Лиса тоже смотрела на нее, и выражение лица ее менялось, словно по самому эту молчанию она узнавала о произошедшей внутри Полины перемене. Полине стало жутко, словно кто-то сорвал с нее последнюю тонкую броню. Она почувствовала себя уязвимой, совсем не защищенной, будто стояла голая посреди враждебного города с сотнями машин и прохожих. Но секунды текли, превращаясь в минуты, и ничего страшного не происходило. Никто не толкнул ее, не сделал больно, никто не рассмеялся над ее глупостью, над нелепостью ее чувств. В глазах наставницы что-то сверкнуло.
«Слезы?» – удивилась Полина, но не успела опомниться: Лиса решительно шагнула к ней, коснулась ладонями ее щек и вдруг поцеловала в лоб.
– Ну вот теперь… теперь ты готова, – прошептала она.
– К чему? – так же тихо ответила Полина.
– К Посвящению. Свою задачу я выполнила… Ты готова. И тебе больше не нужен наставник.
– Вы всегда будете мне нужны!
Они обнялись. Полина расплакалась, больше не в силах сдерживаться, но Лиса ничего не спрашивала и только гладила ее по волосам. Вопрос Мити звучал в голове с новой силой. Полина заливалась слезами. Было горько и больно, все происходящее казалось несправедливым, жестоким. Она больше ничего не понимала. Она устала и от проклятия, и от самой себя.
Сева не сразу решился поговорить с Анисьей, втайне надеясь, что ее мать не делилась с ней своими планами. Он видел ее на Боевой магии, а потом в столовой в компании Маргариты. Закончив ужин, она сама направилась к нему, и по одной ее улыбке он понял, что о планах матери она знает, а вот о его решении – нет.
На входе они едва не столкнулись с Полиной, которую вел под руку счастливый Попов. Сева шарахнулся в сторону, чем привлек подозрительный взгляд Водяной. Вид у нее был странный, как будто заплаканный. В голове совсем некстати всплыли советы Муромца.
– Я ждала, когда ты подойдешь. – Анисья улыбнулась, смущенно порозовев. – Такой случай… даже не знаю, что и сказать.
Сева видел, как Водяная обернулась, когда они проходили мимо, словно ждала, что Анисья или он сам объяснятся, куда и зачем уходят вдвоем. Или ему просто хотелось думать, что ей есть дело? На замечание Анисьи он не ответил и молча указал на Говорящий сад, понадеявшись, что в этот час там никого не будет.
Анисья взволнованно шагала за ним, испытывая странную смесь чувств. Назойливое нетерпение вгоняло в краску, ее распирало от совершенно детского чистого счастья, хотя разумом она понимала, что им с Севой предстоит непростой разговор. С матерью после Вече Анисья наотрез отказывалась общаться и потому не ожидала, что их единственная с тех пор беседа будет о ее чувствах к Севе. Мама знала о них и, решившись на союз с его родом, пыталась вновь заполучить ее расположение? Как бы то ни было, звучало это как воплощение Анисьиной девичьей грезы, хоть наяву Сева оставался к ней равнодушен.
Едва они вошли в Говорящий сад и оказались в розовом облаке лепестков, Сева повернулся и выпалил, не дав ей начать:
– Я не могу, Анисья! Прости, не могу!
У него было расстроенное, уставшее лицо. И по одному его взгляду было ясно, что Сева от нее так невыносимо далек, как только вообще могут быть далеки друг от друга люди.
– Нам надо поговорить открыто.
Анисья похолодела, но кивнула, не найдя в себе мужества ответить иначе. Сердце замерло на долгую секунду, словно раздумывая, продолжать ли вообще биться. Наверное, лучше было бы сейчас сбежать. Встать и понестись со всех ног, чтобы ветер бил в лицо и пыль попадала в глаза, и можно было бы думать только об этом, и не замечать боли, пронзившей нутро. Но она сидела, не шевелясь, чувствуя, как превращается в камень, – миллиметр за миллиметром покрываясь коркой и мхом, погружаясь в пучину невыразимой тоски. Так бывает, когда любовь разбивается о холодный взгляд чужих глаз. Когда в твоей жизни есть все, о чем мечтают другие, но нет того, чего хочется именно тебе. И человек, который тебе так нужен, – не предмет, который можно купить за мешок самоцветов, за твою красоту и талант. Когда этот человек равнодушен, что бы ты ни делала, остается только превратиться в камень.
– Послушай, – начал Сева. – Я помню о твоей симпатии ко мне.
Анисья еще раз коротко кивнула, чувствуя, как все мышцы в теле сжались.
– Но я не могу ответить тебе тем же.
– Почему? – вдруг вырвалось само собой.
Не стоило задавать этот вопрос. Ведь никакая это была не симпатия. Это была долгая, мучительная влюбленность, которую она хотела бы назвать любовью, но вдруг потеряла всякую веру в это слово. И нужно ли ей было знать, почему Сева не отвечает взаимностью? Почему он не любит ее? Почему не испытывает того же, что испытывает она? Может быть, лучше не слышать его ответа и до конца дней прокручивать в голове возможные и неубедительные «ты слишком хороша для меня», «ты сестра моего лучшего друга», «мы из разных семей, и нам не позволят быть вместе»?
Но Сева беззвучно вздохнул, чуть повернул голову – так, что она уже не могла видеть выражение его глаз, – и проговорил:
– Я давно испытываю чувства к другому человеку.
– Что?
– Я бы хотел полюбить тебя. Но не могу, честно.
– Но… почему тогда… вы с этим человеком не вместе? – прошептала Анисья, озадаченная таким поворотом.
– Мои чувства не взаимны.
– Глупости, ты же сирена! – усмехнулась Анисья, но вышло у нее горько и оттого неестественно. – Ты можешь расположить к себе кого угодно!
– Да, но ведь это не будет любовью. – Сева снова повернулся к ней, и в глазах его блеснула такая печаль, что Анисье стало его жаль. – Это никогда не будет любовью, понимаешь? Это чары. Морок… Но в единственный раз, когда я сам испытываю это чувство, я бы хотел… получить в ответ то же самое. Да и потом, чарами сирен тут не помочь. Мы никогда не сможем быть вместе. Ни с тобой… ни с ней.
– С ней… – пробормотала Анисья. – Я уж было подумала, что это мужчина, когда ты сказал, что чарами сирен тут не помочь.
Он закусил губу и задумчиво уставился на траву. Все такой же спокойный и уравновешенный, такой хорошо знакомый ей с детства и уже такой родной. Неизменно равнодушный к ней.
– Я понимаю тебя, – наконец выдавила она.
И все же было любопытно… Нет, не любопытно, а важно узнать, кому оказалось отдано его сердце, но она не решилась спросить, чувствуя, что неспроста он не назвал имени. Наверняка не сделает этого, даже если спросить прямо.
– Мне не хотелось тебя ранить, Анисья, поверь.
Она кивнула в третий раз, на этот раз с трудом сдерживая слезы.
– Я надеялся, что ты устанешь от своих чувств и охладеешь. Я ценю тебя как друга, но понимаю, что, когда мы общаемся просто по-дружески, это делает тебе больнее.
Она вытерла ладонью глаза и попыталась глубоко вздохнуть, чтобы не расплакаться.
– Это странно, – подытожил Сева, хмуря брови. – У нас всех – я имею в виду наших общих знакомых – не складывается личная жизнь. Как будто кто-то специально подобрал нас так…
– О чем ты?
– Твои чувства ко мне не взаимны. Твой брат на свою голову влюбился в Василису, но они не могли быть вместе без всех этих скандалов, отлучений от семьи и прочего… Твоя подруга Маргарита… тут вообще все сложно. К ней испытывает чувства наставник. То есть… испытывал, когда был здесь. Сейчас неизвестно, конечно…
– Македонов? – прошептала Анисья.
– Да. Меня к этому выводу привела цепочка случайностей. И она ведь тоже влюблена в него, хоть и боится признаться. Но где он сейчас? Что с ним? Он вернется или нет? А внук Велес? Ты же знаешь, что он сходит по тебе с ума? Он и меня ненавидит только за то, что я тебе нравлюсь и что кто-то стабильно раз в полгода распускает про нас с тобой слухи.
– Так значит, он не просто так несколько раз предлагал мне руку и сердце?
– Конечно, нет. Наверное, однолюб. Не ушел бы к Темным – продолжил бы предлагать. – Сева невесело улыбнулся. – Видишь, у всех как-то неладно.
– А у Полины?
– У Полины? – переспросил Сева, и под веснушками на его щеках проступили два красных пятна.
– Да, ты перечислил всех моих друзей, кроме Полины.
– Ну… она проклята. Это вроде как…
– Верно, со счастливым будущим несовместимо, – согласилась Анисья, опустив плечи. – Ты прав, с нами что-то не так. Но мы слишком молоды, чтобы думать, будто все это навсегда, верно?
Сева дернул подбородком, взгляд его упал под ноги, словно неожиданная и неприятная мысль застигла его врасплох.
– Если уж ты сам вспомнил слухи, которые про нас с тобой распускают… Скажи… сколько девушек у тебя на самом деле было? Я никому не скажу, честно!
Он поднял на нее глаза и почему-то улыбнулся.
– Я бы предпочел сохранить это в тайне.
– Ну, пожалуйста…
– Ладно, но что конкретно ты хочешь знать? Ты сама видела, с кем я встречался, если это, конечно, можно так назвать…
– Я старалась не следить за твоими отношениями, – призналась Анисья. – Иногда была такой наивной, что до последнего отрицала то, что ты завел новую пассию. Но люди вокруг говорили…
– Ты же понимаешь, что правда может кардинально отличаться от того, что болтают?
– Поэтому и спрашиваю.
– Так тебе интересно, со сколькими девушками я спал, так?
Она кивнула, лицо ее запылало. Сева поднял ладонь с тремя отогнутыми пальцами.
– А, нет! – Он отогнул еще один палец. – Четыре. Один случай почти забылся.
– Ты шутишь? – Анисья нахмурилась.
– Я же говорил, что правда может сильно отличаться от слухов.
– Но чтобы так!
– Признайся, к какой цифре ты была морально готова? Двадцать? Тридцать? – Он рассмеялся.
– Но почему… почему ты позволяешь распускать про тебя эти сплетни? – Анисья подобралась, боль вдруг отступила. – Они явно не делают тебе чести!
– Знаю, но тогда мне пришлось бы объяснять всем и каждому, почему девчонки их распространяют, а я старался скрывать свое происхождение. Решил, что такова цена тайны.
– Не понимаю, зачем сочинять такое? – не унималась Анисья.