Загадкой оставалось лишь одно: кто вкладывал во всё это ресурсы и с какой целью. Производить синтетический айс и раздавать его просто так — всё равно что мостить болото соверенами. Правда, какая-то часть его могла поступать в продажу. Это объясняло, откуда у хозяев проекта средства. Непонятно было главное — зачем? Развлекать мутантов? Бред. Пытаться им что-то продать? Глупость. Внушать им что-то? Дочь побери, да кому это надо? Хотя если бы проект мог выйти за границы Зоны, всё это могло бы иметь некий смысл. Но система завязана на контролёров, а контролёры за границами Зоны не живут…
«А почему, собственно?!» — кот аж дёрнулся, до того простой и очевидной была мысль. Которая до сей поры его ни разу не посещала.
Базилио сжал голову руками. Он давно привык относиться к чужим словам с осторожным скептицизмом и ориентироваться на личный опыт. Но некоторые вещи были до такой степени привычны, что он никогда не подвергал их сомнению. Например, то, что мутанты зависимы от энергии Монолита и поэтому не способны жить за пределами Зоны. Откуда взялось это мнение, кот не знал. Просто принимал его как должное, потому что его разделяли все. В чём-то оно подтверждалось опытом — например, пикачу или слоупоки действительно были тесла-мутантами. С другой стороны, креаклы встречались и на Зоне, и вне её, и от электричества не зависели. А как обстоит дело с кровососами? Или контролёрами?
Правда, эти мутанты и в самом деле никогда не покидали Зону. Но, может быть, они просто не хотели её покидать? Или же, — кот с силой дёрнул себя за усы, пытаясь не сбиться с мысли, — им это запрещено? Тогда кем?
Перед глазами Базилио всплыла физиономия Болотного Доктора. «Работодатели», — так ответил он на вопрос о том, почему он принимает у себя только больных. Тогда кот счёл его слова отговоркой и значения не придал. А вдруг нет? А если Зона и в самом деле кому-то принадлежит?
Тут Хася застонала и открыла глаза.
— Котынька, Базюшка, визьми мэне, — попросила она жалобно. — Мени страшно… Дуже поганый сон прывыдився…
Базилио осторожно взял на руки лёгонькое тельце с бессильно обвисшими крылышками. Та благодарно замурлыкала и прижалась к нему поплотнее. Баз осторожно погладил кошавку между крыльев, почесал за ушком. Розовый язычок несколько раз прошёлся по тёмной котовой шерсти.
— Котынька мий, — с мягким упрёком сказала писюндра, — що ж ти мэне кинув?
— Я кинул? — удивился кот, давно успевший отвыкнуть от женской логики.
— Ты кинув! — по мордочке сиротки потекла крохотная слезинка.
Выяснение отношений заняло где-то полчаса. По словам Хаси, она, оказывается, отошла «на мыть едыну, на крыхитну хвылиночку» (сколько это в минутах или часах, кот не понял), потом ну вот прямо сразу же вернулась и База не обнаружила. Тогда она побежала за ним, ориентируясь по запаху. Ужасно устала, натрудила ножки и крылышки. Наконец, добралась до провала, долго боялась, потом всё-таки спланировала вниз. И обнаружила Базилио в бессознательном состоянии, из которого попыталась его вывести доступным способом, да сама сомлела. А потом ей приснилось что-то плохое — она толком не помнила, что именно, но очень напугалась, потому что сон был не её, а какой-то посторонний. Кот понял, в чём дело, но объяснять писюндре ничего не стал, опасаясь новых слёз и упрёков.
В конце концов они помирились. Базилио клятвенно пообещал — четыре раза — что больше Хасю не бросит никогда и ни при каких обстоятельствах, получил полагающееся количество всхлипов и мяуканий, и, наконец, вспомнил о своих обязанностях.
— Кушать будешь? — спросил он, со смущением подумав про съеденную им сгущёнку.
Писюндра, однако, удивила: вместо того, чтобы поработать языком и получить свою порцию белка, она со словами «йди до мэне» уселась на кота сверху. Тот сначала не понял, что она собирается делать, а когда до него дошло, было уже поздно.
— Коханый, найкращий… — бормотала Хася, осторожно двигая бёдрами, — не бийся, не бийся… Я добре зроблю, обережно…
Базилио сначала испугался, что сиротке будет больно, но у неё всё получилось, и даже весьма. Похоже, кошавка была внутри безразмерной — ну или очень растяжимой.
Ещё через полчаса Базилио, подложив под голову свёрнутый тактический жилет, засыпал. Ему было хорошо, покойно. Он был сыт, подзаряжен и удовлетворён. То есть — пребывал в том самом состоянии, которое подавляющее большинство самцов обычно принимает за счастье.
Somnium. Сон Базилио
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ.
Видеть во сне голубицу: к удачным родам; к приятным хлопотам; к смерти маленького детёныша; к важной новости; к счастью; к простуде.
Сначала коту снилось что-то обыденно-заурядное: стаи воронов, летевших над полями роз; холмы, усеянные, как травой, зажженными электрическими лампочками; реку, запруженную зелеными трупами; кабачок, битком набитый пьяными рыбами и омарами; сад, где росли, пуская могучие корни, виселицы с казненными; огромные языки казненных висели до земли, и на них раскачивались, хохоча, дети. Но эти образы кота не увлекли — и само по себе, и как отсылки к тексту: он обо всём этом уже где-то читал[42].
Потом появился огромный дух без головы, зато с медалью. Он снимал с деревьев медведей и безоары. Дух кота тоже не заинтересовал, и это было, кажется, взаимно. Базилио даже заскучал — секунды на две, на три.
Потом из кроны очередного дерева, сотрясённого духом, выпала огромная пурпурная сороконожка, встала — приподняв переднюю часть тулова — в позу оратора и принялась чесать как по писаному:
— Страшное, грубое, липкое, грязное[43], жёстко тупое, всегда безобразное, медленно рвущее, мелко-нечестное, скользкое, стыдное, низкое, тесное! Явно-довольное, тайно-блудливое, плоско-смешное и тошно-трусливое! Вязко, болотно и тинно застойное, жизни и смерти равно недостойное…
Тем временем из-за сугроба выползло именно то, что заказывали — нечто скользкое, стыдное и низенькое. Подобравшись поближе, оно располовинилось и с хлюпом сороконожку поглотило. Кот не удивился и не испугался — ведь это была самая обычная пиздышчатая зажранка, существо неприятное, но не особенно страшное.
Вдруг возжглось вогнище, а по краям його воссели три упыря. Вони простёрли до вогню волохатые, поросшие чернотою руки и унывно затянули песню «не хвалися собою, червона кровь-руда»[44].
Местное стихотворчество и песнопейство Базу успели неимоверно надоесть. Он решительно ступил в круг упырей, намереваясь нещадно опиздюлить каждого из них. Но хитрые упыри растворились в нетях, а вогнище раскатилось в огромную площадь, залитую солнцем. Посреди неё стояла на одной ноге белая голубка и склёвывала с камней стриженные ногти, сухие и ломкие. Баз подумал о том, каким же это образом он постиг, что это именно голубка, а не голубь, и как он разглядел ногти при таком оптическом разрешении. Ответа не нашёл, и посему мысленно послал всю панораму в места не столь отдалённые, а ежели конкретней — то в жопу. Площадь обиженно растворилась в полумраке.
Голубка, однако, никуда не делась. Более того, она каким-то образом переместилась коту на плечо. Кот нервно дёрнулся: птица вполне могла нагадить ему на спину.
— Не дёргайся, — насмешливо сказала голубица. — Это же сон. Даже если я на тебя немножечко капну…
— А если я тебе сверну шею, что-нибудь случится? — перебил кот.
— Я на тебя рассержусь, — предупредила птица.
— Вот если ты на меня немножечко капнешь, я тоже рассержусь. И сверну тебе шею, — расставил акценты Базилио.
Голубка ничего не ответила. Баз это понял так, что та в душе не согласна, но возражений предъявить не может.
— А зачем ты ногти ела? — спросил он.
— Это символ, — сказала голубка. — Впрочем, я тоже символ.
— Символ чего? — не понял кот.
— Мыслишь в верном направлении, — одобрила голубка. — Одна из фундаментальных ошибок мышления — это забывание независимых аргументов логической функции. Например, когда говорят, что нечто хорошо, и забывают сказать, для кого. Или говорят — ты должен, но не уточняют, кому должен и что именно занимал. И даже когда говорят «нечто есть», оно есть не просто так, а для кого-то или чего-то. В общем, всё относительно. Смекаешь?
— Ты мне зубы не заговаривай. Так символ чего? — нажал кот.
— Доставучий какой, — птица сделала вид, что обиделась. — Но есть ты так настаивашь, изволь. Я символ определённой части твоего подсознания. А именно — женской его стороны. Карл Густав Юнг называл её Анимой. Ликами Анимы в христианской символике является, с одной стороны, Дух Святой, с другой — дева Мария. Зримым образом Святого Духа является голубка. Вот это я и есть, — птица посмотрела на кота маленьким чёрным глазком, отчего-то квадратным. По необъяснимой причине это обстоятельство тут же свело весь голубячий пафос на нет.
— Образ Святого Духа? Это ты о себе, подруга дорогая? — съегозульничал кот.
— Гррлр! — голубка недовольно курлыкнула. — Давай хватит уже. Я к тебе вообще-то по делу.
— Ну так я слушаю, — сказал кот, испытывая острое желание присесть. Увы, сесть было решительно не на что: пока он болтал с птичкой, окружающий ландшафт скукожился до сомнительного и пыльного косогора, присаживаться на который не хотелось даже во сне.
— Дела твои плохи, — заявила голубка с места в карьер. — Ты в непонятке. И при этом держишься так, будто всё нормально. То есть ты встал на кратчайший путь к пиздецу и по нему, посвистывая, идёшь.
Коту такое начало не понравилось.
— Куда я иду — это моё дело, — сказал он. — У тебя-то какой интерес?
— У меня-то? Я часть тебя, остолоп. Лучшая, разумеется, — голубка кокетливо прошлась клювом по пёрышкам. — Но, к сожалению, завишу от худшей. То есть от твоей пустой башки. Поэтому я пытаюсь вложить в неё немного ума.