Если бы только не разочарование на отцовском лице. И не фальшивые слова ободрения, которые непременно последуют. «Ты сделал что мог, мой мальчик, я все равно тобой горжусь…» Отец наверняка постарается защитить Гедера от позорной славы, а это тяжелее всего. Уж лучше смерть от рук разъяренной толпы. Собственное унижение, какое угодно болезненное, он переживет. Смотреть на унижение отца будет выше сил. Значит, он обязан найти выход. Обязан.
На служанку, вошедшую с щеткой и совком, чтобы убрать осколки стекла, Гедер едва взглянул. В разбитое окно задувал холодный ветер, однако юноша так и не велел застеклить раму. У него есть кожаный плащ. Он защитит от холода. А если и нет – какая разница…
Свет от окна полз по стене, наливаясь алым по мере того, как солнце клонилось к закату. Слуга из первокровных вошел в комнату, помедлил в нерешительности и принялся разводить огонь в камине. У Гедера затекли ноги, однако он не двигался с места. Тот же слуга чуть погодя вернулся с куском кожи и заделал окно. В комнате стало темнее.
Если Терниган не поплатится за поражение Гедера – будет нечестно. Ведь это Терниган поставил его управлять городом без советников, без поддержки верных людей. Если уж кому и стыдиться происшедшего в Ванайях – то именно лорду-маршалу. Хотя, конечно, такого не будет. Ведь если карать Тернигана за то, что положился на Гедера, то надо карать и короля Симеона за то, что он доверил власть Тернигану. Так что вину возведут на одного Гедера, и с этим ничего не поделать.
И все же планы Тернигана оставались непонятны. Приказ изумил всех, даже сам Гедер додумался до правдоподобной разгадки только с помощью Джорея Каллиама. Назначение казалась абсурдным, в правильности выбора были убеждены лишь двое – Гедер и лорд Терниган. Они единственные верили в успех…
Или нет. Вдруг в успех не верил никто? С самого начала?
– Ничего себе, – громко сказал пустой комнате Гедер.
Он повернулся – колени от долгого стояния подкосились, и юноша, припадая на обе ноги, доковылял до кресла у камина. Мозг лихорадочно работал. Ему столько раз говорили, что Ванайи – пешка в более крупной игре, и только сейчас он это понял.
Первое: как ни больно признавать, Гедер никоим образом не годится в градоначальники.
Второе: Терниган поставил его управлять Ванайями.
Третье: Терниган не дурак.
Значит, Терниган – по неким причинам, ради неких интриг – сознательно стремился ввергнуть Ванайи в хаос. А Гедер оказался подходящей жертвой.
Разбитая губа треснула от улыбки. От смеха выступила кровь.
***
«Ваше величество, – начиналось письмо, – как протектор Ванайев я вынужден заключить, что политическая обстановка при дворе делает долгосрочную власть в Ванайях невозможной».
Гедер еще раз пробежал страницу глазами. За ночь он набросал полдесятка вариантов письма, от гневных обвинений до самоуничижительных покаяний, окончательную же форму он позаимствовал из грамоты, которую Маррас Тока послал королю Халлскара несколько столетий назад. Полный ее текст содержался в одной из книг, и стиль – в меру эмоциональный и в меру неброский – вполне соответствовал цели. Чтобы не отягощать совесть даже отдаленным намеком на плагиат, Гедер существенно переделал текст, однако структура изначального послания проступала даже сквозь измененные строки. Трактат с цитированной грамотой Марраса Токи так и лежал на столе, и Гедер – с легкой душой, как никогда за последние недели, – пролистал его заново. Найдя нужный абзац, он подчеркнул ключевую фразу.
«…Аастапал был разрушен Инисом, решившим не уступать город Мораду…»
Взгляд упал на надпись, сделанную собственной рукой Гедера: «По кругам на воде видеть, куда упал камень».
Конечно. По возвращении в Кемниполь на это еще будет время. В отличие от Алана Клинна – который вряд ли понял, что лишился города в результате предательства, – Гедер отдает себе отчет в происходящем и не намерен отступать: он докопается до мотивов Тернигана и до всей подоплеки дела. Но не сейчас. Позже.
За долгие ночные часы Гедер извелся. В голове стучала мысль о том, как бессовестно его использовали, как поставили в заведомо проигрышную позицию – и как жестоко поплатятся за это виновные. Слезы сменялись яростью, книги в руках – отчетами от советников, отчеты – сказаниями об истории Ванайев. Изредка приходил короткий сон.
– Милорд, – окликнул его оруженосец. – Вы меня звали?
– Да. – Гедер встал. – Три приказа. Во-первых, вот письмо. Найди самого быстрого всадника: письмо должно попасть в Кемниполь как можно скорее.
– Слушаю, милорд.
– Во-вторых, вот кошель. Знаешь ученого, с которым я разговаривал в академии? Купи у него все книги, какие есть. Принеси сюда и упакуй вместе с моими вещами. Мы уезжаем из Ванайев, книги я беру с собой.
– Уезжаем, милорд?
– В-третьих, извести советников: я встречусь с ними через час. Кто опоздает – велю выпороть, так и передай. Выпороть и присыпать раны солью.
– С-слушаю, милорд.
Оруженосец, коротко кивнув, вылетел за дверь. Гедер улыбнулся, ему слегка полегчало. Зевая и потягиваясь, он вышел в коридор, навсегда оставляя позади свои покои во дворце ванайского герцога. Беспокойная ночь не сказалась ни на легкой походке, ни на бодром настрое. Воздух веял тихим предвестием весны, полупрозрачный утренний свет разливался по камням мостовой, где еще вчера бушевали мятежники. На дальнем конце площади кто-то из особо отчаянных ванайцев выставил чучело Гедера – огромное пузо, копия черного плаща, вместо головы тыква с мастерски вырезанной идиотской рожей. К шее привешена табличка: «Накорми нас или освободи». Гедер, словно приветствуя двойника, коротко и жестко кивнул.
Приближенные собрались в той же бывшей капелле, где выслушивали его первую речь. Многие взъерошены со сна, Джорей Каллиам как никогда хмур. Госпей Аллинтот, скрестив руки и вздернув подбородок, стоит позади – наверняка решил, что на него возведут вину за вчерашний мятеж.
Гедер, и не подумав сесть, выступил вперед.
– Милорды, – решительно начал он. – Благодарю, что пришли, несмотря на ранний час. Мне как лорду-протектору принадлежит право и обязанность отдавать вам приказы сегодня, в последний день нашего пребывания в Ванайях.
Он на миг замолк, давая слушателям осознать сказанное. Взгляды тут же оживились, от смятения разгладились морщины на лбах, кто-то закрутил головой. Гедер кивнул.
– К вечеру все войска должны стоять за городскими воротами, готовые выступить в Кемниполь. Продовольствия у нас, как я понимаю, не много, поэтому позаботьтесь, чтобы сперва уложили припасы, а уж потом новообретенное имущество. Это не разграбление города.
– А что же тогда? – спросил Альберит Маас.
– Не перебивать, Маас. Я пока еще лорд-протектор. Лорд Аллинтот, будьте добры проследить за каналами: их надо перекрыть и оставить без воды. И железные калитки на улицах тоже запереть.
– Какие калитки?
– Широкие калитки у начала каждой улицы.
– Да, милорд, я знаю. Я имел в виду – какие из них нужно запереть?
– Все до единой. Лорд Каллиам, поручаю вам городские ворота. Никого не впускать и никого, кроме нас, не выпускать. Чтоб ни один горожанин не сбежал.
– Мы уходим из города?
– Я вынужден заключить, что политическая обстановка при дворе делает долгосрочную власть в Ванайях невозможной. Вы все видели старания лорда Клинна и видели, к чему они привели. Я читал историю Ванайев. Знаете, сколько раз город переходил под власть Антеи? Семь. Самое долгое – на десять лет, в правление королевы Эстейи Третьей. Самое краткое – на три дня, в Междуцарствие. И каждый раз его отдавали по конвенции или жертвовали им ради выгоды. Из этого ясно, что город потерян для политики. При нынешней обстановке, сложившейся в Антее, мы просто повторяем историю.
– Ему-то откуда знать про обстановку в Кемниполе? – пробормотал кто-то довольно громко, но Гедер сделал вид, что не расслышал.
– Как протектор Ванайев я должен содействовать не благу города, а благу Антеи. Если бы я счел, что наше дальнейшее присутствие в Ванайях принесет пользу короне, я бы остался здесь сам и оставил всех вас. Однако исторические книги говорят, что город неоднократно стоил жизни многим достойным и благородным мужам без сколько-нибудь ощутимой пользы для Рассеченного Престола. И, исполняя должность, доверенную мне лордом Терниганом от имени короля Симеона, я пришел к выводу, что Ванайи невозможно удержать без серьезных потерь. Я написал об этом королю Симеону – гонец с письмом, где приводится обоснование моего решения, уже скачет драконьей дорогой в Кемниполь.
– Как, просто взять и уехать? – возмущенно переспросил Маас. – Отдать Ванайи врагу? Любому, кто окажется ближе?
– Нет, разумеется, – ответил Гедер. – Ванайи мы сожжем.
***
Город погиб на закате.
Случись ванайцам догадаться заранее, недавний мятеж на площади показался бы всем детской забавой. Однако ни осушенные каналы, ни вынесенные на улицы дрова, уголь и масло, ни укрепленные дополнительной охраной городские ворота не вызвали особых подозрений – горожане согласно решили, что им просто мстят за камень, угодивший в голову Гедеру. А поскольку публичные казни были в Ванайях привычным делом, то судьба нескольких мятежников, которых поймают и сожгут, мало кого тревожила. И лишь когда антейские войска, промаршировав по улицам, покинули город, до ванайцев дошел смысл происходящего – однако было уже поздно.
Деревянные дома, доски которых промасливали для защиты от влаги, и узкие улочки, перегороженные калитками, и самодовольная уверенность в том, что город выживет только потому, что выживал и раньше, – история Ванайев обернулась против самих Ванайев. Город был лишь пешкой в крупной игре.
Гедер сидел на небольшом табурете, оставшемся во дворце после сэра Алана Клинна; сиденье – натянутый между опорами кусок кожи – казалось узковато, но собственный походный стул был еще неудобнее. Вокруг стояли ближайшие из советников.