Повторился печальный крик, и два огненных крыла сверкнули над верхушками елей. Полина задержала дыхание, ужас сковал ноги и руки, сжал легкие, остановил в горле нервный вскрик. Ей померещилась исполинская птица – та самая птица, что являлась во время ее приступов.
– Рарог? – прошептал Сева.
В небе полыхнуло, молния ударила прямо в птицу, но лишь придала ей сил: заискрились длинные перья хвоста, вместо клюва на миг проступили человеческие черты.
– Она что-то держит в руках, – заметила Полина. – Это книга?
– Слишком… большая книга.
Время словно остановилось. Печальный крик Рарог распался на множество тонких нитей, потянулся от самых небес к цветам и травинкам, пронзил капли прозрачной росы, проник в Полинино тело и побежал вместе с кровью по венам.
– Она летит к избушкам? Идем скорее!
Полина соскользнула с Севиных колен. Халат пропитался росой, стал тяжелым, но она все равно набросила его на плечи. Сева взял ее за руку и потянул к тропинке.
Ужас от увиденной птицы, место которой было в подземельях под Росеником, а вовсе не в небе над Заречьем, мешался с волнением от произошедшего разговора. От сцепленных пальцев полз жар. Сева не отпускал ее руку, и это казалось не менее странным, чем то, что солнце не высушило росу. Полина все еще чувствовала его недавние прикосновения: как тонкие пальцы скользнули по ее спине, как он несмело наклонился к ней, коснувшись волосами щеки…
Тропинка два раза свернула вправо и влево и вывела на дорогу. Через минуту уже зачастили крыши.
– Тебе надо позавтракать, – на бегу сказал Сева, – а я попробую выяснить, что это было. Как узнаю, зайду…
Он осекся, Полина выдернула ладонь из его руки: перед избушкой показались Маргарита и Алеша Попов.
– Ты держала его за руку? – ни с того ни с сего спросил Алеша, шагнув навстречу.
– Я-а… он просто вел меня с обряда…
Полина быстро взглянула на Севу, лицо у того было непроницаемо, будто перед ним стоял не разозленный поклонник Водяной колдуньи, а кружила едва заметная муха, неспособная причинить вред.
– С какого еще обряда?
– Я же сказала тебе, – встряла Маргарита, – сегодня роса, и Сева сопровождал…
– И ты ему веришь? – перебил Алеша.
– Давайте без истерик, – сказал Сева. – Случилось кое-что странное! Роса не…
– Полина, очнись, ты же знаешь, кто он! – Попов схватил Водяную колдунью за плечи. – Нельзя ходить с ним вдвоем ни на какие обряды. Тем более… в таком виде… – Он раздосадованно оглядел ее распахнутый халат и просвечивающую от влаги ночнушку. – Ты бы могла позвать меня!
– Но он целитель…
– Целитель? Знаешь, что он делает под видом целительства? Я видел, что произошло, когда с тобой случился приступ! Он… он… поцеловал тебя, пока ты была без сознания!
Сева только невозмутимо дернул бровью.
– Это был поцелуй силы. Целительский прием. Ты Словник хоть раз в жизни открывал?
Его взгляд упал на порозовевшую Водяную колдунью.
– В общем, так! Некогда заниматься ерундой. Только что случилось странное: мы видели Рарог, летевшую к деревне. Так что советую вернуться в избушки, пока не удастся выяснить, что все это значит.
Маргарита подхватила под руку подругу и потянула ее к крыльцу. Сева направился к своей избушке. Нужно было немедленно рассказать Муромцу обо всем, что случилось. О росе, странной игре времени, о существе из подземелий, но в первую очередь о… Полине, при воспоминании о которой колени наполнялись чем-то студенистым и начинали смешно пружинить. Сева даже придумал, как начать этот разговор, но Муромец, скорее всего, привяжется сам, едва увидит его выражение лица. Придется рассказать немного подробностей. О том, что Водяная колдунья знает про его чувства. Правда, она ничего ему не ответила… и он так и не решился ее поцеловать и узнать ее реакцию… Но да разве это важно? Она не оттолкнула его! Этого было достаточно!
Но на фоне красивой картинки разрасталась тревога. И Рарог навязчиво всплывала перед глазами вместо лица Водяной колдуньи.
Сева запрыгнул на крыльцо и толкнул дверь. Комната серебрилась в тусклом пасмурном свете. Бледные цвета, в которые недружелюбное солнце окрасило интерьер, чуть сбили его настрой. Муромец беспокойно ходил вдоль стола и остановился в ту секунду, когда распахнулась дверь. Его лицо было встревоженным, брови были сведены у переносицы. Он сжал челюсть так, что на скуле проступили мышцы.
– Ты еще не знаешь? – бросил Митя.
– Нет, но видел кое-что странное…
– Старообрядцы на подходе к Заречью. Они идут сюда.
Голос Муромца прозвучал глухо.
– Что-что?
– Ирвинг ждет посвященных на Кудыкиной горе. Надо поторопиться.
Муромец же держал в руках их обрядовые ножи: все, что было у них для защиты.
Как же Старообрядцы могли подобраться к Заречью? Как справились с Воздушным барьером? Выходит, сейчас они блуждают по лесу, в котором когда-то сильный Земляной маг, входивший в Союз Стихий, сумел скрыть деревушку?
– Как Ирвинг мог узнать, что Старообрядцы идут сюда?
– Думаю, Велес почувствовала, – ответил Митя, протягивая ему нож. – Это ее земля и магия ее рода. Если чужак преодолевает барьер, она должна об этом узнать.
– И Ирвинг хочет, чтобы мы защищали Заречье? Кучка неофитов? И те посвященные, что на дух не переносят боевую магию?
Ветер налетел на избушку и захохотал на чердаке. Старая бузина загородила солнце, по углам ютилась марь. Сева расцепил замок амулета с руной Меркурия, подошел к Мите и надел ему на шею.
– Зачем? – заструилось что-то в воздухе.
– Нужно, – проскрипела бузина по стеклу.
Тяжелый золотой талисман, знак рода, добытый, как и все золото мира, слишком высокой ценой, блеснул в руке Мити.
– Я не могу! – воспротивился ветер на чердаке.
– Бери. И да хранит тебя Солнце.
За окном нарастал гул, словно лесную деревню поглотил океан.
Сева судорожно сгреб в поясную сумку пару кусков мела и недавно отлитые свечи.
– Будешь отбиваться мелом и воском? – хохотнули доски потолка.
– Он не воин. Он лекарь, – ответила сумрачная марь из угла.
Печально скрипнула дверь. Колдуны выскочили наружу. Улица превратилась в живую реку, несущую юные сильные тела к Дороге желаний.
– Они не могли найти Заречье! Кто их привел? – зло пенилась река, подхватив обоих колдунов.
Над дорогой стояло облако. Десятки ног безжалостно втаптывали пыль и в ту же секунду тревожили ее носками соломенных тапочек. Воздух пах дождем. Из-за леса ползла грозовая туча.
– Тебе не кажется странным… – Сева словно вырвался из сна. Муромец потряс его за плечо. – Непосвященные. Они непосвященные! Почему они тоже бегут на Кудыкину гору?
– И бегут быстрее всех!
– А это еще что?
Река из людей оттеснила Севу к обочине, втолкнула в объятия резной полыни. Сквозь пыльную завесу с глухим громом проступала избушка на курьих ножках. Да не одна! Избушка подняла лапу, растопырила шишковатые пальцы и схватила пробегавшую мимо девушку.
– Нет! – волчицей закричала маленькая колдунья, заскребла когтями по воздуху. – Я не хочу! Отпусти! Отпусти!
Но избушка упрямо согнула лапу и засунула пленницу в открытую дверь, словно сожрала живьем.
– Она ловит непосвященных! – Голос Муромца снова привел Севу в чувство. – Избушки не дают непосвященным идти к Кудыкиной горе! Овражкин, что с тобой?
– Какая-то магия, – прошелестел ветер. – Просыпается… и путает сознание…
Сева осекся. На мгновение зрачки Муромца сделались вертикальными. В ту же секунду Митя дернулся, будто получил удар.
– Перун тебя порази! – зло вскрикнула Каменная ведьма. Ее пшеничные кудри взметнулись в воздухе, загородив им обоим обзор. – Встал как истукан. А ну, пусти!
И понеслась дальше, похожая на промелькнувший солнечный блик.
От топота избушек пыль поднималась все выше, она хрустела на зубах, застилала глаза. В ее клубах то и дело сталкивались травники, чье время начиналось за полночь, чей взор мог разыскать цветок под толстым ковром прошлогоднего травостоя; заклинательницы, что плели магию, складывая в верном порядке слова; ведари да знахарки, перевертыши да кудесники, певуньи да лесовики. И он, лекарь с чужим солнечным оберегом. Руки его будто сами нырнули поперек потока и поймали русалочку с двумя тонкими русыми косами.
– Нельзя тебе туда!
– Я пойду! Или с тобой пойду, или одна.
– Тогда со мной. Со мной! – раздавалось уже со всех сторон.
Сева подхватил ее под локоть и полетел вперед вместе с ветром.
– Они будут искать меня! Понимаешь? Неужели в избушке было бы безопаснее?
– Не знаю.
– Что это за песня, слышишь?
– Ветер?
– Не ветер.
– Птицы?
– Не птицы! Слушай же! – Она прижалась к нему и закрыла глаза.
Облака пыли оседали, сквозь них виднелась толпа, кружащая по дороге, словно потерявшая след. И кто-то действительно пел: ритмично, как само время, хрипло, как листва по осени. Песня была хорошо знакомой, древней – древнее чар, что укрывали Заречье. Миг, и впереди выросла сгорбленная фигура в дырявой шали.
– Яга, – прошептала Полина, выглянув из-за Севиного плеча.
Старая колдунья тянула слова заклинания. Полина видела, как замедляются шаги парней и девчонок, как песок смирно затихает под их ногами, какими бессмысленными вдруг становятся их взгляды.
– Усыпляет, – сказал Сева.
– На меня не действует.
Он улыбнулся. Тому, что догадался об этом за миг до того, как Полина это сказала. Тому, что можно было стоять к ней так близко. Тому, что сам угол зрения его изменился, и ветер говорил с ним, и дорога пела голосом старухи, и далекий лес нашептывал какие-то слова. Тому, что губам стало сладко и влажно, а тело вспыхнуло пламенем, потому что она вся опала в его руках и не стала сопротивляться.
– Боги, ну наконец-то, – прошипела она то ли зло, то ли насмешливо, и ему вопреки всему захотелось рассмеяться. Действительно, наконец-то.
– Стой. Еще. Еще, – попросил он, когда она почти уже выпуталась из его рук.