутся! — воскликнул третий голос.
Возникла пауза.
— Ну правда, — вновь ожил первый голос, — вы что, господа? Как организация может доверять вам, если вы даже…