— Я пойду с тобой куда угодно, хоть куда. Но меня могут не принять твои близкие, ведь ты же почти принц. Твой отец глава целого народа на не такой уж маленькой колонии Альянса. А я, кто я такая?! Никто, пустое место. Я тебя не достойна. — Прошептала она.
— Нет! Ты не пустое место и мои близкие тебя примут. У нас не так как у белых аристократов, нет такой ерунды с чистотой крови. И чувствую я, у нас будут сильные и крепкие дети, которые сделают мой род ещё сильнее и могущественнее.
— Но почему?
— Потому что я люблю тебя Дженнифер Донн и ты первая женщина в этом мире которой я это сказал.
Она посмотрела на него наполненными слезами глазами и тихо продекламировала:
А я… не хочу достойно…
А я… хочу по-дурацки…
Дико… безумно… резко…
Но что бы… были все краски!
Чтобы… любить до стона…
А ненавидеть… до крика!
И восхищаться… до звона…
И презирать… до скрипа…
И… не противиться бедам…
А просто… плыть против течения…
Наперекор… но не к цели.
А просто… из не соглашения!
Из-за не восприятия…
И неприятия тысячи…
Мерзости… лжи и пакостей…
Которые… «в рамках приличия».
И жить!!! Потому что… хочется…
Не как должно… а как нравится…
Когда… всё это… закончится…
Увидим, кто… чище… останется…
— Именно так моя милая. — Сказал он.
— Я согласна, я на всё согласна. Забирай меня всю и вези куда хочешь, я буду там, где ты, за твоей спиной. Закрывая Щитом от всех ударов в спину.
— Значит твой ответ, да?
— Значит, да! Вот послушай…
От тех, кто тянет руки к призу,
Вполне логично ждать подножки.
Я — одиночка. Чёрной кошкой,
душа сбегает по карнизу.
Мне много выдалось скитаться,
по разным крышам и дорогам,
возможно, потому лишь Богу,
я научилась доверяться.
Весь мир встречает по одежке,
а потому закономерно,
что тяжело жить чёрной кошке,
среди пугливых, суеверных.
Со мной бывает трудно сладить,
зато не испытаешь скуки:
Когда берешь меня на руки,
Я замираю: гнать ли? гладить?
Я — одиночка. Да, мой мачо?
Без стаи выжить — верх искусства.
Я ампутировала чувства.
Но иногда я тоже плачу.
— И ты говоришь мне, что не достойна?! Все кого я сейчас люблю и чьим мнением дорожу, те ещё перцы. Найлус — Спектр и на его руках столько крови, что утонуть можно. Женька — Потомственная вояка, бывшая воровка, беспризорница, главарь банды всю молодость промышлявшая грабежами. Сильвианн — аристократка полукровка, на момент нашего знакомства почти поехавшая крышей от своего дара. Макс — Простой колонист, набивший дипломату рожу и сбежавший от тюрьмы в армию. А Карлос — младший сын бразильских латифундистов, никому в семье на момент ухода в армию не нужный. Да даже Гаррус? Этот турианец устроивший форменный погром в уголовной среде на Омеге. Да и я сам, недалече ушёл от них всех. Так что ты вполне нас достойна и меня тем более.
— Стой! Ты сказал, что Шеп промышляла грабежами?!
— Ха-ха-ха-ха! Прикольно да! Первый Спектр человек и бывшая воровка, бандерша…
— Так эта болтовня на Тиамарроне не простой трёп?
— Какая болтовня?
— Ну про грабежи складов Экзо Гени, мне Рыжики рассказывали. Я думала это шутки у них такие?
— Какие уж тут шутки, самая что ни на есть правда.
— Охренеть! Куда я попала?
— Домой Дженни, к своим.
— К своим значит? Ну что же, сейчас тогда этот большой и свой мужчина, подарит немножко радости одной маленькой женщине. — Проговорила она низким вибрирующим голосом и её рука скользнула ему в область паха. Погладила там, вызвав моментальную и бурную реакцию. Иесу попытался привстать, но был решительным образом, опрокинут на спину. — Лежи мой мужчина, сейчас поработаю я. — И Джен уселась ему на бёдра, привстала, направила рукою его уд, и он погрузился в мягкие и горячие объятья её лона. Девушка ахнула, упёрлась ладонями ему в грудь, начав плавно двигаться, будто наездница на коне. От неё расходились волны наслаждения, проникая в каждую клеточку его тела и разума. Их чувства и ощущения переплелись, даря необычайно сильные эмоции. С каждым движением они усиливались, заставляя его глухо рычать, а её вскрикивать и стонать от наслаждения.
Сколько это длилось, он не понимал, минуты, часы. Всё было неважно, остались только они вдвоем, могучий чернокожий мужчина и невысокая светлокожая женщина, чья кожа была разрисована татуировками. Когда всё закончилось, она упала ему на грудь, тяжело дыша, вздрагивая и шепча ласковые слова.
— Джен? — Спросил он через несколько минут, когда немного отдышался.
— Что?
— Переезжай ко мне в каюту.
— Ты этого хочешь?
— Да, хочу. Она больше и станет похожа на дом настоящего масая, а не на пристанище одинокого Спектра Совета.
— Значит, в доме масая должна жить женщина? — Спросила она.
— Да, именно женщина хозяйка дома и всего что в нём есть.
— А что принадлежит у твоего народа мужчине?
— Скот и дети, до момента их совершеннолетия.
— И когда оно наступает?
— В семнадцать лет. Тогда наши мужчины уходят в армию, а женщины решают, создавать ли им семью или продолжить обучение.
— То есть, ваши девушки предпочитают мужчин старше себя?
— Да, только воин может иметь детей. А доказать что ты воин можно только в армии.
— А ты наверное это уже доказал? Ведь ты столько лет в армии.
— Я доказал не только это. Я прославил свой народ среди людей, поэтому не очень спешу домой. Там мне незамужние девушки прохода просто не дадут. И старейшины могут заставить жениться, дабы среди женщин не возникло вражды из-за меня.
— У меня проблем не будет?
— Ты мой выбор и моё право, как воина. Они примут его, других вариантов у них нет, но тебе придётся доказать своё право на меня и совсем не обязательно что кулаками. Чаще женщины соревнуются в других дисциплинах.
— В каких например?
— Ну, в готовке еды или в украшении одежд и жилища. Так же приветствуется сочинительство песен, историй и стихов. Ещё можно что-нибудь изобрести полезное для всех.
— Скажи, а к искусству татуировки, у вас какое отношение?
— Положительное, а что? Ты умеешь набивать тату?
— Умею.
— Сделаешь мне?
— И что ты хочешь, чтобы я тебе набила?
— У нас есть особый воинский рисунок, я его для себя уже составил. В нём почти вся моя история, осталось лишь нанести его на кожу. Но обычному татуировщику, такого доверять не принято. В моём народе такие татуировки могут делать лишь духовидец рода и специально обученная женщина. Ещё может делать возлюбленная воина и вот её работа считается наиболее предпочтительной, так как считается, что сделанное любящей рукой хранит воина от бед.
— А если я ошибусь?
— Быть беде, но ты ведь не ошибёшься?
— Покажи мне рисунок.
— Он в моей каюте.
— Значит, мне стоит отправиться туда.
— Ты переедешь?
— Уговорил, я перееду в твою каюту. Только, командир против не будет?
— Женя?! Нет, не будет, ещё увидишь, когда она заберёт с Иллиума Лиару, то азари поселится в её каюте, ну впрочем, как и всегда. Да и Лерою с Сильв и Гаррусу с Найрин она же ничего не запретила.
— Что же. — Сказала, привставая Джен. — Тогда ты поможешь мне собраться. И, наверное, стоит сходить к доку пусть поставит мне противозачаточный имплант. Ещё не хватало залететь сейчас.
— Ты не хочешь детей? — Спросил он.
— Хочу! Но не сейчас же! Ты не забыл, КУДА мы собрались?
— Нет, не забыл. Ты права, чтобы у нас были дети, нам нужно победить.
— Значит победим!
— Уговорила, пошли собираться, и готовится к войне.
— Пошли.
Найлус Крайк (Нормандия SSI-1, 04 июля 2385 г. вечер)
Он сидел в кают кампании и пил эрг, сваренный по оригинальному рецепту Найрин, подсказанному Руперту. Этот вариант мужчине весьма понравился и самое главное чем-то неуловимым он походил на то, что иногда варила Женька. Может быть странным сочетанием ягодных ароматов или странными добавлениями каких-то Земных травок. Не всё понятно, с самой Найрин. Что-то больно она странная и загадочная, Гарр правда обмолвился, что она кадровый разведчик, только вот он не знает чей. Девчонка свободно говорит на четырёх земных языках, причём настолько свободно, что выдает богатую практику.
За соседним столиком сидела сестра и, положив голову на стол, водила пальцем по столешнице. В чувствах и взгляде её было столько тоски, что Найлуса передёрнуло. И самое главное, ничем помочь было нельзя, поскольку днём он стал невольным участником довольно грустного разговора. Говорили Джокер, Лиара и сам Найлус.
Самого начала разговора, он не застал. Лишь войдя в пустой БИЦ в котором находились Джефф и Сьюзи. Да из интеркома доносился такой знакомый тихий голос:
— Джеффри, эти песни, вся эта боль! Зачем ты выложил запись концерта в общую сеть «соратников»? Сейчас же все наши посмотрят, все кто служил на первой «Нормандии»! И Богиня, как же я по ней тоскую…
— Так она тоже места себе не находит, Ли, сколько у вас с матриархом будет идти эта операция? Женька уже вся извелась, может вам стоит поговорить?
— Джеффри! Если мы поговорим, то бросив всё, помчимся на встречу друг другу! А я не могу себе этого позволить сейчас. Слишком многие и многое завязано в этой операции и осталось немного, недели две — три. А потом, потом я надеюсь, что вы заберёте меня отсюда.
— Здравствуй Лиара, тебе там плохо? — Спросил Найлус.
— Найлус! — Послышался радостный голос, — Как я рада тебя слышать. Надеюсь, Жени рядом нет?
— Нет, она ещё спит после вчерашнего концерта, ну как впрочем, и Карл. Что-то сильно они вчера выложились.
— Что вы там нашли, Найлус? Откуда столько боли?
— Да уж нашли, но не буду этого тебе отсылать, ты у нас натура впечатлительная, а там такая грязь и мерзость, что утонуть можно.