– Зато больше пересудов и сплетен за спиной! Все Тридевятое государство будет обсуждать, как Муромец переехал в бедный квартал и поселился у своей… девушки.
– И они не поженились?!
– Да, до сих пор еще не поженились, хотя прошли уже целые сутки!
– Звучит очень современно! И по-потустороннему, – восхитился Митя. – Мне нравится.
– Так значит, попробуем?
– Только сначала я должен отправиться домой. Я возьму кое-какие вещи. На это уйдет ночь. Нам нужно будет на что-то жить, да и заявиться к твоей маме с пустыми руками я не могу…
– Не та ситуация, где понадобится выкуп.
– Кто знает, не отвернется ли от меня все Светлое сообщество после того, как я сбегу из дома? Формально я все еще являюсь наследником семейства и даже могу занять место в Совете, но трудно предугадать, как все повернется. Так что пусть сокровища моего рода послужат нам хотя бы в первое время. Возможно, наутро меня уже лишат наследства, так что я должен успеть забрать хоть что-то! Завтра утром все наверняка о нас узнают. Так что я вынужден буду встретиться с родителями и с Марьяной. А вот вечером буду у твоей мамы. Ты ее предупредишь?
– Скажу, что вечером к нам зайдет важный гость, – улыбнулась Василиса. – Попрошу достать серебряную чашку и золотую ложку, чтобы произвести впечатление.
– О, какая прелесть, прихвачу самый нарядный кафтан!
Колдуны попели под гитару у затухавшего костра, а потом разбрелись кто куда. Самые стойкие – те, кого недавняя новость окончательно взбодрила, – расходиться не хотели, и Сева пригласил их продолжить веселье в избушке. Полина ввалилась в дверь вместе с другими, стараясь не проводить параллелей с недавней вечеринкой у Огненных. Маргарита с Анисьей все обсуждали, что же теперь будет с Митей и Василисой. Про это спрашивал и Алеша. Он жарко обнимал Полину всю дорогу и теперь прижал к шкафу, дверцы которого были залеплены рецептами.
– Не могу поверить, – повторял он ей на ухо. – Муромец предложил твоей подруге руку и сердце! Невиданно! Правда? Чтобы Муромцы… да они никогда…
– Леша, ты пьян, – засмеялась Полина. – Он пока ничего ей не предлагал!
– Так ты знала, что они нравятся друг другу? А мне почему не говорила?
– Не думала, что тебе интересно.
Он наклонился и принялся ее целовать. Ей было весело и радостно, словно после Митиного поступка все должно было наладиться. Не хотелось верить, что вечер обернется скандалом, что вот-вот появится Марьяна, начнет расспрашивать. Марьяну ей было жаль, но… Приятнее оказалось тонуть в сладком дурмане, умиляться при воспоминаниях о друзьях, смотреть сквозь ресницы на чуть размытое вдалеке лицо в веснушках, ловить взгляд черных глаз. Севу обвивали чьи-то руки, кто-то ерошил ему волосы, но он, кажется, смотрел прямо на нее. То-то же, пусть видит, что она не унывает и радуется жизни.
Полина очнулась и легонько оттолкнула Алешу. Целовать его назло Овражкину было полным идиотизмом.
– Эй? – спросил Алеша.
– Я… – Она с трудом перевела дух. – Я хочу пить!
– Ну, сейчас что-нибудь найду.
– Только не Васины зелья, – опомнилась Полина и попыталась улыбнуться.
– Посмотрим. – Алеша многозначительно подмигнул.
Заиграй-Овражкин двинулся через комнату, руки двух девушек змейками потянулись за ним, но вскоре сдались, не в силах удержать. Полина понимала, что он идет к ней, улыбаясь странно и холодно. Но зачем? Он что-то хотел сказать ей про Митю? Про Василису? Снова про… ее унылый вид?
«Тебе чего?» – уже хотела спросить Полина, но Сева успел первым:
– Ты в порядке? Как самочувствие?
– А… да неплохо, – ответила она настороженно.
– Муромец еще на маскараде сказал, что ты видела в зеркале едва ли не Милонегу. Хотел напомнить, чтобы ты была поосторожнее с этими опытами. – Он перевел взгляд на Катю: Васины настойки так ее успокоили, что теперь он мог еще раз выведать у нее секреты приворота. Но Полина, конечно, об этом не догадывалась.
– Л-ладно, спасибо, – пробормотала она. – Послушай…
Сева, уже прошедший было мимо, обернулся.
– А если сюда заявится Марьяна? Что, если ей уже кто-нибудь рассказал?
– Попросим ее дождаться утра и самой поговорить с Муромцем. – Сева пожал плечами. – Да?
– Ну да. Точно…
Маргариту с Анисьей окружила толпа, будто подружки были пресс-секретарями Мити и Василисы. Полина бы не удивилась, заметив снежинок с берестой в руках – эти точно завтра же напишут обо всем в «Тридесятом вестнике»!
– Проводишь меня домой? – выпалила Полина, едва Алеша вернулся со стаканом компота.
– Домой? Уже? Ну… хорошо.
У крыльца он ее обнял, явно разочарованный тем, как внезапно она захотела спать. Впереди еще была вся ночь Лельника, и он планировал вместе с Полиной разыскать помолодевших наставников и воочию убедиться, что Илья Пророк способен сотворить такую магию. Она дежурно улыбнулась в ответ и притворно зевнула.
Дома было тихо. В окне слабо светилась улица Гроз. Из головы все не шел Заиграй-Овражкин.
Полина пересекла комнату и упала на стул. Подло было думать о Севе, когда ее только что целовал Алеша. Но ведь никто не знал ни о ее мыслях, ни о желаниях ее тела. Так что можно было позволить себе чуть-чуть помечтать. Почему нет? Того бедного мальчика, влюбленного в нее, убили давно и не по ее воле: нужно было забыть о нем хоть ненадолго! Зато Заиграй-Овражкин… нет, ему ничего не грозило. Он же не любил ее. Это она… и она никак не могла навредить ему своими фантазиями.
Сева сказал, что она только и делает, что картинно страдает и совсем не живет нормальной жизнью. А вдруг он прав? Не запрещает ли она себе чувствовать? Человек имеет право хотеть прикосновений другого человека. Глупо врать себе, что это не так.
Любопытно, что все-таки произойдет, если она лишится своей природной невидимой защиты? Проклятие убьет ее быстрее? Но так ли уж важно – это время, когда жить в полную силу нельзя? Что, если спросить у… целителя? У любого, ну, например… у Матвея, неофита Жабы. «Как думаешь, если я перестану быть девственницей, я смогу защищаться от проклятия?» Нет, только не у Матвея… Как-то странно. Лучше спросить у самого Севы, ему уж точно об этом что-то известно. Хотя у Севы можно и не спрашивать. Можно… просто…
Она хлопнула по световику, мелом начертила круг, зажгла свечу и положила обрывок бересты в центр круга.
– Пусть огонь поглотит мою стихию и мою личность, и никто не сможет узнать, чьей рукой это написано. – Она склонилась и нацарапала записку. Дождалась, пока догорит свеча, бросила огарок в миску с водой и добавила: – И пусть вода будет моей печатью.
Афанасий вылез из шкафа.
– Передай это, пожалуйста, Заиграй-Овражкину, колдуну из десятой избушки. Прямо сейчас. И… и не говори, от кого. Ни при каких обстоятельствах не говори. Он Воздушный и умеет читать мысли, так что…
– С домовым ему не справиться, не волнуйся.
Афанасий исчез.
На непослушных ногах она доковыляла до ванной. Ей требовалась вода, много воды: вода должна была шуметь, окружать ее со всех сторон, уносить прочь сомнения.
– Тридцать восемь градусов, – сказала она.
Севе показалось, что перед глазами все плывет. Он должен был высматривать Катю, чтобы невзначай подойти, вслушаться в то, что она говорит, снова втереться в доверие. Ему нужен был приворот, о котором знала только она. А ей, возможно, сегодня нужен был он сам. Хороший вышел бы обмен. Но Сева отвлекался. Водяная колдунья исчезла, и он искал ее глазами. Не было здесь и Левиафана, и, самое неприятное, Попова! Неужели Полина улизнула с ним? Без нее было проще переключиться на Катю. Но… но почему она все-таки ушла? Можно же было еще поговорить про Муромца, про Василису… Вон Анисья с Марго еще тут… Он постарался сделать осмысленное лицо, поняв, что снова выпил что-то не то. Неожиданно возле ног возник домовой и протянул ему крошечный берестяной свиток. От кого, домовой не сообщил. Сева развернул записку. Хмель одним махом выбило из головы, глаза впились в слова: «Хочу, чтобы ты прокатил меня на пегасе. Условия знаю. Обещаю, что потом никаких проблем не будет. Встретимся в полночь у Вира».
Он перечитал еще раз и огляделся, но никто на него не смотрел. Стало жарко. Потом вдруг зябко. От кого пришла записка? Он еще раз окинул взглядом гостей избушки, из дальнего угла на него проникновенно глядела Катя – идеальный момент, чтобы к ней подойти…
– Ты куда это, молчун? – крикнул Зайчик, назвав его на манер Василия, а Катя встрепенулась и приподнялась со стула, будто собравшись кинуться следом.
– Выйду ненадолго, – уклончиво ответил Сева. – Скоро буду, не расходитесь! – И выскочил из избушки.
Лошади в стойлах стояли сонные, задумчиво жевали сено, пока он шел к Вороному. Он высвободил пегаса, вывел его на улицу и двинулся к Виру. От непривычного волнения тело сводило мелкой дрожью – такого не было, даже когда он несколько лет назад впервые пригласил девушку прокатиться.
Сева спустился с холма, ноги запутались в высокой траве, Вороной резво бежал впереди и поскрипывал крыльями. У воды никого не оказалось.
«Кто же это написал?» – мучительно думал Сева. А ведь раньше он бы спокойно дождался, не терзаясь вопросами. К чему их задавать, если рано или поздно он ее все равно увидит? Но раньше он бы ожидал выполнения условий, а теперь даже не думал о них. Ему больше ничего не было нужно от очередной попавшейся на его чары колдуньи. Если только она, конечно, не знала редкого рецепта приворотного зелья.
Сева оседлал Вороного. Да, когда она придет – даже если она окажется очень хорошенькой, – он усадит ее на пегаса, прокатит над деревней и спросит, нет ли в ее Ярилиной рукописи серьезных приворотных ритуалов. Отличный план!
«Но кто же это написал?» – не шло из головы.
Текли минуты, никто не приходил. Сева улегся на спину Вороного и закрыл глаза.
Полина выключила воду, расплела косу и остановилась перед зеркалом.
«Что я наделала? – Обнаженная девушка в отражении испуганно подняла брови. – Неужели я и правда отправила Севе эту записку?»