В конце концов, чтобы заставить его сбросить вес, я потребовал своеобразной интервенции: сказал, чтобы он пообщался с экспертом по изменению поведения по имени Аласдер Кант. Аласдер обучает социальных работников и полицейских, помогающих семьям из самых уязвимых слоев общества; многие из них рискуют лишиться родительских прав из-за насилия или злоупотребления алкоголем или наркотиками. Аласдер захотел сначала пообщаться со мной. Я как на духу ему выложил, почему хочу, чтобы Ксанд сбросил вес.
– Вы рассказали мне, чего хотите для Ксанда, – сказал Аласдер, – и мне стало интересно: а чего хочет сам Ксанд?
Аласдер предложил мне спросить Ксанда, чего он хочет, и попробовать забыть о проблеме Ксанда. И тут я наконец по-настоящему понял слова Шэрон о стыде и стигматизации. Проблемой Ксанда по большей части оказался я. Я делал с Ксандом то же самое, что делают врачи в клиниках, онлайн-буллинг, газетные колонки и государственные агентства в огромных масштабах – они зудят на ухо жителям целых стран, чтобы те сбросили вес.
Аласдеру хватило на разговор примерно двадцати минут. Я перестал допекать Ксанда, и, что неудивительно, все стало намного лучше. Но я не понимал, насколько лучше, пока сам его об этом не спросил год спустя.
– Я больше не жду встречи с тобой в ужасе, – сказал он мне. Буквально все аспекты наших отношений стали лучше. – Дело даже не в том, что ты перестал меня доставать; я знал, что тебе на самом деле стало все равно. После этого мне наконец-то удалось самому разобраться в своих проблемах.
И это было правдой. Я не просто перестал зудеть. Аласдер убедил меня в том, что я вообще не должен смотреть на брата так, как я смотрел на него раньше – как на форму, на фигуру.
– Когда я наконец-то решил привести себя в форму и питаться лучше, это не значило, что я проиграл тебе спор, – сказал Ксанд. – Я просто жил своей жизнью.
Разница в весе между людьми вообще никак не связана с силой воли. Она обусловлена генами и ограничениями пищевой среды. Именно это на самом деле продемонстрировал самый знаменитый тест на силу воли.
Оригинальный тест, известный как «зефирный эксперимент», был разработан Уолтером Мишелем из Стэнфорда в 1970-х годах. Идея довольно проста: оставить ребенка одного в комнате на пятнадцать минут, положить перед ним маршмеллоу и сказать, что если он сможет утерпеть и не съесть его, то вы принесете ему еще один маршмеллоу. Ребенку давали выбор: либо съесть лакомство сейчас, либо отложить удовольствие ради двойной награды. В следующие два десятилетия Мишель следил за судьбами 90 участников эксперимента и обнаружил, что у тех детей, которым удалось отложить удовольствие, ниже ИМТ и выше успехи в учебе17, 18.
Но позже этот же эксперимент повторили с куда бо́льшим количеством участников – 918 детьми разнообразного происхождения19. И новый анализ показал, что самым главным предсказывающим фактором того, сможет ли ребенок отложить удовольствие, является его социально-экономическое происхождение: дети из бедных семей с большей вероятностью брали награду немедленно.
С точки зрения ребенка все вполне логично. Жизнь в бедности порождает неуверенность в будущем, так что воспользоваться возможностью, которая представилась уже сейчас, будет, скорее всего, выгоднее, чем ожидать какой-то будущей награды, которую, может быть, ты вообще не получишь. Что характерно, когда ученые сравнили судьбы детей, матери которых не имели высшего образования, их жизненные результаты вообще не зависели от того, сумел ребенок сдержаться и не съесть маршмеллоу или не сумел. Долгосрочный успех ребенка определяется его социальным и экономическим происхождением, а не тем, съел он маршмеллоу или не съел. Так что зефирный эксперимент, по сути, оказался просто проверкой на бедность[72].
То, кто мы есть, в очень большой степени определяется структурой окружающего мира. Вы не можете с помощью силы воли управлять системой регулирования веса, которая развивалась полмиллиарда лет, в течение всей второй эры еды – точно так же, как не можете сознательно управлять потребностью организма в воздухе и воде. Но существует взгляд на УПП, который, возможно, поможет некоторым людям освободиться от ее чар: лучше всего смотреть на УПП как на вещество, которое вызывает зависимость.
10. Как УПП взламывает наш мозг
В конце второй недели своей диеты я по-прежнему ел всякие штуки вроде Morrisons All Day Breakfast. Классический замороженный обед в пластиковой тарелке с тремя отделениями и крышкой из пленки – 768 калорий вареной фасоли, обжаренного картофельного пюре, свиных колбасок, омлета и бекона, который после 20-минутной разморозки можно уже разогревать. Он напоминал мне о невероятном возбуждении, которое я испытывал в детстве, когда летал к дальним родственникам в Канаду. Нам с братьями нередко удавалось уговорить стюардесс дать нам дополнительные порции обеда – и мы дочиста вылизывали тарелки. Если бы я мог как-то это организовать, то моим последним приемом пищи были бы макароны с сыром, которые подавала в своих самолетах авиакомпания Air Canada в 1986 году.
Собственно говоря, первые полностью замороженные обеды были как раз едой для авиалиний: Strato-Plates от Maxson Food Systems, которые так назвали потому, что их разработали специально для того, чтобы разогревать на новых авиалайнерах Boeing Stratocruiser, появившихся в 1947 году.
В конце 1940-х изобрели еще несколько замороженных обедов, но первого настоящего успеха достиг TV Dinner от Swanson, выпущенный в 1954 году. Тогда телевизоры были уже более чем у половины американских семей, так что наживка вышла идеальной. Обеды стоили 99 центов и готовились 25 минут. В следующие три десятилетия они получили практически повсеместное распространение. На фотографии 1981 года Рональд и Нэнси Рейганы сидят в одинаковых красных креслах на одинаковых красных коврах в Белом доме, одетые в одинаковые красные свитера и одинаковые белые рубашки, и едят TV Dinner1.
Мы, британцы, отставали от США и в продажах бытовой техники – телевизоры и холодильники получили распространение в британских семьях лишь в 1960-х годах, – и в потреблении готовых обедов. Но сейчас мы едим этих готовых обедов больше, чем любая другая европейская страна. По данным The Grocer, продажи готовых обедов в Великобритании к 2019 году составляли примерно 3,9 млрд фунтов. Почти 90 % британцев регулярно едят готовые обеды2.
Пока мой All Day Breakfast разогревался в духовке, мы с Диной готовили рис с лососем и брокколи для нее и детей. Двадцать минут готовки, для которых мы практически бессознательно использовали навыки, унаследованные от родителей, а также ножи, три кастрюли и разделочную доску, подарили нам ужин – а еще нам надо было мыть кучу посуды и руки пропахли рыбой.
Пока мы ели, Дина читала вслух список ингредиентов моего готового обеда:
– Декстроза, стабилизаторы (дифосфаты), оболочка (говяжий коллаген), экстракт стручкового перца, аскорбат натрия, нитрит натрия, стабилизаторы (ксантановая камедь и дифосфаты), ароматизаторы. Зачем ты ешь дифосфаты?
Стабилизаторы-дифосфаты сохраняют структуру продуктов во время замораживания, чтобы вода не превратилась в кристаллы на поверхности. Это лишь одна из причин, по которой All Day Breakfast настолько вкусен: картофельное пюре чуть похрустывает, а соли и перца в нем ровно столько, сколько нужно.
И прежде всего его легко есть. Пока Дина жевала вторую ложку своей еды, я уже целиком вылизал контейнер – как тогда, во время трансатлантических перелетов[73].
Все изменилось на третью неделю диеты. Я работал с Сэмом и Рейчел над разработкой эксперимента, который должен был дать проверить, можно ли следовать диетологическим рекомендациям британского минздрава и при этом все равно употреблять много УПП, и если да, то какой это будет иметь эффект. Подобные исследования требуют долгого и тщательного планирования: во-первых, нужно найти денег, потом – проработать все детали. Я общался с десятками экспертов по всему миру, чтобы узнать, какое действие оказывает УПП и какие параметры нужно отслеживать у наших добровольцев.
Я еще никогда раньше не изучал потенциально вредных веществ, одновременно умышленно подвергая себя их воздействию; до того, как сесть на эту диету, я даже никогда не вчитывался в списки ингредиентов. Пожалуй, УПП – это еда, которую мы в наименьшей степени склонны проверять, прежде чем отправить себе в рот.
Я звонил какому-нибудь эксперту из Франции или Бразилии, а потом устраивал себе очередной банкет из УПП. Часто я ел прямо во время звонка. Это очень напоминало чтение о раке легких во время курения – как раз такой процесс лежал в основе невероятно успешной книги о самопомощи, которую я упоминал еще в предисловии, «Легкий способ бросить курить»3–5 (она даже входит в официальный набор «инструментов для отказа от курения» Всемерной организации здравоохранения)6. Как и у многих курильщиков, воспользовавшихся методом Аллена Карра, мои отношения с УПП начали меняться.
На третьей неделе мне уже трудно было есть УПП, не думая обо всем, что мне рассказали эксперты. Особенно часто мне вспоминались два комментария.
Первый – от Николь Авены. Она доцент в госпитале «Маунт-Синай» в Нью-Йорке и приглашенный профессор в Принстоне. Ее исследования посвящены пищевой зависимости и ожирению. Она рассказала мне, что УПП, особенно продукты с определенным сочетанием соли, жира, сахара и белков, могут стимулировать древние системы «желания»:
– Некоторые ультрапереработанные продукты могут активировать наградную систему мозга примерно таким же образом, как при употреблении наркотиков или алкоголя – или даже никотина или морфия.
Нейробиологические данные довольно убедительны, пусть пока и находятся на раннем этапе работы7. Накопилось уже довольно много данных сканирования мозга, которые показывают, что богатая энергией сверхаппетитная еда (ультрапереработанная – хотя что-то подобное, наверное, сможет приготовить и очень умелый шеф-повар) может стимулировать изменения во многих из тех систем и структур мозга, на которые воздействуют наркотики