ы, вот вам стена, защищайте её, если понадобится. И не покидайте ущелье, я укрепил и уплотнил стены, оно не должно рухнуть. Н’фирия останется рядом с тобой, всё же ты ей платишь за это, Янкурт тоже останется, там он будет мне бесполезен. — Архимаг обернулся. — Скоро закат, так что я отправляюсь. Сомкнуть щиты, Рогзальд.
— Вместе несокрушимы, пожри тебя каменные слизни! — ответил гном. — И, хотя она тебе не нужна, я всё же желаю удачи.
— Спасибо, но оставь себе. Циклон!
Огромная птица спустилась с небес у входа в ущелье и издала крик. Взобравшись ягнятнику на спину, архимаг бережно провёл ладонью по тёмным перьям и поднял фамильяра в небо.
Закат он наблюдал с огромной высоты, следя за темнотой, поглощавшей мир. С этой точки обзора величественные хребты казались такими маленькими, однако, сколь высоко ни поднимался бы Циклон, всегда были горы выше и грознее, горы, которые служили преградой даже для самых вольных ветров. И, разумеется, был Элборос.
Применив заклинание, архимаг всмотрелся во тьму. Он видел огонёк, озарявший ущелье и использовал его как ориентир, центр спирали, по которой всё шире расходился его взгляд. Войдя в подобие транса, вися на продуваемой ледяными ветрами высоте, он искал, не моргая и почти не дыша, пока не обнаружил ещё один крохотный огонёк на вершине одной из гор. Вернувшись в полное сознание, архимаг направил птицу туда и вскоре спустился на присыпанный пеплом снег подле маленького костерка.
— Желаю тебе здравствовать, бывший наставник.
Человек, восседавший у огня, поднял глаза.
— А, это ты. Здравствуй, друг мой. Садись, садись, погрей руки. Стужа в этих краях ужасная, а что может быть хуже для старых костей?
Димитр Багалепский слабо напоминал живое существо, но и на мертвеца не походил. Узкое измождённое лицо, серое и сухое, с кожей, местами отслоившейся и отпавшей, словно старая штукатурка; изрезанная чёрными венами лысина; волосы и борода, — что грязная пакля. Тонкие пальцы с воспалёнными суставами, обросшие длинными грязными ногтями, то и дело скребли ту кожу, отделяя от тела сухие кусочки; кривой рот открывался и закрывался растеряно, то являя, то пряча редкие чёрные зубы. Одеянием архиколдуну служила мантия из овеществлённой тьмы, более материальная сверху, но превращавшаяся в клубящийся морок у стоп. Рядом из земли торчал долгий чёрный посох, блестящий, словно покрытый хитином. Набалдашник его являл собой нечто отвратительное, непрестанно шевелившееся переплетение членистых лапок, меж которых билось маленькое алое сердце.
— Рад видеть тебя в сознании, Димитр, — сказал Гед и даже улыбнулся слегка, глядя в усталые, но осмысленные глаза старика.
— Да, да… в сознании. Просветления случаются всё реже, и я стараюсь запоминать их, но получается всё хуже… ты садись, садись. Я сбросил на тебя лавину сегодня?
— Так.
— Прости пожалуйста. Наверное, это глупое оправдание, но я слабо отвечаю за свои поступки. — Старик печально усмехнулся, протягивая скрученные пальцы к огню, — от меня почти ничего не осталось. Ты… ты расскажи мне, как живёшь? Каковы твои успехи?
— Ничего особенного, — пожал плечами Гед, усаживаясь. — Связался с одним гномом, получил кое-какие документы, но ты ведь, наверное, и сам знаешь.
— Нет, нет. Я следил за тобой… я всегда слежу за тобой. Видимо, твои последние действия показались мне особенно подозрительными, так что я решил действовать. Однако, мне неизвестны твои планы… не поделишься?
— Тебе это знание не пригодится, Димитр. К сожалению, сегодня я убью тебя.
Старик, задумчиво сдиравший со лба сухую кожу, мелко покивал. Отделённые частицы плоти опадали пеплом, но облик не менялся, повреждённая кожа восстанавливалась в своём прежнем неприглядном виде.
— Жаль, если так, но будет много хуже, если это я убью тебя. Что тоже вероятно.
— Нет, увы, нисколько не вероятно. Но сегодня нашей вражде точно наступит конец, — сказал Гед Геднгейд.
Димитр Багалепский взирал на пламя, которое не могло его согреть, и шевелил губами, пытаясь поймать нить мысли среди страшных сгустков безумия, населявших его голову.
— Если задуматься, — молвил тем временем молодой волшебник, — мне всегда было любопытно, с чего всё началось? Иные думают, что причиной был мой уход от тебя, но мы-то знаем, что ты стал враждебен ещё раньше. Однажды, ты посмотрел на меня, и я ощутил, как сильно ты борешься с желанием убить. Именно тогда я понял, что ты опасен для меня. Что случилось, Димитр? Что изменилось?
Старик вытянул губы трубочкой и зажмурился, не прекращая медленно скрести ногтями череп.
— Кажется… кажется, я… да! Да, вспомнил! Да… я узнал о тебе нечто, что ты скрывал, Гед, и тогда я понял, что ты охотишься за моим посохом. С этого, думаю, и началось.
— Я говорил это тысячу раз и скажу в тысячу первый: мне никогда не был нужен твой посох.
— Мондорген, — проронил старик, глядя исподлобья. — Я узнал о нём.
Фрагмент 1.15.
Лицо Геда Геднгейда обескровилось, удар оказался сильным и неожиданным.
— Кто-нибудь ещё знает?
— Нет, нет. Тех, кто раздобыл для меня эту информацию, я уничтожил. И, всё же… Гед, Мондорген!
— Мондорген мёртв.
— Нет, — пока живы те, кто несёт его волю, его идею.
— Я убил их всех.
Старик покачал головой и улыбнулся, словно через боль.
— Нет, нет. Они ещё там, прячутся, боясь тебя. Итак, Мондорген. А это, — костлявая рука сделала жест к ужасному артефакту, — посох Архестора Могучего. Видишь связь? Архестор — Мондорген — ты.
— Мне не нужен твой посох. И никогда не был нужен.
— Рад бы поверить, но… ты же знаешь, я никому не верю. — Старик печально взглянул на огонь и погрузил в пламя ладонь, тщась ощутить хоть что-нибудь. — С этого и началось… потому что ПОСОХ Я НИКОМУ НЕ ОТДАМ!!!
Последние слова отдались эхом в Астрале и Гед Геднгейд понял, что время бесед подошло к концу. Глаза старика вспыхнули сферами алого света и из них повалил чёрный дым, руки успокоились, рот растянулся в мерзком оскале.
— Циклон!
Когти вцепились в его плечи, и архимаг взмыл в небеса. На столбе темноты за ним стал подниматься и Димитр Багалепский, крепко державший в руке посох.
— Я СКОРМЛЮ ТЕБЯ ТЬМЕ, МАЛЬЧИШКА, СКОРМЛЮ БЕЗ ОСТАТКА!!! ТЫ БЕЛЬМО НА МОЁМ ГЛАЗУ, НАДОЕДЛИВАЯ МОШКА, ПИЩАЩАЯ НА ГРАНИ СЛУХА!!! УМРИ ЖЕ СКОРЕЕ! УМРИ И ПОДАРИ МНЕ ПОКОЙ!!!
— Циклон, пора.
Гигантская птица отпустила хозяина и взмыла выше, пока сам он, паря в объятьях ветров, доставал из воздуха серебряный шар, покрытый замысловатой чеканкой и вставлял в него маленький заводной ключ. Архиколдун поднимался всё выше, пока архимаг неспешно крутил ключ.
— ПОЗНАЙ ОТЧАЯНИЕ И ПРИМИ СМЕРТЬ!!!
— Твоя гибель станет ещё одним шагом по стезе к величию, старик.
— Я БЕССМЕРТЕН!!!
— Все избранники Тьмы до тебя тоже были бессмертны. Где они теперь?
Внутри шара что-то щёлкнуло, оболочка раскрылась четырьмя лепестками с мелодичным звоном и выпустила ввысь крохотную белую искорку.
— Помня твой нрав, я запас немного солнечного света и тепла. Наслаждайся.
Искра вспыхнула и расширилась в сотни тысяч раз, став маленьким солнцем. Димитр закричал, укрывая лицо широким рукавом мантии, и чёрный столб, державший его, укоротился вдвое. Тем временем стала видна расширявшаяся чернота, что поглощала гору и из которой прорастали щупальца, обросшие алыми глазами, хоботы с пастями.
— Циклон!
Птица, сложив крылья, набрала огромную скорость и врезалась в тело хозяина. Она распалась потоками энергии и вновь собралась воедино, превратившись в безумной красоты доспех с длинным серебристым плащом. Правый наплечник доспеха украшала золотая ястребиная голова, левый — два чёрных крыла. Футляр, что Гед Геднгейд носил на поясе, раскрылся, выпустив наружу массивный гримуар в серебряном переплёте. Из глубин его страниц наружу вырвалось двенадцать безукоризненных зеркал, что образовали круг за спиной архимага. Бесчисленные волшебные знаки зашевелившись, покидая страницы и обратились эфесом, за который архимаг вытащил из гримуара как из ножен сверкнувший меч.
— Вижу, — проговорил Димитр, чей голос ослаб при свете, — ты всё же закончил его. Подумать только, действительно отковал меч из драконьей ртути.
— Я зову его Восторгом, — в честь того чувства, что я испытал, закончив работу.
— Драконья ртуть — опасный материал. Она неверна, свирепа, беспощадна. Стоит тебе показать слабость, как она предаст тебя.
— Зато если меня повергнут, он не пойдёт служить победителю. Одинаково ненавидящий всех материал, честный и злой.
Димитр разразился кудахчущим хохотом, и взмахнул руками, вытягивая из черноты под собой тысячи щупалец и хоботов. Гед взмахнул мечом и устремился ему навстречу с двенадцатью зеркалами, что непрестанно исторгали рассекающие потоки света и молнии.
Волшебники сшиблись.
///
Владимир.
Горы вздрогнули, потоки ветра ударными волнами прокатились по небесам и оглушительно завыли в пропастях. Ослепительный свет зажегся там, в вышине, превратив ночь в день, и нечто жуткое потянулось к нему, а встреча их встряхнула мироздание. Гномы и хиллфолки прижались к земле испуганно, а чёрт весь пошёл рябью. Артём схватился за голову и медленно осел, скрипя зубами.
— Ты чего?
— Колоссальные… силы… встретились… отдача! Сатанаил, мой создатель, как же раскалывается башка! А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
///
Гед Геднгейд.
Заклинания вспыхивали вокруг Геда сотнями, полосуя и разрывая тёмные ростки; пылал огонь, сверкали молнии, нарождались всё новые лучи света; потоки Астрала ускорялись и раскалялись, в то время как реальность страдала от избыточного выброса гурханы. В сердце этого урагана магии, без устали маневрируя и телепортируясь, укутанный в кокон защитных заклинаний, сражался архимаг. Неистовым напором чар он кромсал щупальца и сгустки черноты с пастями и глазами. Ослепительный лучи, срывавшиеся с ртутного клинка, раз за разом секли тело старика, но раз за разом оно восставало как прежде, бессмертное и невредимое.