он, один из высоких чинов Пекла, тот обожал местную разновидность шахмат. Лугердан в моменте все правила выучил и сел за доску. Сатанаил незабвенный, как же Агларемнон его гнул! Тупой баран проигрался в пух, но азарт ведь неутолим, ага!
— И он тебя на кон поставил?
— Меня и ещё половину посольства. И проиграл, ясное дело. Конечно, большую часть проигранного ему перед отбытием вернули, да только вот нас, чертей, оставили. В Пекле всегда работы невпроворот, лишних рук не бывает. — Артём закинул в рот окурок и сосредоточенно прожевал. — Агларемнон сбросил меня одному из своих слуг, тот — другому, так и носился я по чужому миру на побегушках, пока один демон, из тех, что по связям с клиентами, не заключил выгодную сделку со смертным демонологом. В качестве небольшого презента этот выродок присовокупил к сделке меня. Просто так, знаешь, маленький подарочек. Так я и оказался в Валемаре, и маринуюсь здесь уже хрен знает сколько веков, то на одном пальце, то на другом. У кого кольцо, тот мне и хозяин. Только если этот кто-то имеет магическую силу, за счёт которой я существую, конечно.
— А к Геднгейду ты как попал?
— Ох… случайно. Нашёл он моё кольцо, исследовал, надел, тут и я появился. Он ударил по мне Горящими Глифами так сильно, что я чуть не закончился весь, но выжил и умолил его дать шанс. С тех пор и бегаю следом в стиле «подай, принеси, не мешай, отвали». В Пекле про меня, наверное, забыли уже. И в Аду тоже…
— Оно и к лучшему. Я не семи пядей во лбу, но, кажется, когда дьявол забывает о тебе, это не так уж и плохо.
Предположение сие осталось без комментариев.
***
Если бортовому хронометру можно было верить, поезд делал остановку примерно раз в трое суток. Прежде чем попасть на очередной перрон он проходил через несколько бронированных врат, а дальше была либо небольшая станция, либо огромный, богато украшенный вокзал. Каждый вокзал принадлежал тому или иному подземному городу и являлся также мощной заставой.
Дважды во время пути поезд обстреливали свинцом из засады, а один раз так и вовсе творился какой-то кошмар — по броне вагонов перебирались какие-то вопящие твари, пытавшиеся попасть внутрь. Тогда хиллфолки бросились к окнам-бойницам, заряжая свои пушки и стали яростно отстреливаться. Вой стоял невыносимый, всё заволок едкий пороховой дым, а серокожие всё палили и палили, пока Владимир прятался под койкой.
Конечным пунктом назначения оказался вокзал вольного города Ц’хагората, который встретил гостей ярким жёлтым светом и огромными статуями медвежьих всадников. По перрону прошествовали каменные гиганты, покрытые светящимся синим узором; они легко перенесли багаж из железноколёсного вагона в гусеничный. Владимир спросил, не големы ли это, но Артём буркнул лишь неразборчивое «гулгомы».
Во второй паровой вагон погрузился отряд искателя сокровищ и так они отправились на поверхность.
В отличие от тёмного Таркураба, целиком крывшегося в теле горы, Ц’хагорат по большей части, высился над землёй. То был большой город с любимой многими гномами тройной системой круглых крепостных стен, где внутри внешнего оборонительного кольца крылось два других, одно другого крепче, выше, толще. Архитектура Ц’хагората стремилась к небу, каменные чертоги имели высокие острые шпили, фасады дворцов поблескивали на солнце полированной до золотого блеска медью, а на улицах царило бесконечное оживление.
Паровые вагоны сразу же устремились от вокзального портала к периферии, вскоре они покинули город и неспешно поползли по Государевой дороге, везя пассажиров всё дальше в горы. Грузовой вагон с припасами и экипировкой походил на все виденные Владимиром прежде, — большой прямоугольный блок из металла, поставленный на гусеницы. Ведущий же вагон был заметно крупнее и имел в изобилии спонсоны, из которых торчали пушки и фальконеты. Уже на следующий день они оправдали своё наличие, когда на крошечный караван напал великан.
***
Гигантов Владимир видывал и прежде, однако существо, чей рост стремился к двадцати метрам, явно следовало звать великаном. Его приближение издали заметили вперёдсмотрящие. Командир экспедиции, Государев искатель сокровищ Рогзальд, объявил умеренную боевую готовность. Как объяснил Артём, гном надеялся, что великан куда-нибудь утопает, потеряет интерес. Такое бывало. Однако вскоре стало ясно, что в этот раз удача оказалась не на стороне маленьких существ. Шаги приближавшегося великана потряхивали землю, что чувствовалось даже в брюхе вагона. Будучи столь огромным, он двигался словно в замедлении, преодолевая сопротивление воздушных масс, отдавая дань силе притяжения и инерции.
Это существо походило на человека — неандертальца. Гигантских размеров нос довлел над устрашающей челюстной коробкой, а надбровные дуги защищали глаза от солнца; подбородок был скошен, неразвит. Великолепный этот образ дополняла грива сальных волос, полностью скрывавшая шею, широченные плечи и верх груди; руки почти достигали колен, а ноги казались коротковатыми и кривыми.
Он остановился примерно в девятистах метрах от Государевой дороги, до вагонов донёсся басовитый рокот. Великан подпрыгнул, заставив землю вздрогнуть особенно сильно, вскинул кулаки, заплясал, несколько раз ударил себя в грудь и крутанулся на месте. Он накачивал себя, готовясь напасть и это понимали все.
Уже некоторое время грузовой вагон стоял на дороге недвижно и всем вниманием великана владел боевой. Рогзальд приказал остановиться лишь когда чудовище пошло в атаку. Четыре пороховых пушки, располагавшиеся в спонсонах по правому борту, дали пробный залп, после чего их канониры прокричали примерный градус наводки своим коллегам, и гусеницы пришли в движение. Расчёты двух фронтовых пушек, выстрелили более прицельно и одно из чугунных ядер врезалось великану в грудь, заставив его ухнуть. Тем временем вагон двигался, разворачиваясь левым бортом и вот уже вновь четыре пушки открыли огонь. На этот раз, ядра не только ударили двадцатиметрового исполина, но разорвались, нанеся ему заметный урон. Боевой вагон крутился на месте, ведя безостановочный огонь ядрами с начинкой из зелёного огня. И вот, горящий великан с воем помчался прочь, забыл о вагонах напрочь.
— Скорее всего, подохнет, — вынес вердикт Артём, — слышал про греческий огонь? Местные карлы готовят штуку, которая не хуже.
— Мне показалось, он был какой-то тормоз.
— Ну-ну. Великаны, они действительно слегка заторможены, особенно такие как этот, одичалые.
— А бывают и другие?
— Конечно. Высоко в горах целые великаньи княжества есть. И тамошние жители не ходят с голой задницей, ты уж поверь. Ну а вообще нам повезло, что великан был один и такой мелкий. Одичалые живут группами по пять-семь особей, чтоб ты знал. Если бы мы нарвались на двух великанов постарше, пришлось бы туго. Не отстрелялись бы.
Владимир призадумался. Он вдруг понял, что двадцатиметровое чучело удостоилось снисходительного эпитета «мелкий».
— Слышишь, как старый хрен Рогзальд матерится? Это из-за хозяина. Если бы он был здесь, то разобрался бы в два счёта. Ха-ха! Сам виноват! Вот, что ты получаешь, когда связываешься с шалавой Н’фирией!
— В смысле? А где Геднгейд?
— Ты его видишь вокруг? — спросил чёрт. — Ты его вообще видел с тех пор, как мы ступили на перрон Ц’хагората?
— Нет, но, я думал, он в другом вагоне…
— Ох, мешок с костями, вот верил я раньше, что любой глупости есть предел, но ты же, сука, просто обожаешь ниспровергать чужие убеждения! Хозяин сейчас развлекается в какой-нибудь дорогой гостинице вместе со своей краснозадой шлёндрой, а на нас болт забил! Так-то! Ещё считаешь, что всё нормально? Посмотрим, как запоёшь, когда окажешься в пасти у великана!
***
Жизнь в тесноте среди нескольких десятков соседей была не сахарной. Атмосфера стояла душная, изматывающая; порой накатывали приступы клаустрофобии. Вагон двигался круглосуточно, останавливаясь лишь на дозаправку паровых котлов водой и ради мелкого профилактического ремонта.
Внутреннее пространство транспорта было распределено на четыре яруса, соединённых лестницами. Самый нижний являлся машинным отделением, остальные три совмещали функции жилых помещений и пороховых погребов. На каждом ярусе имелись пушки, к которым прилагались орудийные расчёты из числа членов экипажа; на каждом ярусе располагалась своя боеукладка, а также спальные места из гамаков и настенных нар. Система вентиляции позволяла не задохнуться, но вот от стойкого запаха пота и влажности она не избавила бы и в тысячу лет. Единственной отдушиной в том путешествии были восхитительные пейзажи.
Переборов страх перед новой встречей с харпой, Владимир часами просиживал на крыше, рисуя, рисуя, рисуя. В этой запутавшейся жизни ему, ради сохранения ментального здоровья, приходилось крепко цепляться за собственный духовный стержень, — за живопись. Так прошло несколько суток.
На бумагу он переносил снеженые пики, огромные луга, покрытые рододендронами и лопинами; леса дикого миндаля и облачные озёра, клубившиеся в объятьях горных отрогов. Его взору открывались развалины древних крепостей столь огромные, что даже развитое воображение отказывалось представлять, какими эти твердыни были во времена своей целости. А ещё пустые дозорные башни, огромные скопления дольменов, распространявших вокруг себя бесконечную тишину и барельефы, выточенные на ровных каменных стенах высотой в сотни метров.
— Это довольно старый мир, заковыристый. Одной обозримой истории у него тысяч шестнадцать лет, а уж сколько он существовал до того, трудно сказать.
Артём, по мере того, как холод крепчал, стал загонять Владимира внутрь вагона, но получалось у него не очень. Иногда чёрт даже оставался наверху, потому что, «рожи этих карликов уже давно обрыдли», и, покуривая самокрутку, болтал. Художник как-то раз попробовал стрельнуть у рогатого табачное изделие, но прокашляв три часа после одной затяжки, серьёзно задумался о здоровье. Оказалось, что чёрт смешивал табак и серу в соотношении два к одному.