«Гамаюн чувствует проклятие?» – было первой мыслью Севы. Вторая мысль – о том, что Полина не сможет миновать стража подземелий, – словно запустила какой-то страшный механизм: Водяная вздрогнула, ее тело дернулось, как от приступа. Гамаюн зашелестела крыльями, двинулась навстречу, и на лице ее мелькнула и исчезла страшная пасть. Митя с Анисьей почти одновременно бросились к Полине и заслонили собой. Непослушное тело Водяной упало в привыкшие ловить его руки, Сева попытался оттащить ее назад, в тень подземельных сводов.
– Уведи, уведи ее! – закричал Муромец.
Но Полина упиралась и тянулась руками к птице, впиваясь в нее пустым взглядом.
Она не видела ни черных стен туннеля, ни темно-золотого света. Вокруг была бездна недружелюбных и ослепляющих цветов – холодно-желтый, цвет умирающей луны, перетекал во что-то серое с розовыми вкраплениями. Все пульсировало. За спиной истошно били крыльями желтоглазые чудовища, готовые вот-вот нанести удар. Впереди возвышалось существо с лицом печальной женщины. От нее веяло могильной вечностью и сладостным покоем. Покой в эту минуту был Полине очень нужен, но что-то мешало ей шагнуть ему навстречу. Чье-то чужое тело – такое же крылатое, причастное к этой птичьей тайне – схватило ее, прижало. Она оглянулась – никого. Только Гамаюн и Темные птицы. Они наступали с обеих сторон. Но что это? Вместо чарующего женского лица вспыхнула гнилая пасть с рядом острых зубов. Полина взбрыкнула, хотела попятиться, но кто-то ее держал. Гамаюн глядела мимо, прямо на птиц, бивших крыльями, хищные глаза ее излучали ненависть. Птицы за спиной Полины кровожадно скребли когтями по острым камням – они на дух не переносили Гамаюн. Они сближались, все теснее обступая Водяную колдунью, и не было в них ни добра, ни зла, только две противоборствующие силы, встречаться которым было нельзя. Полина закричала что было сил. Она знала: их поединок – ее смерть, ужасная, мучительная. Она не понимала, как им сопротивляться, – кому из них сопротивляться? Когтистым монстрам, которые приходили в ее сны и истязали? Перевоплотившейся Гамаюн, этому древнему чудовищу, чей облик был противоестественным и вызывал теперь лишь тошноту? Или же черным, затягивающим куда-то глазам, странному и обезоруживающему взгляду, чужому существу, упорно пробивающемуся в ее разум?
– Смотри на меня! – Черные щупальца инородной магии отыскали брешь. – В глаза! Ты меня видишь? – Шепот походил на плеск далекого теплого моря.
Кто-то держал ее за подбородок, не давая шевельнуться, и она не могла отвернуться ни от Гамаюн, ни от этих черных глаз. Нет-нет, она еще не выбрала, кому сдаться, а кому попытаться дать отпор…
– Смотри на меня! – звучал все тот же голос, смутно знакомый, причиняющий боль, почти равную ударам когтей. – Смотри в глаза. – Она стала сдаваться, и голос вдруг сделался мягким. – Пожалуйста, смотри на меня.
Бездна гасла, уступая место темноте. В нос ударил запах сырости. Чужие пальцы сжимали подбородок и поднимали кверху лицо. Тут невозможно было ошибиться: чары сирены все еще блуждали внутри нее, взгляд вынуждал забыться, и тело отзывалось на эту хватку. И спина, и шея горели, от пояса до самых пяток все превратилось в податливое пружинящее желе.
– Ты здесь? Слышишь меня? – спросил голос. – Видишь?
Полина поняла, что все лицо ее мокро от слез, что ей в живот больно впивается пряжка споррана, а ее влажные ладони теребят ткань эльфийского килта. Она была прижата к этому странному существу. И ничего не могла ответить.
– Все прошло, прошло… – чуть слышно сказал голос. Глаза цвета ночи приближались… приближались… Уже никто не держал ее, но она все равно не могла пошевелиться.
– Полина! Ах, Полина! – резко раздалось из темноты. Это были Анисья и Маргарита.
Лицо с черными глазами отпрянуло. Сева шагнул назад, что-то внутри Полины словно бы вскрикнуло, противясь этому.
– Ты в порядке? Неужели приступ миновал? Идем, нужно отвести тебя наверх! – Митя подскочил к ней и взял под руку. – Ярило! Мы спасены, хоть в это и трудно поверить! Идти можешь? Хочешь, я тебя понесу?
– Ты дрожишь, бедненькая! – Маргарита тут же сорвала с себя куколь и накинула Полине на плечи вторую. – Не бойся, все уже позади!
– Но… Рукопись? – хрипло пробормотала Полина на пути обратно к особняку Муромцев.
– Мы еще можем за ней вернуться, – сказал Митя.
– Гамаюн не пропустила только меня?
– Думаю, из-за твоего проклятия…
– Можно было и раньше догадаться, – кивнула Полина.
– Кто-то должен остаться с тобой на случай, если тебе станет хуже…
– Я останусь, – заверила Маргарита.
– Лучше кому-то из нас, – сказал Митя, имея в виду себя и Анисью. – Чтобы не вызвать лишних вопросов о том, куда все мы запропастились. Что скажешь, Анисья?
– Ладно, я останусь с Полиной, так и быть, только ты сам будешь объяснять Марьяне, где так долго пропадал.
Полина почти не помнила, как ее отвели назад, как подсадили и втолкнули в люк, как потом проводили по коридору мимо библиотечной двери. Окончательно пришла в себя она только тогда, когда уже шла вдвоем с Анисьей и навстречу им неожиданно выскочил Алеша Попов.
– Все в порядке? Я потерял вас, думал…
– Алеша, ты как раз вовремя! – с притворным спокойствием сказала Анисья. Полину всегда удивляло, с каким достоинством и любезностью Анисья умела держаться со своими ухажерами, пусть и бывшими. – У нас небольшие трудности. – Она понизила голос. – С Полиной только что чуть не случился приступ… Ты понимаешь, о каких приступах я говорю, верно? Но Полина не хочет, чтобы об этом узнали. – Она перевела взгляд на Полину, и та кивнула. – Если кто-то будет спрашивать, ответь, что мы просто пошли ко мне посекретничать.
– Конечно, я никому не скажу. Но постойте! – Он догнал их. – Из-за чего это случилось? Неужели на пустом месте?
«Из-за чего?» – подумала Полина. Из-за самого проклятия? Или из-за того парня… глупенького, невинного, убитого ради нее? Полина закрыла глаза, отгоняя воспоминания. Гамаюн почувствовала ее вину в смерти мага? Вдруг все тайные дороги Росеника теперь для нее закрыты? Она снова вспомнила испепеляющий взгляд птицы, трагичный рот, неожиданно превратившийся в раззявленную пасть. Что спасло ее от этого существа? Вот это самое странное! На мгновение удалось вернуть то удивительное ощущение – словно не было никакой воли, не было никакого здравого смысла, а только намерение вечно смотреть в черную пустоту глаз. Повзрослевшее тело откликалось непреодолимым желанием, ничего не зная о том, что душа страдает от неразделенного чувства и не может позволить телу делать то, что ему вздумается. Где-то внутри становилось так горячо, что на ладонях выступила влага. Севино лицо в тот миг склонялось над ней, становясь все ближе и ближе…
«О, нет! – Она едва не вскрикнула. – Что, если это я сама тянулась к нему в бессознательном порыве?»
Краска тут же хлынула к щекам.
«Я теперь просто не смогу на него посмотреть, – в отчаянии подумала Полина. – Как жестоко было с его стороны заставлять меня поддаваться чарам! Но… он же сделал это, желая мне помочь…»
– Так это твоя комната? – спросил тем временем Алеша Попов. – Я могу войти?
– Ненадолго, – великодушно позволила Анисья.
Полина упала на диван, удачно оказавшийся возле двери, силы ее покинули. Какое-то время Анисья тихонько болтала с Поповым, но в конце концов их внимание вновь обратилось к Полине.
– Что происходит во время приступов? – Алеша сел прямо на пол, а Анисья поднесла ей стакан воды.
– Я бы не стала донимать Полину подобными вопросами. Сейчас не самое…
Она не договорила: в комнату ворвался сверкающий информационный ком и, пролетев по кругу, врезался в Анисью. Секунду она слушала послание, потом нахмурилась и воскликнула:
– Некстати! Это от мамы, она ищет меня. Сидите здесь и никого не впускайте. Не донимай Полину вопросами.
– Тебе уже лучше? – спросил Алеша, и Полина с удивлением обнаружила, что он все еще сидит перед ней и даже держит в своей руке ее руку. Казалось, дверь за подругой захлопнулась в прошлом столетии, а не несколько минут назад.
– Лучше. – Она попыталась улыбнуться. – Извини, я… задумалась.
– Тяжело быть Водяной, да? – спросил он и вдруг поцеловал ее пальцы.
Она долго глядела на него молча, но руки не отняла, хотя улыбка и сползла с ее губ. Минуты текли. Анисья давно должна была вернуться, но ее все не было.
– Полина, я хотел извиниться. И все никак не…
– За что?
– За то, что произошло между мной и Анисьей в прошлом году.
– С какой стати ты должен за это извиняться?
– Я ведь хотел быть с тобой. Я думал, ты знаешь. Но тебе оказалось совсем не до меня… А Анисья…
– А Анисья всем нравится, – закончила Полина.
– Не в этом дело, но… да, надо признаться, когда такая девушка, как Анисья, обращает на тебя внимание, это немного кружит голову… Я что-то совсем не то говорю!
Алеша замолчал. Его сбивчивая речь вдруг придала Полине смелости. Она еще несколько минут подбирала слова и раздумывала, стоит ли это говорить, но в конце концов решилась:
– Представляешь, ты был самым первым воспитанником в Заречье, с кем я заговорила.
– Правда?
– Только я не знала твоего имени. Ты же представился Поповым и сказал что-то про волосы единорога. Примерно год я мысленно называла тебя именно так: Попов-волосы-единорога.
– Серьезно? Вот идиот! – Алеша рассмеялся и снова прижался губами к ее руке.
Дверь отворилась бесшумно. Полина краем глаза заметила ее движение, и на пороге, застав в самом разгаре романтичную сцену с поцелуем руки, появился Сева. Это длилось всего мгновение – дольше Полина просто не выдержала бы его взгляда, но миг тянулся, как вечность.
За Севой возникли Митя и Маргарита.
– Анисья сказала никого не впускать, – сказал Алеша.
– И правильно сделала! – ответил Митя. – Вот так впустишь кого-нибудь, а он уже целуется с нашим фамильным привидением!
Сама Анисья вошла тотчас же.