— Я совсем забыла тебе сказать! Он толкнулся вчера вечером! — малыш вдруг толкнул его руку. Так сильно, что сдвинул её с живота. Швед не ожидал и вскочил на ноги.
— Так не должно быть! Он ещё слишком мал! — ребёнку и, правда, было всего ничего, а он уже толкался. Это, казалось, по меньшей мере странным.
— Ты хочешь сказать, что наш ребёнок неправильный? — «Чёрт. Слова назад не вернуть. Зря я это сказал».
— Я просто беспокоюсь вот и всё! Как будто ты не заметила? Он слишком быстро растёт!
— Мы особенные Макс! Мы можем то, чего не могут другие! Поэтому и он другой!
— Он! Можно подумать, ты уже и пол определила? — разозлившись, она вскочила с кровати и быстро вышла из комнаты.
Он подумал, что лучше подождать пока успокоится. В таком состоянии эта женщина была опасна даже для него. Швед сам не заметил, как отрубился. «Сколько я спал?». Приподнявшись на кровати, посмотрел в окно. Солнце уже зашло за горизонт. Спустившись, обнаружил на диване спящую Милу. Аккуратно присел на край, на всякий случай, перекрывая путь к отступлению. Легко и нежно погладил по щеке. Она открыла глаза и моргнула. «Прости меня. Я идиот». «И ты меня прости. Я не лучше. Должна была сначала подготовить тебя. Забыла, как ты умеешь реагировать». Швед улыбнулся. Как же он ценит, что не нужно быть с ней кем-то другим. Она заулыбалась в ответ. «Прекрати читать мои мысли, а то укушу». «Попробуй». Рассмеялись. Она пыталась убежать, а он догонял и легонько кусал за руки, и плечи. Давно не было так весело и спокойно. Все проблемы будто канули, на время, конечно же. Громко заурчало в животе, и они вспомнили об ужине.
На центральной площади, состоящей из одного дерева, поставили деревянные длинные столы и лавки. Селяне уминали свой ужин. При их появлении практически все замолчали и повернулись. «Да. Нездоровое любопытство».
— Хм. Приятного аппетита! — он словно нажал какую-то невидимую кнопку, и они отвернулись, и продолжили болтать.
Лёха махал рукой. Лучше уж к нему, чем к Елене, которая открыла, было, рот и подняла вверх руку, подзывая. Но он заспешил к Лёхе и потянул Милу за собой. Она радовалась поведению любимого. Новая знакомая, мягко говоря, ей совсем не нравилась.
— Здорово, что остались у нас. Налетай! — с полным ртом бубнил Лёха, и кусочки еды вылетали на стол. Этот парень был молод, круглолиц, имел армейскую выправку, виски были выбриты, на макушке топорщились русые волосы.
— Как себя чувствует Никита? — поинтересовался он с живым интересом. Мила вопросительно подняла брови.
Её реакция была понятна, ведь Никита ему не нравился, но лишь потому, что из-за него они попали в опасную ситуацию, которая теперь была позади. И отношение к нему он поменял.
— Он в лазарете. Встанет на ноги. Время нужно. Много крови потерял мужик.
Только сейчас Швед обратил внимание на стол. «У них есть овощи!» Какой-то мужчина стал объяснять, как их выращивают. «Как он сказал, его зовут? Кажется Григорий? Приятный человек». Наевшись до отвала, попивая местный самогон и обнимая любимую за плечи, он слушал разговоры селян. Лена пару раз пыталась флиртовать, но он обрубал попытки на корню, получая одобрение своей женщины. Ложась спать, он вдруг вспомнил Казаха и пацана. Сердце замерло на секунду в груди. «Живы ли? Если да, то я просто обязан привести их сюда. Они захватят с собой и остальных. Здесь уж точно безопаснее, чем на болотах!» Твари. Они не снились ему с той самой заворушки. Если он и пойдёт когда-нибудь за остальными, то не за что не возьмёт с собой Милу и ребёнка. Зевнул, устроился удобнее и провалился в сон.
Он шёл по тропинке болот и нёс на руках свёрток. Нёс туда, где этому было положено начало.
— Я поступаю правильно, дружок. Там тебе будет намного лучше, — прозвучал его собственный голос как-то холодно и отстранённо.
Картинка сменилась. И вот уже Мила кричит от боли при родах. Женщина поднимает над головой ребёнка и убирает руки. Он кричит в голос: «Нет!», но ребёнок парит в воздухе, сотрясая крохотными кулачками и заходясь от плача. Не в силах выносить это более, заставил себя проснуться, и подскочил, обливаясь потом. Мила спокойно и безмятежно дышала во сне. «Слава Богу, она не видела тот же сон». Раньше она всегда видела его сны. Что-то изменилось. Возможно, влияла беременность, и ограждала от ненужных стрессов. Он был несказанно этому рад. Особенно сейчас. После кошмара не спалось, и он вышел через заднюю дверь в сад, который порос бурьяном. «Надо бы облагородить, если останемся». Вдохнул прохладный воздух ночи. «Ах! Как приятна в такие минуты тишина!» Ему стало немного спокойнее от пребывания снаружи. Мысли приходили в порядок. Дыхание восстановилось. Кошмар уходил из памяти, оставляя неприятное послевкусие. И тут боковым зрением уловил какое-то движение поблизости. Повинуясь инстинкту, отправился проверить. Как только приблизился, что-то стало прорываться сквозь заросли, и он побежал по пятам ночного гостя. У забора, разграничивающего селение и лес, беглец остановился. Швед воспользовался заминкой, прыгнул и повалил на землю. В ту же секунду его отбросило невидимой волной на добрых пару метров. Приземление оказалось не очень удачным, боль пронзила руку, но он поднял голову и увидел, кто это был. Тварь. Та самая, но не главная. Того он бы сразу узнал. Этот был меньше, скорее всего женского пола. Она зашипела и, с лёгкостью перепрыгнув через забор, скрылась из вида. «Везде найдём». Теперь он понимал, что это были не пустые слова. «Они следят. Давно ли? Наверное, всё это время. Вот почему от них шарахались в лесу все живые существа целых две недели. Боялись, но не их самих, а тех, что были рядом. Мила не должна знать об этом, ей нельзя волноваться. Раз они не нападают, значит, просто ждут. И я буду готов сразиться, когда придёт время. Смогу защитить свою семью. Они всё, что у меня осталось. Нужно следить за мыслями в присутствии Милы. Дар стал сильнее раз в сто в последнее время». Он вернулся в дом и перевязал руку. Всего лишь ушиб. Скажет, что просто упал. Главное быть убедительным и верить в то, что говоришь.
Прошло пару месяцев с тех пор, как пришли в это место. Швед дежурил в дозоре на стене, а Мила взялась за приготовление пищи. Тем самым слово данное Пекарю они сдержали. Лёха с Серёгой стали частыми гостями в их доме. Никита тоже, как только вышел из лазарета. Мила, зная, что творится у Никиты в голове, придумывала для него различные задания. Они заключались в помощи, которую нужно было срочно оказывать, чтобы он чувствовал себя хоть капельку нормальным, угнетаемый инвалидностью. Живот у Милы вырос в два раза, и сложно было предугадать, когда малыш решится появиться на свет. Оттого Швед нервничал с каждым днём все сильнее, и вскакивал ночью каждый раз, как она издавала стон во сне. В целом им нравилось это место. Здесь было хорошо, как дома. И только он успевал забыться, как вновь вспоминал пацана и Казаха. И на душе скребли чёрные кошки. Мила улавливала настроение и тоже начинала хандрить. Он сразу брал себя в руки.
В один из обычных вечеров, не обременённых дежурством, они сидели в гостиной, наслаждаясь объятиями при свечах. Он рассказывал животику историю о том, как они с мамой познакомились. И в этот самый момент у него в голове зазвучал тоненький смех. Вопросительно посмотрел на Милу, но та сидела абсолютно спокойно. «Показалось, наверное». И вновь. Тоненький смех. Ребёнок толкнул его руку, и она свалилась с живота.
— Это не смешно Мила! — «Как она может так шутить? Это же просто немыслимо!».
— О чём ты, родной?
И снова толчок, и смех. «Папа дынь! Хи, хи».
— Этого просто не может быть!
— Чего? О чём ты говоришь?
— Ты это слышала? Постой, это же твоя фишка. Почему ты не слышишь? Я, кажется, схожу с ума. — «Дынь, дынь, па па па па».
— Милый ты меня пугаешь! — она скрестила на груди руки и сердито на него посмотрела.
«Ма ма бу бу». Он рассмеялся в голос. Ну, хоть кто-то был с ним согласен, что мама «бу бу», а папа видимо совсем ку-ку.
— Ты что слышишь ребёнка? — широко распахнув глаза, спросила она.
— Вроде того.
— И что же он говорит? Это же потрясающе родной! Но почему тогда я не слышу? Ведь дар у меня!
— Этого я не знаю. Но так странно. Он говорил «дынь, папа, мама, бу бу». Считает, что ты много ворчишь, — расхохотался.
— Очень смешно, — надула губы.
В дом ввалился Никита, промокший насквозь от дождя. Стянув плащ и усевшись у огня, выудил из-за пазухи фляжку. Швед вопросительно посмотрел на свою женщину, и та кивнула. «Значит, можно сегодня расслабиться». За кружечкой самогона здоровяк поведал о том, что во время вылазки в город ребята подобрали мужичка одного, который доктором наук оказался. Да и прихватили с собой домой. Доктор этот якобы пока в шоке, но как отойдёт, может, и поведает что-нибудь интересненькое. Наутро Швед отправился к Пекарю. Тот давно его звал выкурить сигару, и он подумал: «А почему бы и нет». По дороге к особняку наткнулся на хилого мужика, который застыл, побледнел и вытаращился.
— Вы Макс Шведцов? — заикался мужик.
— Только собака ещё не выучила мою фамилию. Откуда вы знаете?
— Меня зовут Валерий Васильевич Сидоренко. Я доктор. Акушер, если быть точным.
Док был высок, худощав, темные волосы, карие глаза, длинные руки, мешки под глазами, морщины у рта.
Швед напряг каждый мускул. «Акушер? Это тот, что роды принимает?».
— Откуда вы знаете, кто я такой? — задрожав от гнева, наступал он на доктора.
Несколько зевак растопырили уши, инстинктивно придвинувшись.
— Может, пригласите меня в гости сегодня вечером? Этот разговор не для посторонних ушей, — он выглядел напряженным не меньше его самого, и всё время потел.
— Хорошо. Приходи на закате. Где живём, у кого-нибудь спросишь. — Он кивнул и удалился.
Всё ещё раздражённый, Швед пошёл туда, куда направлялся, но мысли были где-то далеко и хаотично кружились.
Глава 7Рождение чуда
Ничего нового Пекарь ему не поведал. Он прекрасно знал, зачем нужны подобные приглашения. Информации на них с Милой у него всё ещё не было, а он отличался природным любопытством, которое, судя по всему, было заложено ещё при рождении, и лишь усиливалось с каждым прожитым годом. Ему было ничего не известно о поселении на болоте, и всякий раз разговор начинался именно с этого. У их женщин с деторождением ситуация ничем не отличалась от тех, что были с болот. И потому беременность Милы вызывала у населения крайнее любопытство, у кого-то