Его начальник явно был талантливым администратором. Так завести подчиненного — это надо уметь. Замок выдержал, но дверь треснула наискосок и сорвалась с верхней петли. Жестяной номерок, брякнув, отлетел.
— Уходят в окно! — крикнул Монумент, добивая дверь ногой.
Они ворвались в квартиру, не имея на то соответствующего разрешения. «В ходе преследования», как впоследствии объяснит начальству Монумент с подачи Авенира. На их счастье, Трофим и Чен плохо знали свои права. Они действительно выбрались через балкон на крышу, благо конструкция старого дома, выстроенного ступеньками, позволяла это сделать, и теперь бежали, оскальзываясь и перепрыгивая через растяжки антенн, к дальнему углу. Трофим на ходу застегивал пеструю гавайку. Чен был голый по пояс. Видно, Айни не успела починить его рубаху. На смуглой спине его между мускулистыми лопатками бугрилось коростой подсохшее пятно сорванной кожи.
Монумент отчаянно замычал:
— Опять по крышам! Я простой опер, а не супермен! Я высоты боюсь! А-а-а!..
С отчаянным воплем он схватился за перила балкона, перебрался наружу и замер, не решаясь сделать небольшой шаг на близкий край крыши под ним.
— Вниз не смотри! — крикнул ему Авенир сочувственно.
— Да я знаю! — заорал Грешников, судорожно вцепившись в перила.— Мне один черт куда смотреть!
— Давай, давай! — торопил его сзади Авенир, подстегиваемый азартом погони.— Завтра будет что шефу рассказать!
При упоминании о начальстве опер взвыл, качнулся вперед и коротенькой ножкой достал до края крыши. Ухватился рукой за угол — и через миг торжествующе топал ногами по грохочущей жести. Можаев легко последовал за ним.
— Не могу, понимаешь? — утирал Монумент холодный пот со лба.— Дух захватывает, голова кружится, хоть убей! Сколько ни тренировался — ни черта не помогло!
Погоня возобновилась, но ненадолго. Вьет, очевидно, хорошо знал эти места. Трофим неотступно следовал за ним. Они бежали вокруг двора по периметру дома, то спускаясь, то поднимаясь по лестницам, повторяя рельеф крыш. В одном месте угол дома почти смыкался с соседним. Расстояние было не более трех метров. Чен, не задумываясь, перемахнул пропасть, ловко приземлился и продолжил бег как ни в чем не бывало. Трофим остановился на секунду, оглянулся. Свирепая от пережитого страха физиономия приближавшегося Грешникова придала ему решимости. «Яппи» разбежался и легко перескочил на другую крышу.
Монумент отчаянно стиснул кулаки, побежал изо всех сил вперед, набирая скорость. Какой-то миг Авениру казалось, что опер преодолеет страх и прыгнет, но, не добежав метров пять, Грешников развернулся и, мотая квадратной головой, отбежал подальше от края.
— Не могу, не могу! — в отчаянии крикнул он, ударив себя кулаком по бедру.
Перспектива предстоящего совещания и служебного нагоняя не помогла ему в этот раз. Он выхватил пистолет, прицелился и выстрелил. Руки у него тряслись от беготни и пережитого волнения. Беглецы, невредимые, удалялись, проверяя одно за другим слуховые окна. Очевидно, они намеревались теперь спуститься и исчезнуть.
— Дай пистолет! — крикнул Можаев, чувствуя прилив отчаянной храбрости.
Монумент, округлив глаза, протянул оружие напарнику. Он начал было отговаривать приятеля, но Авенир не слушал. Звездный час его настал. Отойдя подальше, он помчался к краю крыши, неловко выкидывая в стороны огромные ступни, косолапя и раскачиваясь. Покатый участок крыши, с которого уже невозможно было вернуться, неумолимо приближался. Авенир представил, будто берет разбег в прыжковой яме университетского стадиона, призвал на помощь память и воображение, вихрем промчался остаток пути и прыгнул, смешно болтая руками и ногами в пустоте.
Полет продолжался одно мгновение. Один удар сердца — и Авенир грохнулся на четвереньки на вожделенной твердой поверхности, прогретой солнцем и загаженной голубями. Он при этом ушиб колено и локоть и выронил пистолет, который тут же заскользил вниз, да так быстро, что Можаеву пришлось кинуться плашмя на живот, чтобы поймать его у самого края. В этот миг он с удивлением услыхал, как кто-то громко поет басом:
— Асса, Грузия, асса!..
Это счастливый Монумент на соседнем доме выколачивал по грохочущей крыше лезгинку или что-то вроде того.
— Бери их, Веник! — мощно заорал он, потрясая над головой сцепленными руками.— Они твои!
Авенир выпрямился. Трофим и Чен совсем неподалеку от него поспешно отрывали доски, закрывавшие слуховое окно.
— Стоять, пожалуйста! — закричал Авенир и смешно прицелился, держа пистолет двумя руками.— Не вынуждайте меня стрелять, пожалуйста!
— Подойди поближе! — закричал ему Грешников.— Не так близко! Эй, козлы, вам хана! У него первый разряд по стрельбе! Он чемпион области! Ложись, кому говорю!
Беглецы, не слушая, колотили руками и ногами по толстым плахам, и тогда Авенир выстрелил наудачу. Пуля, дзинькнув, перебила проволоку над кудлатой головой Трофима, и развесистая самодельная антенна, укрепленная как раз над лазом, накренилась со скрипом.
— Видали? — орал вдохновленный Грешников.— Он тебе очки прострелит! Ляг на пол, кому говорят! До трех считаю!
Случайное попадание произвело впечатление. Трофим, а за ним и Чен прекратили попытки раскупорить лаз и отступили на шаг. Чен сделал два приставных шага в сторону Авенира. Потом еще два. Трофим последовал за ним.
— Стоять! — трубно заорал Грешников.— Веник, держись! Я уже наших вызвал! Десятое линейное прет к нам на всех парах! Продержи их еще минуточку! Косоглазый, стоять! Что скалишься! Я до тебя доберусь, все кости переломаю! Шкуру обдеру от затылка до самой задницы! Будь спок!
Опер даже подпрыгнул, угрожая кулаком Чену, и в избытке чувств запустил в его сторону ржавой гайкой, найденной на крыше.
Внизу действительно загудели моторы, завизжали тормоза.
— Ага! — торжествующе ревел Монумент, опасаясь все же подходить к краю крыши.— Вам хана! Посмотри на солнышко! Теперь долго его не увидишь! Хозяин вьетов! Веник, мы взяли заказчика и исполнителя! Меня повысят! Дело в шляпе!
Трофим прислушался к его бессвязным выкрикам и заговорил:
— Можаев, вы что, рехнулись? Какой заказчик? Чего вы вообще меня гоняете?
Чен бесстрашно подошел к краю крыши и даже наклонился, чтобы посмотреть, что происходит во дворе. Потом он боком придвинулся к рослому Трофиму, будто ребенок к отцу в минуту опасности.
— У нас обычный бизнес! — продолжал Трофим, разводя длинными руками и отступив на шаг от вьета.— Ты же сам видел! У нас такие люди перебывали, что, если я заговорю, они тебе голову враз открутят!
Вьет опять приблизился, и Трофим вновь машинально отодвинулся от него.
— Не слушай его! Это лапша! — трубил встревоженный Грешников.— Не позволяй им двигаться! Стоять!
— Откуда мне знать, что натворили эти косоглазые? — убеждал Авенира Трофим.— Разве я могу за всем уследить?
Затрещали отдираемые изнутри доски слухового окна. Опергруппа пробивала проход, спеша на помощь Авениру.
— Ты хозяин вьетов? — спросил Можаев, делая шаг навстречу.
— Ах, вот оно что… — Трофим выпрямился, очки его недобро блеснули. Он упер руки в бока и насмешливо, с вызовом произнес: — Видишь ли, братец кролик…
Это были его последние слова. Чен, стремительно развернувшись, ударил его пяткой в солнечное сплетение. Мощный удар был так точно выверен, что маленький вьет остался стоять на месте, даже не покачнувшись, а громадного «яппи» подбросило в воздух. Он сложился пополам, кроссовки его взлетели выше головы. Трофим рухнул шеей на край крыши, кувыркнулся через голову и исчез из виду. Снизу донеслись его запоздалый испуганный вскрик и звучный шлепок тела об асфальт. Тотчас заголосила, запричитала женщина с малороссийским говором. Очки Трофима, слетевшие при падении, поблескивая, лежали на краю крыши, свисая дужками во двор.
Вьет выдохнул и посмотрел прямо в глаза Авениру, выставившему ему навстречу пистолет. Можаев не сводил взора с его спокойного невыразительного лица. Впервые в его присутствии человек убил человека. Совсем недавно подорвался на мине злосчастный обладатель золотых перстней, но это было совсем другое…
Они смотрели долго, будто познавая друг друга.
— Не стреляй! — в отчаянии завопил Грешников со своей крыши.
Вьет первым отвел взгляд, перевел глаза на очки Трофима и вздохнул. Лицо его закаменело, превратившись в подобие восточной маски. Он сложил руки на груди, отвернулся и сел на корточки, глядя в голубую даль над домами и деревьями. Из окна на крышу, цепляясь автоматом, уже выбирался громадный молодой омоновец. Авенир опустил пистолет.
Странное оцепенение охватило его. Он удивленно прислушивался к себе. Он смотрел, как с крыши, заломив худые руки выше головы, уводят голого по пояс человека, который только что с неохотой и сожалением выполнил свой долг так же, как недавно Авенир выполнил свой. Айни не лгала. Они были очень схожи с Ченом. Теперь Можаев это ясно увидел.
Он спустился вместе с опергруппой и сидел на лавочке над замершим на асфальте Трофимом. Из-под разбитой головы «яппи» вытекала густая черная кровь. Множество маленьких муравьев уже проторило к ней дорожку от своего муравейника. Омоновцы на крыше с криками и шутками спускали на балкон обвязанного веревками матерившегося Грешникова. Опер категорически отказывался возвращаться с крыши тем путем, которым туда попал.
Монумент был доволен, как сытый лев. У него был главный подозреваемый, взятый на горячем, а что еще надо сыскарю? Авенир, напротив, ощущал, что за своим мальчишеским желанием побегать, поиграть в сыщиков и воров он забросил главное свое дело, для которого был рожден, а именно думанье. Уже труп Трофима увезли, уже усатая дворничиха, крестясь от пережитого страха на фонарный столб, присыпала черное пятно желтым песочком, а он все сидел и наблюдал за неутомимым движением маленьких черных муравьев. Он копался в памяти, припоминая все, что читал или слышал о психологии обособленных групп и примитивных народов, и, найдя свой багаж недостаточным, направился туда, куда нынешний русский интеллигент после окончания университета никогда не заглядывает. Он пошел в университетскую библиотеку.