Федориан, как и Хакетт, умело подогревали это чувство. И у Найлуса сложилось ощущение, что в верхах обеих государств наметилась большая буча. В результате которой, с «олимпа» вот-вот полетят пух, перья и головы. В конгрессе Альянса, депутатами от СССР и Евросоюза, сформирована рабочая группа, по расследованию этого, как выразился один из депутатов «предательства». Англо-Американский блок в глубокой прострации, поскольку именно с их подачи, затянули вопрос с нашей поддержкой. И, похоже, грядут перевыборы и смена главенства в парламенте. Мало того, этому изрядно «помог» мятеж пограничников. Которых «амеры» всегда поддерживали, хоть и негласно.
Когда всё подшили и собрались на обед, пискнул вызов от дверей. Я почуяла за ними Найрин и с лёгким сердцем открыла.
Девушка вошла, одетая в шорты и спортивную кофту, капюшон которой, был, натянут, скрывая в тени её лицо. Но чувства при этом, бурлили очень сильно. Турианка была напряжена и одновременно немного испугана, будто бы побаиваясь чего-то или боясь какого-то решения. Она села на диван и тихо спросила:
— Женя, помнишь, ты говорила, что готова показать мне свою память?
— Помню, ты ещё просила перенести это дело на время после основной операции. — Отвечаю я, встав и подойдя к своему холодильнику, чтобы налить соку.
— Я хочу тебя спросить, ты не передумала? — Спросила вновь турианка.
— Отчего бы, ты хочешь прямо сейчас?
— Да.
— Хм, хорошо, пить не хочешь?
— Налей мне соку, пожалуйста. — Сказала девушка.
— Какого?
— Да любого, какого хочешь, какого не жаль.
— Мне для тебя ничего не жаль, Найрин.
Турианка глубоко вздохнула, будто бы окончательно решившись.
— Подойди ко мне, Жень. Я хочу тебе кое-что отдать.
— Что интересно? — Отвечаю я, беру два стакана с апельсиновым соком и сажусь рядом с ней на диван. Из под капюшона девушки поблёскивают глаза. Остальное в тени, поскольку у меня горит лишь настольная лампа, каюта тонет в полумраке.
Найрин берёт стакан и, быстро выпив его, отставляет в сторону. Я тоже выпиваю свой и ставлю стакан на столик.
Заводит руку за спину, и говорит: — Это твоё, Жень. — И протягивает мне свёрток.
— Что здесь? — Удивляюсь я, беря его в руки. Он довольно тяжёлый, аккуратно разворачиваю ткань и в ней, вижу невероятно знакомый нож. Чуть выдвигаю из ножен лезвие, читаю вязь рун «Коготь». — Откуда он у тебя?! — Шепчу я, чувствуя, как гулко бухает сердце.
— Откуда? С того самого дня, девятнадцать лет назад, дня когда тебя объявили погибшей. — Говорит Найрин и стягивает капюшон. А под ним, она и не она. Лицо стало светлее, и главное по коже змеится бело-голубая вязь татуировок. Перед глазами всё расплылось, я читаю рисунок, рисунок моей семьи пока не встречаюсь с глазами, синими-синими, бездонной синью, наполненной любовью и нежностью, а ещё упрёком.
— Господи! — Шепчу я, — Какая же я дура! — Протягиваю руки, касаясь её лица пальцами. Она прижимает мои ладони своими, и глаза её наполняют слёзы. А из меня вырывается крик, больше похожий на стон, вместе с которым, тихо звеня, восстанавливается частичка моей души. — Наинэ!
Гаррус Вакариан «Змей» («Нормандия» SSI-1, 24 августа 2385 г.)
Вот уже три часа он сидел в кают-компании и ждал свою подругу, которая ушла на разговор к Шепард. Корабль жил своей жизнью, все занимались делами. Лишь за угловым столиком о чём-то разговаривали Найлус и Сильвианн. У Снегурочки был несколько растерянный вид, чего не скажешь об Оцеоле. Сородич сидел с невозмутимо довольным видом, разумного, который что-то знает, знает какой-то секрет и молчит. С самого утра Гарруса снедало беспокойство, что-то мешало сосредоточиться, даже утренняя тренировка, всегда приводившая мысли и чувства в порядок не помогла. Найрин тоже была на взводе, что-то беспокоило прежде всегда невозмутимую разведчицу. Хотя Гаррус вспомнил в каком растрёпанном виде застал её после завершения погрузки на базе «Коллекционеров».
Девушка имела совершенно разбитый вид и после того как помогла ему снять «Латник» и дождалась из душа, бросилась на шею и разревелась в голос. Рассказывая сквозь плачь, как вытаскивала Женьку из брони, как вместе с поддоспешником с командира слоями слезала кожа, оголяя мышцы и насколько ужасающим всё это выглядело когда они закончили.
Лишь глубокой ночью он смог наконец-то успокоить подругу, и та, тихо всхлипывая, уснула в его объятьях. Последующие дни Найрин провела по большей части в лазарете и на его вопросы «Зачем она там сидит?» внятного ответа так и не получил. Лишь скупую отговорку про «Долг жизни, и что Найрин должна их уже четыре».
— Откуда четыре? — Удивлённо подумал он, — Даже если считать с произошедшим на Омеге и то, получается лишь три. Хотя несколько сомнительно это всё, но откуда взялся четвёртый?
Этот день стал просто апофеозом странностей от его подруги. После завтрака за которым он с чувством глубокой радости поприветствовал свою подругу и командира, полюбовался на шрамы на её лице, посетовав, что она берёт с него пример. Был послан куда подальше, рассмеялся, обнял Шепард, пообещав отправиться, как — только, так — сразу. Дальше день шёл вроде как обычно, пока Найрин не отправилась в каюту командира на разговор. Он сел ждать, чтобы вместе пообедать, но разговор, похоже затянулся, причём от Найрин и Женьки пару раз пришли такие эмоции что просто бросало в дрожь. Пустое ожидание напрягало, и он отправился в орудийный отсек, но любимое дело, всегда приносившее ему успокоение, дававшее возможность упорядочить мысли и чувства, в этот раз валилось из рук и пришлось вернуться в кают-компанию. Ещё и чувства подруги, которая вытурила его из их каюты, сказав, что смоет грим перед походом к Шепард.
— Что такого рассказала Найрин Жене, что от обеих такой коктейль эмоций. — Думал он, глядя в пустую чашку с кофе. — Пойти что ли узнать?
Только встал, как был остановлен вопросом Найлуса.
— Далеко собрался?
— Пойду, узнаю, что там с подругами, три часа прошло, о чём столько можно разговаривать?
— Не стоит их беспокоить сейчас, им слегка не до нас всех. — Сказал сородич.
— Почему?
— Кто-то виртуозно обманул эмпата, так виртуозно, что просто снимаю шляпу. — Сказала Сильв. — Только она уже прощена и помилована, хитрюга — обманщица.
— Это ты о ком?
— О твоей Найрин, которая совсем не Найрин. Хотя знаешь, Оцеола, пусть сходит, пусть она расскажет ему кто такая на самом деле. Тебя ждёт большой сюрприз, Вакариан.
— Сюрприз? Терпеть не могу сюрпризы! — Пробормотал Гаррус.
— Иди-иди, обрети свою судьбу, Гаррус, насколько я знаю, ты как-то обмолвился, что готов отвести Найрин к алтарю и принести клятву. Так пришла пора узнать настоящее имя, той, кому ты собираешься это сделать. — Сказала беловолосая человечка.
— А вам-то, двоим, откуда это известно? — Спросил он.
— Их чувства, как маркер, они выдали обеих с головой. Остальное лишь, умение думать и сопоставлять факты. — Сказал Найлус и, отвернувшись, налил себе чаю из чайника.
Гаррус выдохнул и, собрав волю в кулак пошёл к лифту, который спустя пару минут привёз его к дверям каюты командира. Он аккуратно постучал, но голограмма продолжала гореть оранжевым светом. Постояв некоторое время и совсем было собрался обратно, как двери с шипением разошлись.
— Заходи. — Сказали изнутри голосом Шепард.
Он вошёл, прошёл несколько шагов и увидел двух девушек в обнимку сидящих на диване в сумраке светящей настольной лампы и погашенных экранов. Их глаза мерцали, у одной бездонной синевой собственного цвета, у другой малахитовой зеленью. Рисунок татуировок Найрин был тот, что он увидел при их знакомстве столько уже лет назад.
— Сядь сюда. — Сказала Найрин и похлопала по дивану ладонью. Девушки с явно видимой неохотой оторвались друг от друга и встали, глядя на него. Шепард отошла к столу в маленькой кухоньке, налила воды в чайник и поставила кипятиться.
— Кто будет чай? — спросила Женька.
— Я буду. — Ответила Найрин, — А ты? — Спросила она его, усаживаясь на колени и прижимаясь к груди.
— Пожалуй откажусь, во мне и так несколько кружек и куча пирожков от Руперта. — Буркнул он, обхватив подругу за талию. — Что у вас случилось, что вы тут обсуждали так долго и зачем использовали обезболивающее? — Задал вопрос Гаррус, заметив пару пустых пневмоиньекторов лежащих на столике.
— Что обсуждали? Ничего, Змей, просто кое-кто сбросил маску, и мы в связи с этим заглянули в душу друг другу. Зря я сделала это в таком душевном раздрае, но, сделанного — не воротишь. И твоя подруга, стала немножко мною, а я ею, так что воспринимаю тебя несколько ближе, чем раньше, сильно ближе.
— Это что, получается как у азари?! И что делать мне? Может я уже лишний? — Чувствуя растущую тоску, спросил он.
От Найрин потянуло искренним удивлением, от Шепард же искристым весельем.
— Ох, Гаррус! — Простонала она, — Кто о чём, а мужики всё о том же, особенно турианцы с их отношением к своим возлюбленным. — И расхохоталась. — Успокойся, «Отелло», тут всё совсем не так, всё совсем по-другому и тебе, и твоим чувствам ничего не грозит.
— Точно?
— Наинэ, объясни ему. — Говорит Шепард и отворачивается к закипевшему чайнику.
Гаррус смотрит в глаза подруги, ожидая ответа, та обхватывает его лицо ладонями и шепчет: — Моё настоящее имя Наиннэр Таанирр, а Женя, сестра моя, сердцем моим хранимая.
— Чувствую тебя! — Говорит Женя, прижав ладонь к груди. — В сердце моём, навечно.
И Гаррус почувствовал, что его челюсть стремительно падает на грудь и в голове испуганными тараканами бегают мысли. А по каюте катится звонкий девичий смех.
Шепард вернулась, отдала Най… Наинэ кружку с ароматным напитком и сев вплотную прижалась к его боку. Он приобнял человечку, чувствуя странное, необычайно теплое чувство внутри. Его приняли, пустили в какой-то внутренний круг, круг самых близких, родных. И он внезапно почувствовал себя дома, дома в этом великолепном корабле и с этими девушками рядом.