Ёгра достал варган и дернул за латунный язычок. Звук струной протянулся через всю баню и зацепил, словно удочкой, мельтешащие в головах мысли. Полина чувствовала, как успокаивается сердце, как нутро расслабленно замирает, повинуясь воле звука, как уходит волнение. Наговор возник сам собой в тот миг, когда пришло его время.
Она зашептала, всматриваясь в зеркало. Под таким углом не было видно ее лица – только грудь, руки да распущенные волосы.
Она старалась глядеть в одну точку, но замечать сразу все – и теплый полумрак, и тончайшие блики, скользнувшие из окна и отразившиеся от другого зеркала, и пелену терпкого дыма, от которого начинало скрести в горле. Изображение то расплывалось, то вновь становилось четче, время забылось. И вдруг неподвижное тело ее в отражении дернулось: рука пронесла мимо зеркала зажженную свечу и снова замерла, как в реальности, – зеркало поддалось, повиновалось ее магии и показало крохотный кусочек недавнего прошлого. Но Полинино внимание не зацепилось за это – теперь от зеркала ей нужно было иное колдовство.
Еще два раза зеркало уступило, и картинка в нем переменилась, показав Маргариту с длинной черной косой, еще не зажженную свечу в ее тонких пальцах и совершенно пустую баню. Но Полина продолжала сверлить взглядом одну точку, позволяя изображению то расплываться, то вновь наливаться четкостью. Она бубнила наговор и ждала, когда сама судьба подаст ей знак – или не подаст. Но интуиция подсказывала верить и упорствовать. Да и торопиться было некуда.
Полина забыла про приятелей: лишь иногда до нее долетал дрожащий звук варгана, словно привет из иного мира. Он возвращал на место разлетевшиеся мысли.
Она поняла, что глядит в темноту: не было в зеркале ни растрепанных русых прядей, ни закатанных рукавов широкой рубашки, ни беспокойных свечных огоньков… Перед ней простиралось новое пространство, заключенное в прямоугольную рамку.
Под ребрами будто заметалась птица. Полина глубоко вздохнула и протянула руку. Вздрагивающие пальцы приблизились к поверхности зеркала так близко, как только могли, но никакой преграды не ощутили. Тогда она подалась вперед и втолкнула руку туда, куда по всем представлениям просто не могла втолкнуть, – в поверхность зеркала, отозвавшуюся лишь прохладным покалыванием.
Откуда-то она знала, что надо подумать про белый прямоугольник окна, отразившийся во втором зеркале. Надо было смотреть на него сквозь эту новую неизвестность и тьму, тянуться к нему изо всех сил…
– О Даждьбог, глядите! – послышался шепот Аксиньи.
Полина подняла глаза: Маргарита, Ёгра и снежинка таращились на руку, выпроставшуюся из второго зеркала.
– Получилось… Получилось! – вскрикнула Маргарита. – Это что-то невозможное!
– Как избушки на курьих ножках и шапка-невидимка? – с улыбкой отозвалась Полина и зашлась кашлем от горького дыма.
Она потянула руку обратно, пытаясь представить, как это выглядит со стороны: две свечи, трава и чаша с водой заполняли пространство между зеркалами, но оно никак не ощущалось.
– Пространственные чары отнимают много сил, насколько я слышала, – сказала Аксинья, разглядывая Полинины пальцы: на вид с рукой все было в порядке. – Как ты себя чувс…
– Нет! – выдохнула Маргарита и неожиданно для всех бросилась к Водяной колдунье. – Полина!
И только она успела произнести имя, как баню прорезал печальный крик. Водяная колдунья рухнула на пол, сбив рукой свечи, плошку с водой и оба зеркала. Осколки заплясали по доскам, пепел истлевшей травы взвился в воздух. Аксинья и Ёгра кинулись к ней вслед за Маргаритой, но сделать уже ничего не могли: она нелепо и неестественно выгибалась в позвоночнике, семенила ногами и изо всех сил отталкивала протянутые к ней руки. Дверь заходила ходуном: Левиафан принялся биться о нее всем своим тщедушным тельцем.
Лиса спустилась к набережной, где уже начали собираться воспитанники. Ей было не по себе, и она все прокручивала в голове старые воспоминания о Заречье, сохранившиеся с юности. Почему-то не шел из головы Саша. Она даже вспомнила симпатичную девочку Ксению, когда-то влюбленную в него. Вспомнила, как он стеснялся ее внимания и как над ним подтрунивал брат. Она до сих пор не знала, был ли когда-то Саша влюблен в нее саму – может, потому избегал и ту миловидную Ксюшу, и других женщин после? Странно, что именно он до сих пор остался ей другом, – в ее жизни не было больше ни Игоря, ни зареченских приятельниц. Только Саша, одновременно родной и далекий, к которому она испытывала загадочную смесь чувств из тоски по былому, нежности, доверия и тревоги.
Холодное море вздыбилось, и из пены показалась острая морда кельпи. Дарья подхватила юбку, шагнула, но рядом внезапно возник человек и схватил ее за локоть. Она вздрогнула. Это был Август Адамович, умевший перемещаться по своим владениям вместе с ветром.
– Ну и напугали! Нельзя же так подкрадываться!
– Даша, на два слова в мои покои! – Лицо главного наставника казалось немного взволнованным. Лиса беспрекословно последовала за ним по дорожке к башням. Его гостиная располагалась на последнем этаже, и из окон открывался вид на все Дивноморье.
– Надеюсь, то, что вы хотите мне сообщить, стоит пропущенного обеда? – улыбнулась Дарья Сергеевна, пытаясь шуткой справиться с неприятным предчувствием.
– Я бы и рад, милая… Садись-ка. Только что со мной связался Аристарх Назарович, главный наставник Китежа. Произошла неприятность… с Водяной колдуньей сделался необычный приступ. Ах, милая, сядь! Сядь! Наверное, это то, о чем нас предупреждал Ирвинг на летнем собрании…
– Конечно, это оно! – воскликнула Лиса. – Почему… почему Ирвинг не сказал мне сам? Я же предупреждала! Я чувствовала, что этим все и закончится! Как он мог такое допустить?
– Сядь, дорогая, пожалуйста! – Дивномор ласково взял ее за руки. – Ирвинга не было рядом, когда это случилось. Признаться, его до сих пор нет в Китеже. Утром он отправился по делам, а приступ случился буквально только что.
– Ирвинг не знает?! – Лиса выдернула руки из его пальцев. – Они без ведома Главы сообщества заставили Полину колдовать? Неужели проводили Боевую магию без него?
– Кажется, нет. Но ты должна успокоиться. Я знаю… помню, что ты была против всей этой затеи. Ты не хотела, чтобы Водяную колдунью увозили из Заречья, боялась, что ей станет хуже.
– Август, на ней проклятие, которые мы не можем снять! Оно уничтожает ее. Каждый приступ ее понемногу убивает! Конечно, ее нельзя было увозить из Заречья! Ни один Союз Стихий не стоит того, чтобы приближать ее смерть!
– Пожалуйста, успокойся. Уверен, все не так страшно. Однако нам надо решить, что делать. Аристарх Назарович сказал, что не хочет принимать решение без твоего совета.
– Ах, прекрасно, что хотя бы сейчас меня кто-то послушает! – Лиса обернулась, словно ища подмоги. – Тянуть дольше нельзя. Если с девочкой случился приступ, ее срочно должен осмотреть целитель. Густав Вениаминович или Даниил. Понимаешь?
– Пока она без сознания, ее нельзя транспортировать через пространственно-временной туннель. Черная Курица, как я понял, уже связалась с Заиграй-Овражкиным. Тот передал, что если случай не очень тяжелый, то его сын должен суметь привести ее в сознание.
– Сева! – воскликнула Дарья Сергеевна. – Где Сева? Его нужно отправить в Зорник. Нет… мы все отправимся в Зорник.
– Что? – опешил Дивномор.
– Да, Август, вы должны понять. По-моему, пора прекратить эти игры. Я сейчас же забираю всех своих воспитанников, везу их в Китеж, а оттуда вместе с Полиной и остальными мы возвращаемся в Заречье. Оповестите моих ребят, чтобы сейчас же собирались!
Сева в прошлый раз заприметил книжные полки и подумал, что, может быть, именно здесь найдет то, что ему нужно. Надо было только прийти сюда одному. Сегодня Митя принял приглашение Волкова, который собирал в своем особняке клуб по интересам. А Мила спала так долго, что Сева смог улизнуть во время завтрака, даже с ней не встретившись.
На входе в «Козу да Ворону» его встретила девушка в маске птицы. Когда же он сказал, что ему нужны книги – чем старее, тем лучше, – из дверей платяного шкафа выбрался паренек в рогатой маске, скрывавшей все лицо, и поманил за собой.
Зал за шкафом был похож на пыльный лабиринт, стеллажи и полки высились до потолка и перемежались добротными комодами, на которых толклись всех видов шкатулки с надтреснутыми крышками и поцарапанной эмалью, в потемневших серебряных блюдах загадочно мерцали бусины жемчуга, и тут же ютились пухлые конверты с чьими-то письмами. Корешки книг выцвели и стали походить один на другой. Под некоторыми виднелись удивлявшие новизной картинки с надписями. На одних была изображена белая козочка, на других – взлохмаченная ворона с красными кругляшами щек. Там, где решил поискать удачу Сева, ворона как раз наставляла: «Такое старье, что тебе и не прочесть». Он нарочно стал рассматривать эти книги. Вытянул одну, но наткнулся лишь на схемы: что-то из устаревшей физимагии. Чутье подсказывало, что здесь имелось и запрещенное: трактаты по Магии крови, ревностно хранимые в древних семьях, но которые просто невозможно купить в обычной лавке. Или же истории, которые должны были давно кануть в небытие, забыться навеки.
Правильно ли было прятать от остальных всю правду о Темной магии? Что, если кому-нибудь жизненно нужно было прочитать о проклятии, а еще лучше – найти способ избавления от него? «Ну, не жизненно, конечно, – поправил себя Сева с усмешкой. – Смертельно надо, вот как!»
За стеллажами что-то прогремело, он обернулся – прямо за его спиной стояла девочка с маской-клювом и протягивала чашку.
– Вы тут надолго. – Она вручила ему кофе и зашагала обратно к выходу, снова чем-то громыхнув у самой двери.
Сева взмахом руки отправил несколько заинтересовавших его книг на стол. Сколько магии было скрыто в этом месте? Сколько забытых тайн и чужих секретов? Он снова скользнул взглядом по кучам старья, громоздившимся на всех поверхностях. Едва какая-то вещь попадала в фокус, она начинала выглядеть необычайно красиво, словно заточенная в ней история наполняла ее смыслом. На столике переливалась горстка старинных брошей, тускло-серебряный гребень прятался за обшитой шелком тетрадью.