Сева наугад протянул руку и поймал ее запястье.
– Можешь положить голову на меня. – Он закрыл глаза, чтобы не видеть выражения ее лица, если она откажется. И уже готов был отвернуться, как вдруг что-то дрожащее прижалось к нему с правого бока и уткнулось холодным носом в плечо. Он осторожно выдохнул. И старался больше не дышать, чтобы не спугнуть этот морок.
Полина даже не успела подумать над его предложением. Дыхание перехватило, в груди задергало. Она пристроила голову на Севиной руке, одернула ночнушку и неожиданно легко забылась сном.
Когда она проснулась, то перед глазами предстало то же сизое небо, а под головой все еще ощущалась чужая рука. Роса так же блестела на кончиках высоких травинок, а это значило, что сон был короток. Разбудил же ее въедливый Севин взгляд. Он без стеснения разглядывал ее лицо с таким требовательным видом, будто уже целую вечность ждал от нее слов и действий.
– М-м? – Она убирала с лица спутанные волосы.
– Скажи, почему я тебе не нравлюсь?
Полина содрогнулась. Дрема до конца не спала, а потому вопрос показался совсем уж нелепым.
– Нет… почему ты так думаешь? Ты мне нравишься, – выдавила она, пытаясь сказать это так, чтобы он верно истолковал ее ответ. – Ну, не в смысле, что ты мне нравишься, а в смысле…
– Брось, это же видно. И потом, мне Анисья говорила. Да-да, передавала с твоих слов.
– Ты не так понял. – Полина все же решилась повернуться. Она впервые видела его лицо так близко. А главное – не мельком, не случайно. И как тут теперь собраться с мыслями? Еще секунду назад был страх. Было волнение. Слабость. А теперь вдруг все кругом наполнилось медом ее снов. Ее слабое пустое тело словно подменили во время этого короткого сна. Тепло закрутилось в животе, прилило к голове, обожгло потрескавшиеся губы, она почувствовала, как досаждающе трется грудь о грубоватый лен ее мокрой рубашки, как незнакомо и приятно пахнет чужая кожа. – Если вырвать слова из контекста, то и впрямь можно подумать, что я такое говорила. Но на самом деле…
– На самом деле ты говорила что-то другое? – с иронией спросил Сева.
– Я всегда говорила о чем-то конкретном. И потом… я тебе тоже не нравлюсь, и я прекрасно об этом знаю. И тем не менее не спрашиваю, почему, – нашлась Полина, и сквозь тягучий, тяжкий жар проступила обида, в которой именно сейчас стало легко признаться.
– Не нравишься, – признал Сева, не изменившись в лице. – Но я-то могу объяснить, почему.
Захотелось провалиться под землю, исчезнуть. Отмотать назад и не пойти с ним на эту чертову росу. Как можно говорить такое человеку, который лежит с тобой нос к носу? И у которого, в конце концов, так мало хорошего в жизни? Боль стала невыносимой. Но отодвинуться или отвернуться не было сил. Мед сделал ее тяжелой, тело не слушалось.
– Я рано понял, что мои силы развиваются стремительно, но для этого мне всегда требовалась особая концентрация.
«Странное начало», – пронеслось у Полины в голове. В последнее время он вообще вел себя странно.
– Я научился превосходно владеть собой. – Под его взглядом она плавилась, теряла волю, растворялась в своей боли, обиде и сладкой патоке, затопившей нутро, но он не замечал. – Мне требовалось это, чтобы выжить в нашем сообществе. Любые проявления черной крови могли навсегда лишить меня расположения других. В Заречье наставники оценили мои способности. Пару раз случались проблемы из-за моих чар, ты, наверное, слышала, но это все пустяки. И у Лисы я был… я должен был стать ее неофитом!
– Может, не будем о Дарье Сергеевне?
– Будем. Это важно. Контроль мне давался легко, мне было даже интересно, до каких высот я смогу дойти. Лиса говорила, что я талантлив, она ценила меня. Так знаешь, почему ты мне не нравилась? Потому что в тот день, когда ты появилась здесь, все рухнуло. Я так радовался тому, что могу оживлять воду, но нашлась ты и зачаровала ее одним прикосновением. Я гордился, что моим мысленным вторжениям почти никто не может сопротивляться, но тебе не надо было даже стараться, чтобы закрыться от меня. Я умел концентрироваться, пока магия Воды не стала занимать мои мысли. И с тех пор я начал терять контроль над эмоциями, страхами и силами. Я узнал, что у меня внутри есть один орган, который свел к нулю мои достижения. Он болел постоянно, не давал спать.
– Что?.. Что за орган? – растерялась Полина, совершенно не понимая, чего он от нее ждет, – эти его целительские замашки! Она тонет, буквально захлебывается от холода его глаз, идет на самое дно, а он… Перешел на органы!
– Когда нужно было развивать магию, талант вдруг стал подводить: вместо того, чтобы выводить на новый уровень свое сознание, я непрестанно вспоминал о тебе – о тебе, которую больше чем меня полюбила Лиса, из-за которой она не сделала бы меня своим неофитом. Так я, по крайней мере, думал – не знал же, что она задумала… Ты украла у меня все: мои силы, мои сны… – Голос Севы становился все злее. – Мою наставницу – все! Хорошо, что хоть целительницей не стала, а то бы и в этом была лучше!
– Если что-то из этого и было, то не по моей вине, я не хотела! И с целительством у меня… совсем плохо, честно!
– Они все говорили, что это чувство прекрасно и ради него спасают города! Но, наверное, у сирен все не так, – продолжал рассуждать Сева. К этому времени он уже глазел в небо. – Или же прекрасно то чувство, которое взаимно. Но ты дичилась меня и всех своих подружек настраивала против. Но даже другие девушки не помогли мне заглушить это чувство!
– Да о чем ты?! Какое чувство? Я же тебе ничего не сделала!
– Какое чувство? – спросил Сева, вдруг выдернув руку из-под ее головы и сев. – Ты издеваешься надо мной?
– Н-нет… – пробормотала Полина, поднимаясь вслед за ним.
– Это было признание в любви, разве не понятно?
– Что? – протянула Полина. – Ты считаешь, что, обвиняя меня в том, что я сломала тебе жизнь и украла твою наставницу, ты признаешься в…
– И как же нужно было это сказать?!
– Обычно люди просто говорят: «Я тебя люблю»!
– Ну так я… тебя люблю.
Повисло молчание. Полина смотрела на него, боясь даже вздохнуть. Сева застыл в тех же чувствах.
– С тех пор как поднял на руки на том берегу реки, когда только нашел, – наконец нашелся он и продолжил: – Я сразу понял, что ты должна быть моей, но при нашей следующей встрече ты даже не смотрела на меня. С тех пор я боролся с этим чувством, но за эти годы ни на шаг не продвинулся.
Он вдруг растерянно улыбнулся. Ямочка на его щеке заставила Полину поверить в то, что все происходит не в очередном ее романтичном сне.
– Не может быть…
Несколько росинок сорвались с головки росенника и скатились по ее пылающим ногам. Дышать было тяжело. Думать было тяжело. Хотелось закрыть глаза и обо всем забыть, вернуться на несколько лет назад… Ах, нет! Да кого же она обманывает! Вот бы ей не надо было отвечать ему. Вот бы он просто уложил ее на траву и целовал-целовал-целовал. Целовал так безжалостно и так сладко, как делал это во снах. И она бы думала лишь о том, как успеть сделать короткий вдох.
Но Сева продолжал молча смотреть. О да, старый добрый Сева! На секунду ей вдруг померещилось, что она все про него поняла, но говорить было трудно. Мешала все та же накопившаяся обида. Задетая гордость приказывала молчать так же холодно, как обычно он на нее смотрел. Раненое сердце беззвучно обливалось слезами и было сейчас не лучшим помощником. А все остальное тело горело, шептало настойчиво: «Больше не надо сдерживаться! Отпусти свои чувства! Протяни руку! Дотронься!»
– Как жаль… – вырвалось у нее чуть хрипло. – Как жаль, что ты сказал это только сейчас…
– Почему? Почему жаль?
– У меня… почти не осталось времени.
Она не поняла, что случилось дальше. Секунда, и они уже сидели совсем близко, нос к носу, глаза в глаза, он держал ее осторожно и мягко, она же нетерпеливо впивалась ногтями в его плечо. Она, конечно, ждала поцелуя, но вместо этого Сева посмотрел на нее хмуро и даже зло. Ах да, старый добрый Сева!
– Все женщины, которые мне дороги, стремятся слишком рано покинуть этот мир. Сначала была мама. Потом Лиса. Но теперь-то я готов. Тебя я так просто не отпущу. Скажи только: ты хочешь, чтобы я помог тебе справиться с проклятием?
– Ты знаешь, как помочь?
– Просто скажи, что хочешь. Скажи «да». Обещаю, за это ты не будешь мне ничем обязанной. – Он тоже сжал пальцы, притянул ее ближе.
– Я… конечно, хочу. Но ведь… мне уже не помочь! – прошептала Полина, пытаясь разгадать, что именно заставило его улыбнуться. Она нервно заправила за ухо мешавшуюся прядь.
Сева вдруг уставился на часы на ее руке. Его улыбка погасла, ямочка на щеке исчезла.
– Что такое?
– Сколько времени? – произнес он, будто не веря в то, что увидел. Его лицо стало вновь привычно-серьезным.
– Почти полдень. Полдень?! – Она едва не подскочила – этому помешала Севина рука. – Что?
Вокруг продолжала сверкать роса, бледный свет отражался в тысячах капелек.
– Не может быть, чтобы мы столько проспали. Ерунда какая-то. Ощущение, что сейчас восемь утра… Наверное, что-то с часами…
– Роса не высохла… – пробормотал Сева. – Только не волнуйся.
– Я не понимаю…
– Роса должна была высохнуть под солнцем часам к девяти, да? Тогда она стала бы… исцеляющей. Исчезла бы вместе с недугами. – Он смотрел куда-то мимо. – Странно.
– А если дело в неисправных час… – начала было Полина, но тут над самой ее головой из-за хмурого облака показался одинокий луч. Где-то за тучами солнце стояло в зените.
Пронзительный крик прорезал округу – протяжный, мелодичный и совершенно нездешний. Он повторился, похожий на плач, многократно отразившись от стволов и камней. Сева вглядывался в стену леса. Что же за птица могла так кричать? Или это было лесное существо, о котором они никогда не слышали? Полина была готова к чему угодно: по меньшей мере к тому, что из чащи вот-вот кто-то выскочит и бросится прямо на них. Тревога росла. Под босыми ногами отчетливо проступил холод росы. Действительно странно, почему та до сих пор не высохла? Неужели теперь она лишилась всех волшебных свойств?