Они прошли через неширокие двери, сейчас распахнутые. Причем массивные створки были очень хорошо притерты к пазам. Такая странная конструкция свидетельствовала о том, что община Риши всегда готова к очень большим неприятностям. К разгерметизации, например. Тогда эти ворота захлопнутся, отсекая отсеки, наполненные ядом, от тех, где пока пригодная для жизни атмосфера.
Но еще более красноречивым выглядел вестибюль. Ворота не просто были открыты. В вестибюле не наблюдалось никакой охраны. Вообще.
Брис повертел головой, пытаясь найти скрытые камеры видеонаблюдения, но ничего не обнаружил. А потом мысленно отвесил себе подзатыльник.
Какие могут быть охранники там, где нет преступности? Ну… почти нет. Ведь держать ораву скучающих бездельников только потому, что где-то что-то может произойти, а может и вовсе не произойти за всю жизнь охранника – непозволительная роскошь для такой общины, как Риша. А от залетных дебилов из команд космических кораблей наиболее эффективно охраняло жесткое законодательство Биэлы, крайне сурово наказывающее преступников. Особенно из пришлых.
«И никаких либеральных соплей, никаких прав заключенных! – мысленно отметил Брис. – Зато какой эффект! И всего-то потому, что прежде всего тут соблюдают права добропорядочных граждан. А не уродов».
Брис и Тьен пересекли широченный вестибюль и вошли в лифт. Судя по количеству клавиш в нем, здание действительно было очень высоким по меркам Биэлы – 62 этажа. А ехать им, как оказалось, – на предпоследний.
На пороге дома Старика их встретила миловидная женщина лет тридцати пяти.
– О! Тьен! С товарищем! Проходите! Кир тебя уже давно ждет, – обрадовалась она. Но тут же на ее лицо легла печаль, что не укрылось от внимания гостей.
– Что-то случилось? – полушепотом спросил обеспокоенный Тьен.
– Дед очень плох, – также полушепотом ответила, как оказалось, праправнучка Старика по имени Ина. – Буквально за два дня резко ослабел. Передвигается с трудом… Только разум так же ясен, как и всегда. Но…
Женщина махнула рукой и на мгновение отвернулась.
Когда обернулась, на ее лице сияла все та же доброжелательная приветливая улыбка. Она махнула рукой, и друзья проследовали вслед за ней. Комната Старика была большой. Но сильнее всего в ней поражало большое окно, столь нехарактерное для жилья Биэлы. Сейчас все шторы были широко распахнуты, и за толстым стеклом расстилались сине-зеленые густые леса, а чуть дальше – безбрежные просторы океана, покрытые белыми барашками бурунов под крепким ветром. Чистое небо и ясный горизонт, кажущийся таким близким на этой маленькой планете.
Прямо перед широким окном рядом с маленьким столиком стояло большое кресло. Человека, сидевшего в нем, почти не было видно. Только сильные руки, огрубевшие от времени, свободно лежали на подлокотниках.
Левая рука поднялась и приветливо помахала.
– Привет, Тьен! Я слышу, ты сегодня не один, – раздался хоть и усталый, но сильный и в чем-то даже веселый голос.
Рука приглашающе махнула им, и Тьен с Брисом подошли поближе.
Старик полулежал в своем кресле, с какой-то затаенной тоской созерцая океанские дали. Будто о чем-то жалел, чего не успел, но страстно желал сделать и успеть.
Он кивнул приветливо Тьену, улыбнулся Брису и выговорил:
– Это молодой человек, о котором ты говорил, Тьен?
– Да, уважаемый Кир! – как-то поспешно ответил студент, и лицо его помрачнело. Тот, кого он сейчас видел, очень сильно отличался от себя прежнего. Но… такова судьба всех. Все мы уйдем когда-нибудь. За грань бытия. И Старик явно находился на пороге.
– Очень приятно, Брис Илиан! Бывал я на вашей планете. Давно. Хорошая планета… Зовите меня просто Кир. Мне так удобнее.
– Хорошо, мастер! – привычной казенной фразой согласился Брис, чем вызвал лукавые смешинки в глазах старика.
– Узнаю сур-ровое воспитание инженерного сословия республики Киран! – слегка поддел он Бриса, отчего тот слегка смутился.
– Так ты интересуешься иными мирами и тем, как люди там живут?
Брис кивнул.
– Редкое качество в наше время. Сейчас молодежь Конфедерации таким не заинтересуешь. Вот если сказать, что можно пару миллионов срубить – отбою не будет. А так…
Старик замолчал, но в глазах по-прежнему плясали веселые чертики. Тьен говорил Брису, что он очень деятелен. Впрягался во все дела, до которых мог дотянуться. Всем помогал, всем интересовался. За что его и любили. И вот эти чертики в глазах… Видно, еще и очень веселым был. Но сейчас… Сейчас черная тень нависала над ним. Приковав к креслу, заставив оглянуться назад и оценить, все ли сделал?
И, как казалось по его виду, что-то не было завершено. Что-то очень важное. Он не говорил, но почему-то Брис это почувствовал.
Видя плохое состояние Старика, Тьен заметался. Он боялся, что тот может из-за него перенапрячься. Не дай бог! Студент сказал было, что «они могли бы зайти и завтра, если уважаемому Киру нездоровится», но тот его осадил:
– Вот именно поэтому я и хочу узнать. Так что… остынь. И спасибо за заботу.
Тьен смирился. И беседа началась.
Как понял Брис с первых же слов Старика, еще в далекой молодости он повстречал веркомо. И теперь спешил, узнав, что и Брис побывал у них на корабле. Спешил узнать. Спешил поделиться опытом. Узнать что-нибудь новое. Уже из первых же фраз стало ясно, что о веркомо он знает не просто много, а очень много, что полностью подтверждало его негласную славу эксперта по этому народу.
Но еще поразило Бриса, что за этим старым ученым не водилось чванства и высокомерия, которым отличалась профессура на Киране. Стажер только через полчаса с удивлением заметил, что Старик разговаривает с ним на равных. Так, как будто собрались трое давних друзей и просто делятся впечатлениями, воспоминаниями. Это, по меркам выросшего в чопорном мире инженерной касты Кирана человека, было очень необычно.
Но беседа его захватила. Брис и не заметил, как выложил почти всю историю своего пребывания на корабле веркомо, благоразумно утаив некоторые детали. В частности то, что его обучали, и то, что ему подарили. Но то, что узнал в ответ сам Брис, намного превзошло его самые смелые ожидания.
Часто стажер просто молча и жадно слушал, что говорил Старик, долго, увлеченно и с азартом. Казалось, что даже сама смерть, стоящая у него за спиной, сделала четкий шаг назад. Так светились жизнью глаза Кира.
Но мало-помалу речь перешла на Биэлу. Ведь Бриса очень сильно интересовало общество этой планеты. Это Старика больше интересовали веркомо. Тогда был совершен негласный обмен: Брис поделился историей встречи с веркомо со своими впечатлениями, а Старик прочел развернутую лекцию о мирах и цивилизациях.
Пока Кир говорил, в мозгу у Бриса из «медальона-шпаргалки» всплывали странные ассоциации и знания. Процесс уже стал привычным, и он на это не слишком обращал внимание. Тем не менее многое и из всплывшего во время рассказа, и из того, что поведал Старик, Брис пометил как очень любопытное. Для того, чтобы разобраться с этим после.
Об обществе Биэлы Брис, как ни странно, ничего нового не узнал. Только получил подтверждение своих догадок и логических построений.
Биэльское общество действительно было очень суровым. За внешним благополучием крылась постоянная борьба за существование. Борьба с природой планеты. И эта борьба наложила жесткий отпечаток на людей и их культуру.
На планете все было ядовитым – вода, почва, воздух. Везде присутствовали соединения тяжелых металлов.
И для того, чтобы вырастить что-нибудь годное в пищу, приходилось возить очень издалека даже почву, так как очистить ее на месте часто выходило дороже.
Постоянные ураганы и геологические катаклизмы, вызванные переизбытком актиноидов в ядре планеты, вынуждали людей всегда быть начеку.
Когда только началось заселение и освоение этого мира, сюда прилетали все, кому не лень. Авантюристы, дураки, ищущие легкой жизни и быстрого обогащения, и просто люди, увлеченные Делом. Жесточайший дефицит необходимого для жизни быстро расставил все по местам. Привычная конкуренция между людьми в условиях, когда всего не хватало, в том числе и сил, для большинства внезапно оказалась смертельной ловушкой. Так же как и эгоизм, индивидуализм.
Малейшее ухудшение условий среды существования рассыпало группу, коллектив, общество индивидуалистов на одиночек, пекущихся только о своем благополучии. А возникновение смертельной угрозы провоцировало индивидуалистов на отчаянную войну «всех против всех», что резко снижало шансы на выживание каждого. Ведь силы тратились не только на борьбу со стихией, но и на отражение агрессии со стороны себе подобных, желающих получить лучшие шансы на выживание за счет других.
Но естественный отбор среди групп людей выдвинул на первый план совершенно иные модели поведения и выработал совершенно иную культуру.
Катастрофы и постоянная борьба за существование колонии просто физически истребили эгоистов и шкурников. А на их костях взросло молодое поколение, которое превыше всего ставило не частный, а общий интерес.
В этом обществе угроза для жизни не дробила коллектив, а наоборот, сплачивала его. Отменяла все внутренние дрязги, отодвигая их на задний план. Коллектив сплачивался, превращаясь в монолит. И это, также в противоположность скопищу эгоистов, резко повышало шансы на выживание.
Вот почему Брис сразу обратил внимание на то, что биэльцы не напоказ дружелюбны и бескорыстны. Сначала он думал, что ему показалось, но вскоре понял, что эта особенность – основа их цивилизации.
Оставался только один вопрос: а не скатится ли это общество опять к грызне, эгоизму и шкурничеству, когда условия улучшатся настолько, что не нужно будет постоянно бороться за жизнь?
И этот вопрос так и остался открытым.
У Старика не было на него прямого ответа. Но была Вера. Почти религиозная вера, что есть нечто, некое устройство общества, где такое возможно.
На вопрос: «Где?», последовал немедленный и однозначный ответ: «Веркомо».