Блаженство — вот Всевышнего примета,
Последняя для смертных высота…
…Вселенная без труда помещается в душе, а души оказывается достаточно, чтобы заполнить собой всё, что существует. Душа расширяется стремительно, безудержно, осваивая всё новые пространства, разрастаясь до бесконечности.
Как передать всё возрастающее чувство новизны? Как будто выходишь внезапно из трюма на палубу и не можешь привыкнуть к безграничности океана, продлённой безграничностью небес. В этом открывающемся новом мире недействительны законы, прежде казавшиеся фундаментальными, незыблемыми, вечными. Здесь нет медлительности и скорости, дали и близи, поверхности и глубины, темноты и света. Здесь нет живого и мёртвого, всё — в сердце. Здесь находишь в тот миг, когда кажется, что теряешь навсегда. Здесь натянутые до предела струны вместо того, чтобы оборваться, начинают петь, руины вдруг расцветают садами, а исступлённое отчаянье приводит к радости открытий. Здесь человек с надломленной судьбой, может ходить и улыбаться, подставляя лицо солнцу и ощущая, быть может, впервые так глубоко ликование и безмерность жизни. Здесь видишь всё с такой пронзительной ясностью, будто до сих пор на глазах была пелена.
Нас накрывает океаническое, безбрежное ощущение нежности ко всему — шуршащему по листве дождю, воркованию голубя под крышей, зарождающемуся дню, сварливому голосу соседки, озорству и шалостям малышни, простодушию одних и плутовству других; к наполненным такими разными событиями и расцвеченным такими разными красками безвозвратно ушедшим годам.
Кто окунулся хоть однажды в этот океан, тому не надо втолковывать, что Бог существует, что Он и есть этот Мир, а Мир — сама Любовь.
И оказалось, Боже, оказалось,
Что свет не гаснет, а рождает свет,
И что вся жизнь есть только лишь начало
Той нежности, которой края нет…
Океан по имени Любовь —
Тёплого мерцания безбрежность,
Нет в нём звуков, запахов, нет слов —
Есть лишь всеобъемлющая нежность.
Неисповедима глубина,
Заплывай, не ведая сомнений —
Не утонешь, не достигнешь дна,
Не обманешься игрою теней.
Не заметишь, как летят года,
Пребывая в неге этой сладкой…
Просто растворишься навсегда
В бездне лучезарной без остатка.
Нет, мы не становимся слепыми или глухими к безжалостно захватывающим нас ненастьям, к тому, что сковывает нас, то и дело заводит в тупики, но даже не «за» и не «над», а как бы сквозь всё это видим, как много на земле прекрасного, интересного, увлекательного, дивной красоты, природной и сотворённой человеческим духом, человеческими руками, разных трогательных мелочей, которые придают нашему земному бытию невероятное очарование и которые, наверное, немыслимы в иных мирах, на иных планах. Мы открываем, что на самом деле того, что принято называть серыми буднями, не существует, что это вовсе не тягостные, наводящие тоску мелочи бытия, а сплошной поток радости. Одно дело, к примеру, просто варить супчик, топить печку, наводить порядок в доме, и совсем иное — делать это для тех, кто тебе дорог и вообще оттого, что тебе дорог каждый миг пребывания на земле. Одно дело пребывать постоянно в ощущении одиночества, когда и небо кажется постоянно пасмурным, и никогда не прекращающиеся заботы — невыносимыми. И совсем другое не просто знать и верить, а чувствовать в свой глубине, в области духовного сердца никогда не иссякающие Тепло и Свет. До нас доходит, наконец, что рай — не вымысел, не пустая грёза, что он находится как раз в том месте, где мы живём, если наше сознание озарено и переполнено Любовью.
Там на небе скукотища полная.
Когда у меня настроение отстой, я представляю, что моя душа ждала в очереди миллиарды лет, чтобы стать человеком.
Ну и не только моя. Там, на небе, так себе веселье — в основном скукотища полная. И вот наши души, чтобы как-то развеяться, подглядывают за людьми на земле. А на земле столько всего! На земле мама и мороженое пломбир, вишневый компот, косточками которого можно плеваться. На земле можно найти себе друга и обнимать его, когда взгрустнется. Можно купаться голышом в море, можно бегать, высоко поднимая коленки, можно есть макароны с тушенкой у костра и выдумывать истории. На земле можно влюбиться. Можно держаться за руки, а можно лежать, прижавшись друг к другу и рассказывать секреты.
И все хотят попасть на землю поскорее. И говорят друг другу: «Ну вот я! Я-то время на земле тратить зря не буду! Буду путешествовать и строить красивые дома, или изобретать новые технологии, или писать рассказы, или учить детей! В общем, я очень там, на земле, нужен!»
Но на небе, знаете ли, не все так просто. Там бюрократия полная. Просто так на землю не попадешь. Бывало, соберешься уже стать человеком и приходишь в специальный кабинет бумаги заполнить. А там очередь просто жуть! И душа так робко спрашивает: «А это все на землю?» И другие души хором: «Все!»
«А я вот только анкетку зайду взять…»
«Да тут всем только анкетку!»
И ждешь миллиарды лет. Заходишь наконец, а там помощник Бога сидит. С белой длинной бородой, из которой рождаются облака, читает твою анкету и вопросы каверзные задает:
— Какова цель визита на землю?
— Ну я, это… музыкантом хочу стать… людей радовать своей музыкой…
— Точно? — и смотрит так сурово, с прищуром.
— Точно!
— Ну смотри мне! А то у меня все музыканты менеджерами стали. Недобор музыкантов теперь! Отправлю тебя прямо сейчас! И визу открываю на 98 лет! Но, если обманешь, вернешься досрочно!
А если вдруг нет, если заполнишь что-то не так? А помощник Бога принимает раз в сто лет по понедельникам… Ну потому что очень важный он там, на небе. Куча дел.
И придется опять ждать и подглядывать.
В общем, когда у меня настроение отстой, я представляю, что моя душа ждала в очереди миллиарды лет, чтобы стать человеком.
И настроение тогда улучшается.
Словно перенеся тяжёлый, казавшийся безнадёжным недуг и едва веря в чудо выздоровления, мы радуемся каждому глубокому вдоху, каждому солнечному блику, дуновению ветра. Мы вдруг с изумлением замечаем, что деревья — это не просто деревья, а живые существа, у которых, как и у нас, нет границ, что облака совсем не где-то в вышнее, а совсем рядышком и меняются каждое мгновенье, они прекрасные и живые. Как река. Как трава под ногами. Как всё вокруг.
Зачарованный лес на дальнем берегу в лёгком колеблющемся мареве, делающем зыбкой и неуловимой не только границу с небом — сквозным, объёмным, с редкими ажурными облаками, плывущими у самых глаз, но и береговую линию, которая, прерываясь длинной, через всю реку, солнечной дорожкой, вдруг словно исчезает, растворяется в снопах вибрирующего света.
И нет в этом пространстве отдельных звуков — шум реки, птичьи голоса, едва заметные дуновения ветра сливаются с биением сердца.
И нет в этом пространстве отдельных красок — как нескончаемо переменчивы и как легко переходят друг в друга белизна облаков и синева неба, зелень первых сформировавшихся листьев и тёмные тона стволов. золото и серебро солнечных бликов.
И нет в этом пространстве ничего неподвижного. Бежит, струится река, травы тянутся к солнцу, набухают почки, расправляют лепестки медуницы и первоцветы. И даже в скамье, даже в избушке, стоящей у самой воды, даже в камнях, которыми усыпан берег, происходит нечто — то ли насыщение энергиями окружающего Мира, то ли разрушительные процессы, а скорее всего, то и другое одновременно.
Это жизнь Духа.
Что самое удивительное и прекрасное в облаках, ничем не потревоженных, ничем не стеснённых, раздольно плывущих в бездонной синеве над широкой межгорной долиной?
Они возвышают нас до небес. Прикасаясь к ним взглядом, мы соединяемся с ними, становимся исполинами, легко, по воле ветров, совершающими прогулки в надземных просторах, принимающими участие в непринуждённых Божественных играх силами Природы. Мы становимся иными, мы ощущаем себя частью волшебной динамики всеобщего космического бытия.
О каждом облаке, с его быстротечной жизнью, с неуловимостью и уникальностью форм, можно писать поэмы, слагать симфонии. На зорьке, в полдень, на закате, над землёй, укутанной снегами, над буйством весенней зелени или над золотом октябрьской тайги — они всегда разные, всегда другие.
В погожие летние вечера за рекой, над лесом, над ясным прозрачным горизонтом в золотисто-палевых тонах, они почему-то всегда вытягиваются длинной ровной лентой, подсвеченной снизу, а сверху окаймлённой глубоким серым цветом. А между вершинами сосен и пихт — невероятный розовый жемчуг, наполненный изнутри ровным сиянием зашедшего солнца. Он исчезает, тает на глазах, растворяясь в прохладной голубой безмятежности неба и оставляя в сердце восторг перед зыбкой ускользающей, вечно переменчивой Красотой Мира.
Вся наша жизнь становится иной. Она становится жизнью — не отдельной, ограниченной определённым отрезком времени и чётко обозначенными страной и почтовым адресом, а всеобщей, вселенской. Мы дышим не в соответствии с работой нашей дыхательной системы, а в унисон с огромным прекрасным Миром. И ритм нашего сердцебиения не случаен, он совпадает со всеобщим ритмом космического бытия. Совершенно земные, влюблённые в собственную планету, мы —