Всюду царила тишина, и топот множества ног, нарушивших это безмолвие, казался громом. Но никто не слышал его, как не видел стремительно мчавшихся по полутемным коридорам воинов, тяжело дышавших и грозно потрясавших обнаженными клинками. Они шли во весь рост, бряцая тяжелыми кольчугами, не скрываясь, ибо пора осторожности минула, и теперь настал черед быстроты. Сумев проникнуть в кажущуюся неприступной громаду дворца, господствовавшего над шумным Фальхейном, не потревожив никого из его многочисленных стражей, теперь незваные гости должны были нанести удар, не позволив их противнику опомниться.
Они шагали, словно завоеватели, словно уже одержали победу, никого не встречая на своем пути, будто здесь, в этих стенах, среди мрачных покоев не осталось более ни единой живой души. Так и было, и в эту ночь вся жизнь словно покинула королевский дворец, точнее, все живое будто стремилось только в одно место - в трапезный зал, где не смолкала музыка, прерываемая лишь здравницами, произнесенными заплетающимися языками подвыпивших господ и самого короля. Там сновали слуги, там стояли на постах почти все гвардейцы, что оказались в этот час во дворце, кроме, разумеется, тех воинов, что уже сменились, предавшись отдыху. И потому на пути рвавшегося на звуки пира отряда, возглавляемого Эрвином, демоном мщения во плоти, почти не оказалось людей. Никто не успел поднять тревогу, дав хозяину дворца хоть какой-то шанс увидеть новый рассвет.
Два гвардейца, стоявшие возле входа в северное крыло, погибли мгновенно, как и первые двое, сраженные меткими выстрелами из арбалетов, с которыми мастерски обращался каждый из свиты Эрвина. Еще двух, старика в ливрее и девчонку в накрахмаленном фартуке, слуг, прикончил сам принц. Дряхлого лакея он просто схватил за грудки и на бегу швырнул в стену, так, что череп несчастного треснул, столкнувшись с холодным камнем. Служанку, конопатую девицу, при виде толпы вооруженных до зубов воинов застывшую посреди коридора, от удивления разинув рот, Эрвин наотмашь ударил мечом, разрубив ей грудь. Лишь одного короткого, ничего не выражающего взгляда удостоилась несчастная, прежде чем принц убежал дальше, увлекая за собой и прочих воинов.
- Вперед, - яростно рычал Эрвин, мчавшийся по анфиладам комнат огромными прыжками. - Живее! Не останавливаться!
Они неслись по коридорам, стремясь к единственной цели и сметая все на своем пути. Нескольких слуг, ненароком оказавшихся в этот час в опустевших коридорах дворца, расстреляли из арбалетов, оставив позади себя только истекающие кровью тела, хрипевшие в предсмертной агонии или уже абсолютно беззвучные. Та же участь постигла гвардейца, отчего то бродившего по дворцу, вместо того, чтобы спокойно спать в казарме или стоять на посту. Великан Барг свалил наемника одним ударом в челюсть, а кто-то из следовавших за ним воинов на бегу пронзил пытавшегося встать стражника клинком, пришпилив его к полу.
И вот они добрались до входа в трапезный зал, из-за плотно прикрытых дверей которого доносились звуки становившегося все более разнузданным пиршества. И здесь, перед этими створками, путь Эрвину преградила четверка гвардейцев. Рослые парни в алых камзолах, сверкающих касках, вооруженные короткими алебардами сперва опешили от неожиданности, увидев бегущую по коридору толпу вооруженных людей, больше всего походивших на разбойников. Но это были умелые бойцы, имевшие железное самообладание. Потому они тотчас стали поперек коридора, сдвоив ряды и наставив на чужаков хищные наконечники алебард.
- Стоять, - отрывисто рявкнул один из гвардейцев. - Ни шагу дальше! Сложить оружие!
- Смерть, - порычал в ответ Эрвин. - Убить их! Рази!
Щелкнули арбалеты, и двое королевских телохранителей завалились на спину, инстинктивно хватаясь за оперение впившихся в их плоть болтов. Но больше взведенных самострелов в отряде Эрвина не было, а потому спутник принца ринулись в атаку, размахивая клинками, пятнадцать против двух.
Первого гвардейца свалил Витар. Тот оказался недостаточно расторопен, да и громоздкое оружие было не очень подходящим для схватки в такой тесноте, а потому, когда страж ударил, широко размахнувшись, спутник Эрвина ринулся вперед, низко пригнувшись, дабы пропустить над собой сверкающий полумесяц лезвия, способного разрубить человека пополам. Витар достал своего противника в длинном выпаде, вонзив ему клинок в грудь почти до средины. Наемник невольно схватился за обоюдоострую полосу стали, обрезая собственные пальцы, и тихо осел на пол. Но последний воин успел размахнуться и метнуть в гущу врагов свою алебарду.
Витар, успевший высвободить свой клинок из груди поверженного врага, смог увернуться, и Эрвин, несмотря на свои внушительные габариты никогда не считавший себя неловким, тоже уклонился, отпрыгнув к стене. А вот стоявшему позади него Баргу не повезло, и граненое жало впилось ему в живот, причем сила, вложенная в бросок, и помноженная на вес оружия, была такова, что великан отлетел назад на шесть шагов, сбив с ног еще двух своих товарищей. Гвардеец же, не теряя время напрасно, выхватил меч и отчаянно атаковал оказавшегося ближе все к нему Эрвина.
Клинки столкнулись с протяжным лязгом. Он был неплох в бою, этот чужеземец, которому король Альфиона доверил собственную жизнь, но Эрвин, прошедший за годы добровольного изгнания сотни больших и малых сражений, победителем вышедший из десятков поединков все же оказался искуснее. А потому, обменявшись несколькими ударами, бойцы отпрянули, дыша так, будто пробежали, надев доспехи, целую лигу. Принц сжимал длинную рану на правом предплечье, кровавую, но не глубокую, так, обычный порез. А его противник прихрамывал на левую ногу, ибо клинок Эрвина зацепил его бедро.
- С дороги, - хрипло прорычал принц, вычерчивая своим длинным мечом круги по воздуху. - Не стой на моем пути! Ты чужак здесь, так не встревай в наши ссоры, если хочешь жить.
- Мне дорога жизнь, но честь еще дороже - так же прохрипел в ответ гвардеец, не сомневавшийся, что настали последние мгновения его жизни. Он понимал, что если и прикончит этого гиганта, для которого тяжелый риттершверт казался сущей пушинкой, то остальные все равно не пощадят оставшегося в одиночестве воина, даром, что кое-кто уже торопливо взводил арбалеты. Но отступать гвардеец даже не думал: - Я дал присягу, и не отступлюсь от нее. Если ты замыслил зло против государя, то подойдешь к нему только через мой труп!
- Будь я проклят, - выдохнул принц. - За этим дело не станет! Сдохни, упрямый глупец!
Он налетел на отступавшего к дверям гвардейца, точно стальной вихрь, осыпав его градом ударов, сломив защиту. И, наконец, широкий клинок врубился в грудь воина, и тот, вскрикнув, отлетел назад, последним усилием распахнув створки и рухнув внутрь трапезной. На мгновение там установилась гробовая тишина, нарушаемая только треском поленьев в громадном камине да чавканьем кого-то из благородных господ лордов.
Они замерли, с ужасом глядя на него, свободного, сильного, живого, чеканя шаг ступившего под своды огромного зала, сжимая в руке окровавленный меч. Полторы дюжины лордов и рыцарей, верных псов короля-узурпатора, счастливых оттого, что им перепала малая доля объедков с господского стола. Эрвин не испытывал к этим ничтожествам, кичившимся глупой победой, ничего, кроме презренья и жалости.
- О, Боги, - прошептал кто-то, выпустив из рук чеканный кубок, с протяжным звоном покатившийся под длинный стол. - Это он, Эрвин. Он жив!
А принц уверенно шагал вдоль стола, не обращая внимания на изумленных, испуганных дворян, со страхом уставившихся на замерших в дверях воинов, нацеливших на знатных господ заряженные, готовые к бою арбалеты. Эрвин шел туда, где сидел оцепеневший, вжавшийся в спинку своего кресла Эйтор, его названный брат, чья кожа стала сейчас белее мрамора древних статуй из его же собственного дворца.
- Не ждал? - рассмеялся принц, тяжелым взглядом придавив того, кто мнил себя королем Альфиона к трону. - Вижу, не ждал, - довольно произнес он. - Ты забыл меня пригласить, братец, но, уж прости, я не мог не явиться сюда, выказать тебе свое почтение, Ваше величество, - саркастически расхохотался он, и смех громовыми раскатами еще гулял под сводами зала спустя несколько мгновений, после того, как Эрвин умолк.
Принц заметил единственную женщину, совсем еще девчонку, испуганно прижавшуюся к плечу короля. Он слышал о том, что Эйтор нашел себе королеву, и теперь удостоился чести увидеть ее, ту, кому мгновение спустя суждено стать вдовой. Эрвин давно уже отвык обращать внимание на женские слезы, и был готов отправить эту девку вслед за своим венценосным муженьком. И потому он лишь мазнул по ней взглядом, вновь вперившись в короля, широко открывшего глаза в гримасе ужаса.
- Это морок, - дрожащим голосом произнес Эйтор, не отводя глаз от медленно приближавшегося к нему человека, которого король Альфиона давно уже привык считать мертвецом. - Тебя нет. Ты мертв!
- О, это не совсем так, - ощерился принц, остановившись в трех шагах от Эйтора. - Я жив, брат мой, жив. А вот ты сейчас умрешь. Я пришел сюда, чтобы спросить с тебя по старым долгам. Ты лишил меня короны, ничтожный выродок, ты отнял у меня ту, кого я любил больше жизни, и за это я заберу твою никчемную жизнь!
Эрвин, не глядя, протянул назад руку, и верный Витар поспешно вложил в нее обнаженный клинок. И принц протянул его своему названому брату, уставившемуся в пустоты невидящим взглядом.
- Вставай, - рявкнул Эрвин. - Возьми этот меч и сразись со мной! Покажи тем, кто верен тебе, что ты мужчина. Прими смерть с достоинством, как король, но не жди, пока и выпущу твои кишки. Ну же, - вскричал он. - Дерись!
Размахнувшись, принц вонзил клинок, увенчанный крестообразной гардой, в столешницу, отступив на несколько шагов назад. Эйтор, точно во сне, медленно поднялся, ступая так, будто у него вдруг отнялись ноги, и неуверенно коснулся эфеса.
- Давай же, - поторопил его Эрвин. - Сейчас не время для слов. Ты был подлецом и трусом прежде, так яви хоть сейчас свою храбрость!