Рыжеволосая колдунья оглянулась: с каждой стороны теперь виднелись входы в туннели.
– Так вот она, загадка, – протянула она. – Мы знаем только две дороги отсюда, верно?
– Возможно, обратная дорога к нашему дому обозначена Львом, как и у Врат Велеса. К целителям ведут Рыбы.
На долю секунды девушки зажмурились, потому что над всеми входами внезапно вспыхнули и погасли слова и знаки.
– Если это случится снова, – судорожно проговорила Анисья, – ищи Льва и Рыб! Эти входы нам точно не нужны.
Вторая вспышка повторилась почти сразу. Вместо перечисленных знаков Анисья отчетливо увидела планетарную руну Рака над одним из входов и бросилась к нему.
– Василиса, здесь есть Рак! Ищи слова про него!
Едва свет погас, пятачок со множеством входов-лучей завертелся, и зияющий тьмой проем за Анисьиной спиной сменился другим.
– Так не работает, Нися! Наверное, надо попробовать собрать подсказку!
– Смотри! – вскрикнула белокурая колдунья, когда подземелье вновь озарилось светом. – «Узреть, Рак». Вон над тем входом! Это какая-то часть фразы. Что может стоять перед «узреть»? «Сможешь»? «Нужно»?
– «Хочешь»! – подхватила Василиса, дождавшись, когда мрак вновь расступится.
Коридоры начинали крутиться все быстрее, у обеих девушек поплыло перед глазами.
– Нужно скорее искать, иначе меня стошнит от этой круговерти, – призналась Анисья.
– «Тебя приведет» нам подходит? Мне удалось прочесть только это.
– Пусть будет «Хочешь узреть – Рак тебя приведет».
– Узреть что? Другие слова, которые я прочла, сюда никак не лепятся. «Лекарство», «от хвори», «на пути».
– «Старушка-судьба», – вскинула руку Анисья.
– Мне попадалось «полотно»!
– Ткет, ткет полотно! Про судьбу так говорят.
– «Ткет» рифмуется с «проведет». Или… нет? – Василиса прижала ладони к голове и осела на пол, ее мутило, думать было слишком трудно.
Свистопляска, разразившаяся вокруг, сводила с ума. Все мигало, сверкало, тут же гасло и вертелось во все стороны.
– Старушка-судьба полотно свое ткет. Хочешь узреть – Рак тебя приведет! – закрывая глаза и жмурясь изо всех сил, отчеканила Анисья.
Все резко остановилось. Обе колдуньи упали на сырой холодный пол.
– После такого еще стоит подумать, а не пойти ли по туннелю, ведущему к целителю, – пробормотала Василиса, и Анисья сдавленно рассмеялась в ответ.
– Ладно, надо вставать. Кто знает, не начнется ли это снова.
Девушки поднялись на ноги, их обеих качнуло в стороны, будто на корабле, попавшем в шторм, но они старались не терять ориентир и упорно шли к нужному проходу.
– Вася, это какая-то странная подсказка, не думаешь? С какой стати в ней говорится о полотне, которое ткет судьба…
– Возможно, раньше дом принадлежал известным прорицателям?
– Или… – Анисья замерла. – Или это связано с руной, которой особняк был отмечен до появления Буса. Я тут вспомнила Параскеву!
Василиса и сама ее вспомнила за миг до того, как Анисья произнесла ее имя. Параскева занималась рукоделием с воспитанниками Заречья: учила вязать, шить, плести пояса, корзинки, шляпы и даже сандалии. На темные вечерницы девушки сбежали именно от нее, потому что Анисья едва не закатила истерику, не совладав с платьем, которое, сколько бы она ни переделывала, садилось ужасно.
– Возможно, тебе стоит задобрить Мокошь, – заботливо сказала ей Параскева. – Знаешь ведь, что она покровительствует всем пряхам и швеям?
– Наверное, она была в разладе с тем, кто покровительствует Муромцам, – отрезала Анисья и швырнула свое платье на стол. – Бабушка говорит, женщины рода Муромцев никогда не шили, потому что считали это дело недостойным.
– О, вот как, – растерялась Параскева.
– Надеюсь, вас это не обидело, – продолжила Анисья и огляделась. Вся светлица притихла. Парни и девчонки, до этого занятые кто чем, уставились на нее. Анисья схватила шерстяной сарафан, в котором пришла, и натянула его на себя, бросив разочарованный взгляд на своенравное платье. – Потому что это неправда. Они просто скрывали свою криворукость. И я тому пример.
Ребята выдохнули и рассмеялись.
– Не наговаривай на себя, дорогая, – попыталась утешить ее Параскева. – Мокошь…
– Не знаю, кто из наших этой Мокоши насолил, но вы бы видели шаль, которую зачем-то единственный раз в своей жизни связала крючком моя бабушка. Подходила она разве только для того, чтобы ловить ею рыбу.
Василиса снова засмеялась вместе со всеми.
– Но зато ты придумала красивый фасон, – вступилась Марьяна Долгорукая, и ее подружки, Ниночка и Настенька, закивали.
– Н-да… – протянула Анисья. – Мне его Митя нарисовал.
– Правда? – не выдержала Василиса.
– Ну да. Видимо, Мокошь держит зуб только на женщин рода Муромцев. Потому что Митя умеет и рисовать, и шить, и дом может построить, наверное.
Вспомнив все это, Василиса не смогла сдержать улыбки, но взгляд Анисьи горел огнем, ей было явно не до смеха.
– Ты думаешь, – начала догадываться рыжеволосая колдунья, – что подсказка ведет к дому, когда-то обозначенному руной Мокоши?
– Ты помнишь, есть ли руна с таким названием?
– Да, Крест Мокоши. Ее трактуют по-разному. Где-то говорят, что это два перекрещенных веретена. Где-то Мокошь называют прародительницей всех магов, и тогда крест обозначает четыре стихии, которые, соединяясь, рождают жизнь.
– Крест! Бусов меч-крест! А я все думала, с какой стати Бусов Меч так странно отмечен в Вести Семи богов?
– Пусть шить ты и не умеешь, зато древние загадки разгадываешь очень хорошо, – сказала ей Василиса. – Может, именно это в женщинах Муромцев Мокоши и не нравилось?
– Ну спасибо, – благодарно улыбнулась Анисья.
Туннель закончился тупиком с дверью в арке. Полукружья высоких сводов высвечивались кристаллом-световиком в Анисьиной руке. Василиса провела пальцами по шероховатой древесине, коснулась потемневшей бронзовой ручки и замерла, ожидая появления птицы. Можно было не надеяться, что удастся пройти незамеченными.
Световик тускнел. Анисья несколько раз постучала по нему, но ее сила не передалась кристаллу.
– Только этого не хватало, – ворчливо прошептала она, как вдруг что-то коснулось ее плеча. Анисья обернулась и завизжала. Правда, пришла в себя почти в тот же миг и отпрянула к стене. Птичьи когти, высунувшиеся из-под плаща, цепко держали ее. Из темноты едва заметно выступало большое, белое, бескровное лицо, похожее на череп. Нос выдавался вперед, словно костяной клюв. В глазах плавала пустота.
– Кто слишком смел? – дохнула холодом Алконост. – И слишком… юн… О, дитя сестрицы Гамаюн!
Анисья видела, как медленно и неестественно существо повернулось к Василисе, смерило ее долгим взглядом, но, не произнеся ни слова, снова обратилось к Анисье:
– Хозяин мертв. Конец мой скор. Прохода нет, коль ты не вор.
Костяные пальцы разжались, Алконост скользнула к двери, и та окончательно потонула во тьме. Световик в руках Анисьи вспыхнул чуть ярче, и перья птицы, длинные, как струящийся плащ, тускло блеснули фиолетовыми переливами.
– Мы не воры! Но нам надо пройти! – сказала Анисья, пытаясь унять дрожь в голосе. Она старалась не думать, о каком таком хозяине упомянуло странное существо. Кто знает, грустит ли она о событиях давнего прошлого или предвидит будущее?
– Зачем?! – Алконост снова выросла прямо перед носом Анисьи. – Ты правду отвечай! Найдешь одну лишь там печаль…
– Мы… хотим… – Анисья поискала глазами Василису, но не сумела перехватить ее взгляд.
– Мы хотим узнать, что скрывается в подвале этого дома, – тихо произнесла Василиса. – Мы просто исследуем подземелье. Ради знаний.
– Мы ищем дары богов, – продолжила Анисья, решив говорить правду. – Мы ничего не забираем. Только смотрим.
Алконост молчала. В ее пустых глазницах не появилось никакого проблеска. Анисья не догадывалась, ни куда та смотрит, ни о чем думает. Она уже собралась сказать что-нибудь еще, но тьма сгустилась, почти потушив световик, и птица исчезла.
– Она ушла? – едва слышно прошептала Василиса.
– Да, и забрала нашу силу, не предупредив.
Дверь перед ними с легким скрипом отворилась. Девушки шагнули в темноту. Световик без их магии погас.
Привычный страх пробежал по коже, но интерес все же пересилил. Анисья ступила в проем, потянув за собой подругу. За дверью стоял совсем иной запах: сырой, холодный, как и в остальных подземельях, но к нему отчетливо примешивались новые оттенки. Пахло известью, глиной, пылью, словно стены здесь были отделаны штукатуркой, а по углам пряталась старая мебель. Дышалось легче. Потолок терялся где-то в вышине, да и сам подвал ощущался как очень просторный. Но темнота мешала разглядеть хоть что-нибудь.
Василиса двигалась на ощупь, вытянув вперед руки и невольно опять вспоминала вечерницы. Сделав несколько шагов, она наконец заметила слабый проблеск, словно в воздухе была натянута светлая нить. Она осторожно ухватилась за нее двумя пальцами, и нить засветилась, стрелой убежав во мрак.
– Это шерстяная нитка, – удивленно произнесла Василиса, и Анисья принялась искать, куда она ведет. Свет усилился: там нить теряла натяжение и лежала на чем-то вроде стола, спутавшись в несколько узлов. Василиса перебирала нить пальцами и вскоре очутилась рядом с подругой. Она пошарила рукой и подняла какой-то продолговатый предмет.
– Я знаю, что это! – воскликнула она. – Это веретено!
– Откуда оно тут?
– Анисья, Мокошь! Ее атрибутом всегда было веретено, как я и говорила! Постой. – Она ощупала стол, возле которого они застыли. – Да это же прялка! У нас дома на чердаке стоит такая же – сохранилась еще от прапрабабушки.
– О Ярило! Что же нам делать? Вот бы раздобыть свет!
– Подожди, я, кажется, помню, как надо закрепить веретено. Оно выпало или кто-то его вытащил. Поэтому нить спуталась… Ага, вот так. – Раздался щелчок, и вдруг глухой рокот окружил колдуний со всех сторон, будто в движение пришел неведомый механизм.