Ну что же… пожалуй, мы начнем наше обсуждение.
Ученик: Похоже, что медитация является для нас средством распознать привычки и работать с ними. Правильно?
Трунгпа Ринпоче: Что вы понимаете под «работать с ними»?
У.: Распознавать их.
Т.Р.: Да, правильно.
У.: Является ли весь наш сансарический ум всего лишь привычками?
Т.Р.: Привычки не могут существовать без точки отсчета, а точка отсчета — это двойственность: если [что-либо] существует, то «я» тоже существует; если «я» существует, то «другое» тоже существует. Вот где начинает происходить начальное расщепление.
У.: Можете описать как шаматха и випашьяна соотносятся с привычкой?
Т.Р.: Привычка рождается из привычки. Вам рассказали как выполнять медитацию, и затем вы развиваете новые привычки. Но развивается, также, новый стиль и эти новые привычки уже не так ориентированы на привычку. Фактически, очень сложно сделать из медитации привычку. Даже если вы занимались медитацией на протяжении двадцати лет, все еще присутствует определенное ощущение борьбы. Это демонстрирует, что медитация отлична от остальных привычных вещей. Она требует какого-то вызова, постоянно.
Ученик: Одиночество, которое вы описывали, является на самом деле, не более чем корнем того дерева, о котором вы говорили ранее, разве только рассмотренное под другим углом зрения. Ведь так?
Трунгпа Ринпоче: Что вы имеете ввиду, говоря «не более чем»?
У.: Ничего на самом деле не существует, и поэтому ничего на самом деле не может быть более, не так ли?
Т.Р.: Правильно, да.
У.: Так что одиночество и корень дерева описывают одно и то же.
Т.Р.: Да. Я думаю, по мере того, как вы продвигаетесь, у вас из-под ног выдергивают ковер. Таким образом, есть разные стадии этого процесса.
У.: Но мне пришло в голову что-то, что довольно любопытно, что нет условия, при котором корень дерева не существует, а это значит, что все является путем. Правильно?
Т.Р.: Да.
У.: Если корень дерева равняется одиночеству и одиночество равняется пути, то вы на самом деле не можете сойти с пути, правильно?
Т.Р.: Все правильно. И видите ли, из этого следует понимание, что как только вы на пути, вы не можете отмахнуться от него, так сказать. Он становится частью вас, все время, нравится вам это или нет. Как только вы начинаете присоединяться, вы не можете все отменить, потому что вы не можете отменить ваше основное существо.
У.: Спасибо.
Т.Р.: Так что нет необходимости искать безопасности.
У.: Ее там нет. Я хочу сказать, что безопасности все равно нет.
Т.Р: Ее там нет, правильно. Это так. Хорошо сказано.
Ученик: Мое понимание слова «одиночество» связано с разными эмоциональными состояниями, такими как грусть и подобные вещи. Похоже, что вы говорили о чем-то другом, но в таком случае, я этого не понимаю.
Трунгпа Ринпоче: Это может быть каким-то эмоциональным состоянием, но не в смысле насыщенного момента, когда ваши эмоции достигают пика. Скорее, это ситуация, существующая сама по себе. Там где есть неуверенность и угроза, присутствует одиночество, которое есть страх отсутствия товарищества и страх, что никто вас не понимает — это очень просто. В то же время, это страх, что, возможно, вы не существуете, что нет ничего над чем работать и ничего с чем работать. Мы могли бы даже пойти настолько далеко, чтобы сказать, что это чувство тотального не-существования или тотального лишения. Чувство, что в каком бы направлении вы ни смотрели, вы смотрите на мир, а не на путь.
Все наваливается на вас. Это в некотором роде, тонкое состояние жалкого положения дел. Я хотел сказать, это тяжелое состояние. Это очень всеохватывающее состояние жалкого существования, всепроникающее. Оно не просто однобокое, как например: «Из-за того, что он плохо обошелся со мной, я чувствую себя более одинокой и хныкаю». Это не просто только он — это весь оркестр не играет вашу музыку.
Ученик: Возвращаясь к идее, что невозможно сойти с пути — мне кажется, и вы писали об этом тоже, что есть возможность сбиться с пути. И тем больше, чем дальше вы находитесь на пути. Получается, в этом смысле, вы можете сойти с пути, даже надолго.
Трунгпа Ринпоче: Вы можете, мне кажется, если вы несознательно отвлекаетесь, без участия медитационного осознания. С другой стороны, если вы очень умышленно, очень сознательно пытаетесь оставить путь, вы не можете. Поэтому есть необходимость в постоянной практике осознанности. Это способ проверки, так сказать. Не проверки в целях безопасности, но просто проверки, что вы здесь. И если это вам опротивеет, и вы решите это бросить, вы не сможете. Но это верно, вы можете попасть в ловушку отвлечений, которые случаются как результат неосознанности. Вот почему, как вам известно, на пути все продумано. Вот почему предписывают медитацию, вот почему предписывают внимательность и осознанность. Таки образом, осознанность — это способ держаться прямо на пути.
У.: И мы все время возвращаемся к нашей изначальной практике?
Т.Р.: Да, но не для того, чтобы быть хорошим мальчиком или для чего-то подобного. Просто, чтобы быть собой надлежащим образом.
Ученик: Я хотел бы спросить об одиночестве и любви. Из моего опыта, тот тип любви, где двое пытаются быть вместе для того, чтобы защититься от одиночества не дает очень хороших результатов. Когда вы соприкасаетесь с одиночеством, оно разрушает много того, что вы пытаетесь привлечь в попытках построить безопасность. Но может ли существовать любовь между двумя, в то время как они продолжают работать с одиночеством?
Трунгпа Ринпоче: Это интересный вопрос. Я не думаю, что кто-то может влюбиться, если он не чувствует себя одиноким. Люди не могут влюбиться, если они не знают, что они являются одинокими и отдельными индивидуумами. Если из-за какого-то странного недопонимания, вы думаете, что вы уже являетесь вашим партнером, то нет никого, в кого можно влюбиться. Это не происходит таким образом. Весь смысл в единении двух существ. Один и еще один вместе образуют союз. Если есть только один, вы не можете назвать это союзом. Ноль не может быть союзом, один не может быть союзом, но два — это союз. Так что я думаю, в любви есть несчастность, которая воодушевляет на теплоту. Чем больше вы чувствуете несчастность, тем, больше теплоты вы чувствуете в то же время. Вы не можете чувствовать теплоту дома, если снаружи не холодно. Чем холоднее снаружи, тем уютнее дома.
У.: В чем заключалась бы разница в отношениях между влюбленными и общими отношениями, которые у вас есть с сангхой как целым, которая является кучкой людей, чувствующих несчастность в разной степени?
Т.Р.: У этих двоих есть общность в их разновидности одиночества. Один из них напоминает другому больше о его или ее собственном одиночестве. Если вы чувствуете, что ваш партнер, когда видит вас, чуствует себя более одиноко. Тогда как в случае сангхи, это скорее случай равнозначных вкладов. Есть всепроникающее одиночество, вездесущее одиночество, происходящее повсюду.
Ученик: Можно ли сказать, что одиночество это любовь?
Трунгпа Ринпоче: Я думаю, мы можем так сказать.
Ученик: Вы отметили, что как только мы попадаем в одиночество, то это также сопровождается сильной несчастностью. Теперь мне интересно как сострадание вписывается в эту картину? Как практикуют сострадание с этим одиночеством?
Трунгпа Ринпоче: Я думаю, одиночество привносит чувство сострадания автоматически. В соответствии с буддийскими писаниями, сострадание состоит из шуньяты, пустотности и знания, праджни. Это означает, что составляющие сострадания — это опыт не-эговости и чувство точности, которое также часто называют искусными средствами. У вас не может быть сострадания, если у вас нет не-эговости и, одновременно, чувства точности. Чувство не-эговости, очевидно, приходит с одиночеством. А чувство точности — это видение несчастности и одновременно видение себя насквозь, так что все исследовано и рассмотрено. Это становится состраданием. Это необусловленная любовь, необусловленное одиночество. Даже после того, как вы достигли этой точки, принцип одиночества продолжается. Но тогда вы больше не одиноки, это становится одинокостью, в противоположность одиночеству, и это приносит ощущение пространства.
Ученик: Вы много говорили о скуке в медитации. Вы даже сказали где-то, что если ты не чувствуешь скуку, то ты туп, как корова. А сейчас вы только что сказали, что даже спустя двадцать лет, медитация все равно будет вызовом. Что-то мне трудно уследить, что же вы понимаете под скукой. Скука это что-то вроде этой штуки «прикоснись-и-отпусти», которая иногда наскучивает, и когда вы скучаете, это приводит к тому, что вы играете роль, а когда вы какое-то время играете роль, вам это опять наскучивает? Или вы говорите о непрерывной скуке?
Трунгпа Ринпоче: Мы говорим о непрерывной скуке.
У.: Тогда как насчет вызова, который все время возникает?
Т.Р.: Скука имеет разные текстуры. Иногда это вызов, но это просто вызов, а не что-то экстраординарное. Это не вызов в том смысле, чтобы иметь видения или мистические переживания, в которых реальный демон приходит и пытается напасть на вас. Мы не говорим об этом роде вызова. Мы говорим об очень обычном вызове, очень скучном вызове. Но вам все еще нужно что-то сделать с этим. Это как будто вы глотаете жука в вашем супе. Это впоследствии вызов. Но в том, что в вашем супе жук нет ничего необычного. Жуки вам знакомы уже давно. Суп вам знаком уже давно. Это очень скучные вещи. Но комбинация этих двух производит интересную скуку.
У.: Может быть, я не понимаю слова «скука»? Это интересная скука, такая же, как например, когда ты работаешь над зданием или каким-то скульптурным эле