Меч праджни, который отсекает абстракции, есть то «прямое указание», с помощью которого Дзэн ускользает из сетей религиозности и обращается прямо к человеческому сердцу. Поэтому, когда губернатор провинции Лан спросил Яо-шаня: «Что такое Дао?», учитель молча указал вверх на небо и вниз на кувшин с водой, стоявший рядом на земле. И когда его попросили объяснить свой жест, он сказал: «Облако в небе и вода в кувшине».
Глава 3Дза-дзэн и коан
В Дзэн есть изречение: «Изначальная реализация — это прекрасная практика» (яп. хонсе-мьесю). Смысл его в том, что не существует различия между реализацией пробуждения (сатори) и культивированием Дзэн в медитации и действии. Хотя на первый взгляд практика Дзэн может казаться всего лишь средством для достижения цели — пробуждения, на самом деле это не так. Но, преследуя цель, практика Дзэн перестаёт быть истинной практикой, а когда она лишена цели, она и есть пробуждение — бесцельная, самодостаточная жизнь в «вечном сейчас». Практиковать Дзэн, имея в виду некую цель, — значит одним глазом смотреть на эту практику, а другим — на её цель, что ведёт к рассредоточенности, неискренности. Говоря иначе, Дзэн практикуют не для того, чтобы стать Буддой; его практикуют потому, что человек с самого начала и есть Будда, эта «прирождённая реализация» есть отправной пункт жизни в Дзэн. Изначальная реализация есть ‘тело’ (ти), а изумительная практика — его ‘использование’ (юнь), и первое соответствует праджне (мудрости), а второе — каруне — действию, исполненному сострадания, которое просветлённый Бодхисаттва осуществляет в мире рождения-и-смерти.[74]
Как мы видели, каковы бы ни были обычаи учителей эпохи Тан, в современных общинах Дзэн Сото и Ринзай огромное значение уделяется практике медитации или «Дзэн сидя» (дза-дзэн). Может показаться странным и неразумным, что физически сильные и интеллектуально развитые люди проводят по несколько часов подряд, просто сидя и ничего не делая. Западному складу ума такое времяпрепровождение представляется не только противоестественным, но для него это ещё и пустая трата бесценного времени, оправданная разве что в качестве средства воспитания терпения и выносливости. Хотя на Западе, в католической церкви и существует традиция религиозного созерцания, жизнь, происходящая в «сидении и наблюдении» сейчас мало кого прельщает, ибо религия ценится постольку, поскольку она служит «улучшению мира», и трудно допустить, чтобы мир можно было бы «улучшить» «ничего не деланием». Как будто человечеству до сих пор не ясно, что действие, лишённое мудрости, без ясного осознания мира каков он есть, никогда не может ничего улучшить. И далее, подобно тому, как мутную воду легче очистить, дав ей отстояться, люди, которые сидят спокойно и ничего не делают, вносят в этот суматошный мир вклад, далеко не худший из возможных.
В продолжительном спокойном сидении в действительности нет ничего противоестественного. Кошки делают это; даже собаки и другие более нервные животные делают это. Так ведут себя так называемые примитивные народы — американские индейцы — или — почти у всех народов — крестьяне. Это искусство труднее всего даётся тем, кто развил свой чувствительный интеллект до такой степени, что уже не может удержаться от предвидения будущего и поэтому вынужден постоянно кружиться в вихре действий, «упреждая» события. Но неспособность сидеть и наблюдать с полностью успокоенным сознанием есть неспособность воспринимать целиком тот мир, в котором мы живём. Ведь человек познаёт мир не только тогда, когда мыслит о нём и действует в нём. Сначала ему необходимо ощутить мир более непосредственно и продлить это ощущение, не спеша с выводами.
Роль дза-дзэн в Дзэн-буддизме легко понять, если вспомнить, что Дзэн воспринимает реальность прямо, в её «таковости». Чтобы увидеть мир конкретно таким, как он есть, не расчленённым посредством категорий и абстракций, необходимо смотреть на него с неразмышляющим умом, т. е. с умом, не создающим о нём символов. Дза-дзэн, таким образом, это не просто сидение с опустошённым сознанием, которое исключает любые впечатления, связанные с внутренними или внешними чувствами. Это не концентрация в обычном смысле слова, как сосредоточение внимания на одном чувственном объекте в ущерб всем остальным, например, — на источнике света или кончике собственного носа. Дза-дзэн — это спокойное, некомментирующее осознание всего, что происходит здесь и сейчас. Это сознание сопровождается живейшим ощущением «неразличения» себя и внешнего мира, ума — от его содержания: различных звуков, картин и прочих впечатлений окружающей среды. Конечно, это ощущение возникает не в результате стремления к нему. Оно приходит само собой, когда человек сидит и наблюдает, не преследуя в душе никакой цели, в том числе и той, чтобы освободиться от цели.
В содо и дзэндо, т. е. в монашеском зале или зале медитации дзэнской общины, во всей его обстановке нет ничего отвлекающего. Это длинное помещение с широкими низкими помостами у обеих стен, на которых монахи и спят, и медитируют. Помосты покрыты татами, толстыми соломенными циновками, и монахи сидят на них, образуя друг против друга два ряда. Царящую тишину скорее подчёркивают, чем нарушают случайные звуки — шум, доносящийся из ближайшего селения, перезвон колокольчиков из других помещений монастыря, щебетание птиц на деревьях. В остальном — ничего, кроме холодного и чистого воздуха и «древесного» аромата воскуряемых благовоний.
Большое внимание уделяется физической позе дза-дзэн. Монахи сидят на твёрдо набитых подушках, скрестив ноги и положив вывернутые носки ног на бёдра. Руки опущены на колени, левая поверх правой, ладонями вверх, большие пальцы рук касаются друг друга. Туловище выпрямлено, но не напряжено, глаза открыты, и взгляд их падает на участок пола впереди, на расстоянии в несколько дюймов. Дыхание равномерное и замедленное, без напряжения, с подчёркнутым выдохом; это дыхание скорее животом, чем грудью. Благодаря ему центр тяжести тела опускается в брюшную полость и всё тело приобретает устойчивость и как бы сливается с землёй, на которой оно покоится. Медленное, лёгкое дыхание животом воздействует на сознание подобно мехам и придаёт ему спокойную незамутнённую ясность. Начинающему для того, чтобы привыкнуть к сидению, рекомендуют ничего не делать, а только считать свои вдохи и выдохи — от одного до десяти — и так бесчисленное число раз, пока пока состояние сидения без комментариев не станет простым и естественным.
Монахи сидят, а два служителя медленно ходят вперёд и назад по проходу между помостами, держа в руках кейсаку, или ‘палку предупреждения’, закруглённую с одного конца и плоскую с другого, символ меча праджни Бодхисаттвы Манчжушри. Стоит им заметить, что какой-то монах засыпает или сидит в неправильной позе, как они останавливаются перед ним, отвешивают ритуальный поклон и бьют его по плечу. Говорят, что это не «наказание», а «бодрящий массаж», призванный оживить занемевшие плечевые мускулы и вернуть сознание к бдительности. Однако монахи, с которыми я обсуждал этот обычай, говорили о нём с той же гримасой комического отвращения, которая обычно возникает на лицах при разговоре о телесном наказании в закрытых мужских пансионах. И одно из правил содо гласит: «Во время утренней службы тех, кто дремлет, следует строго наказывать с помощью кейсаку».[75]
Время от времени медитация сидя прерывается, и монахи, построившись в шеренгу, быстро ходят по проходу между помостами, чтоб побороть вялость. Дза-дзэн прерывается также для работы на монастырском огороде, уборки помещений, службы в главном святилище или «зале Будды» и для выполнения прочих обязанностей, а также на время еды и короткого сна. В определённые дни года дза-дзэн проводится почти без перерыва, начиная с 3.30 утра и до 10 часов вечера. Эти периоды называются сёсин, что значит ‘собирание ума’. Вся жизнь монахов построена в соответствии со строгим, хотя и лишённым нарочитости ритуалом, который придаёт атмосфере содо несколько военизированный дух. Каждый обряд возвещается и сопровождается звоном десятка различных колокольчиков, шумом хлопушек и деревянных гонгов, которые все настроены на разный ритм. Они оповещают о начале дза-дзэн, еды, службы, лекции или беседы с наставником (сан-дзэн).
Ритуальный, или церемониальный стиль настолько типичен для Дзэн, что может казаться странным человеку другой культуры, привыкшему связывать ритуал с напыщенностью и предрассудками. Дело в том, что согласно буддийским представлениям, человек обладает четырьмя основными позами: он идёт, стоит, сидит или лежит, и эти позы называются «достоинствами», ибо их принимает природа Будды, воплощаясь в человеческом облике (нирманакайя). Ритуальный стиль в исполнении повседневных дел призван, таким образом, подчеркнуть тот факт, что «обычный человек и есть Будда». Этот стиль почти непроизвольно образуется у того, кто всё совершает с полной бдительностью ума. Так, если производя какое-нибудь простейшее и обыденное действие, например, зажигая сигарету, человек остаётся тотально бдительным и наблюдает за пламенем, курящимся дымком и равномерностью своего дыхания как за самыми важными в мире вещами, со стороны будет казаться, что его поведение носит ритуальный характер.
Этому отношению, которое можно описать словами: «действовать как Будда» придаётся особое значение в школе Сото, и дза-дзэн, и весь круг каждодневных дел рассматривается не как средство к достижению цели, а как действительная реализация состояния Будды. Как говорит Доген в «Шобогендзо»:
Ты должен думать только о сегодняшнем дне и о теперешнем часе, и не заглядывать поминутно в завтра. Поскольку завтра — неясно, неопределённо и с трудом поддаётся знанию, ты должен решиться следовать по пути буддизма сегодня, пока ты ещё жив… Не теряя времени, ты должен заняться практикой Дзэн, считая, что есть только этот день и только этот час. Тогда всё станет легко. Ты должен забыть о хорошем и дурном в своей природе, о силе и слабости своих возможностей.