На следующий день был приглашен бывший глава Госбанка М. Н. Свешников. Мефодий Наумович доказывал, что он ничего не знал о проблемах в банке. Когда ему показали записку Балагурова 1975 года, он сказал, что ничего не видит, так как пришел без очков. Судья предложил свои очки, но Свешников опять заявил, что ничего не видит.
Суд длился около 20 дней, последнее заседание Верховного суда СССР по делу о сингапурском отделении Моснарбанка прошло в сентябре 1977 года. Незадолго до вынесения приговора судья Бризе, бывший генпрокурор Латвии, собрал у себя совещание. Приглашены были председатель Внешторгбанка Ю. А. Иванов, зампред Госбанка В. А. Пекшев, И. Г. Суворов и я. Судья пожаловался, что не знает, что делать, а зампред Верховного суда СССР требует осудить виновных по всей строгости закона. Пообсуждали, не пришли ни к какому выводу, и я уехал в Сингапур.
Незадачливому руководителю нашего отделения Вячеславу Рыжкову огласили суровый приговор — высшая мера наказания. Нам показалось это несправедливым, так как он денег не крал, недвижимости на экзотических островах не покупал (тогда это как-то никому и в голову не приходило) — он всего лишь плохо контролировал местный персонал. В результате определенных действий Госбанка В. И. Рыжкову расстрел заменили на 15 лет. Отсидел почти весь срок — 12 лет с половиной. Сейчас работает в строительной фирме. Ю. А. Балагурову дали 8 лет лишения свободы, в связи с амнистией срок сократили до 4 лет. Г. И. Скобелкину дали условный срок. Герман Иванович предусмотрительно пришел на суд с «узелком», в отличие от Юрия Алексеевича он не был уверен в благоприятном решении суда. Балагуров, отсидев срок, вернулся в Госбанк, но психологически был сломлен.
О приговоре В. И. Рыжкову я узнал уже в Сингапуре. Решение меня поразило. Кроме того, что просто по-человечески было жаль коллегу, у нас было открыто множество судебных дел против должников, и для их успешного завершения Вячеслав Иванович должен был оставаться живым. Дело в том, что по англосаксонскому праву одна из сторон может сослаться на устное обещание другой стороны, и это будет учтено судом. В случае смерти Рыжкова многие кредиторы могли заявить, что управляющий обещал им продлить действие договора, и мы не сможем опровергнуть это утверждение. Я вновь пошел к послу, объясняю: «Юрий Иванович, Рыжков нам нужен как свидетель! Надо через вашу почту срочно отправить соответствующую депешу!» Он предложил встретиться с адвокатом Дэнисом Ли, родственником сингапурского лидера Ли Кван Ю. Встретились мы за ужином, адвокат подтвердил мои опасения. Моя телеграмма через посла ушла в Москву к В. С. Алхимову. Звонит зампред Пекшев, предлагает мне с Дэнисом Ли срочно вылетать в Москву, так как председатель через два дня уедет в командировку.
Пришлось добираться необычным маршрутом — через Токио. Встретились с Владимиром Сергеевичем, рассказали о ситуации в отделении. Алхимов понял нас и написал записку в Президиум Верховного Совета Л. И. Брежневу. Так как Брежнев болел, письмо получил заместитель председателя президиума В. В. Кузнецов, отказавшийся самостоятельно принимать решение. Удалось разрешить вопрос только в конце ноября. К счастью, приговор не был приведен в исполнение, но Рыжков два месяца сидел в камере смертников! Говорят, Брежнев сказал: «Если Володя просит, пусть так и будет». Генсек уважал Алхимова. Кстати, Дэнис Ли очень удивлялся и не мог понять, по каким статьям Уголовного кодекса могли дать Рыжкову 15 лет.
После этого была вторая телеграмма, в которой мы просили разрешить выставлять при необходимости заключенного в качестве свидетеля. По этому вопросу было голосование в Политбюро. Наконец необходимость встречи настала. Летом 1979 года мы с Дэнисом Ли прилетели в Москву, одновременно в Бутырскую тюрьму привезли Вячеслава Ивановича. Мы волновались, как он себя поведет, будет ли готов помогать. Но все прошло хорошо. С Рыжковым встречались Ли, юрист банка Г. А. Титова, А. Г. Воронин и я. Работали мы два или три дня. Помню, было очень жарко и мы постоянно просили воды, а Вячеслав с юморком спрашивал: «Может быть, еще чего-нибудь попросите?»
Отслужив два года, я вопрос об отзыве не ставил, слишком много еще следовало сделать, но через три года начал напоминать о себе. Дела явно начали улучшаться, и можно было в Сингапуре уже обойтись без меня. Давший обещания Б. И. Гостев от меня даже скрываться стал. Когда я был в Москве, со мной встречался его заместитель Н. В. Гаретовский (будущий председатель Госбанка СССР, которого я в 1989 году сменю на этом посту). Замену искали еще два года — коллеги боялись ехать на мое место, не знали, сколько здесь еще хранится «скелетов в шкафу». Дровосеков, к тому моменту уже переставший опасаться суда, тоже всячески избегал положенной участи, объясняя нежелание ехать ухудшающимся зрением. Сдался он лишь когда ему поставили ультиматум: либо едешь, либо по здоровью вон из зампредов! Но даже приехав меня сменять, Владимир Алексеевич долго саботировал и не принимал у меня дела. Сидел и демонстративно читал газеты!
Наконец в 1981 году я сдал дела, получил семь месяцев отпуска (все-таки работал я в тропическом климате) и привез в Москву еще одного члена семьи — австралийского какаду, который, по словам моей жены Нины Александровны, «кусается, как невоспитанная болонка»!
История с Сингапурским отделением очень поучительна и должна войти в учебники по банковскому делу. Она является готовым кейсом, рассказывающим в основном о том, как не надо работать, и о том, какие бывают в банковской работе трудности и риски, наконец, как их оценивать и преодолевать.
Впрочем, в 1998 и 2009 годах мы вновь убедились, что акции и недвижимость могут как подниматься в цене, так и падать, что все подвержено серьезным конъюнктурным колебаниям, и даже самые надежные залоги могут оказываться проблемными. Тогда мы ощутили это на своей шкуре впервые. Узнали мы и то, что, кроме честных заемщиков, существует и множество жуликов. И теперь каждый студент знает, что на каждого клиента необходимо составлять подробное досье, в которое следует вносить всю информацию, касающуюся его: соглашения, оценки залога, переписку с клиентом и другие необходимые материалы. Тогда это было не очевидно для наших сингапурских коллег — некоторые досье состояли у них из одного-двух листиков.
Также следует помнить всем новым русским, приобретшим недвижимость за границей: она требует тщательного анализа и придирчивого оформления. И знания специфики страны. Тем более только после внимательного юридического оформления всех прав под нее следует выдавать кредит.
Велики мы безумной надеждой,
Что не вечны сума и тюрьма.
Оттого-то по горло в болоте
Или в рыжей дорожной пыли
Мы на каждом крутом повороте
Что-то пристально ищем вдали.
По предыдущему рассказу может показаться, что у меня карьера прямая и безоблачная. В действительности, в целом судьба у меня сложилась неплохо. Но не безоблачно.
И многие события, особенно связанные с работой в совзагранбанках, меня закалили… Все это понадобилось для дальнейшей работы на родине.
Итак, в 1982 году я вернулся в Москву окончательно.
Банк, с которым я был связан все 29 прошедших лет, пережил несколько этапов развития. В 60-е годы, после своего радикального реформирования, Внешторгбанк стал держателем валютных резервов страны, размещающим их за границей. Именно он выполнял и роль государственного заемщика. Платежный баланс страны был тогда дефицитным, постоянно менялась конъюнктура на международных рынках. Большое напряжение вызывало падение цен на отечественные экспортируемые товары (в основном, как и сейчас, сырье) и рост цен на товары, в основном машинно-технические, которые мы импортировали. Наш банк вел активную коммерческо-международную деятельность. Вместе с ним и мне приходилось осваивать премудрости рыночной экономики. Полученный в совзагранбанках опыт мне очень пригодился в дальнейшем. Работая в странах со столь различными экономическими моделями, общаясь с местной клиентурой и банками, я получил опыт, который внутри страны в то время нельзя было приобрести.
После возвращения в Москву в ЦК КПСС было отправлено на меня представление на должность зампреда Внешторгбанка. Я прошел собеседование с завотделом Б. И. Гостевым, оставалось дождаться решения секретариата ЦК. Однако находящийся на мою беду в это время в Москве В. А. Дровосеков (сменивший меня в Сингапуре) зашел к В. С. Алхимову и попросил открыть ему в банке лимиты на фирмы Сингапура и соседних стран. Владимир Сергеевич категорически отказал (запрет на это не был еще отменен). На что покойный Владимир Алексеевич наивно ответил: «Ну как же так! Виктор Владимирович все пять лет им кредиты давал!» Председатель рассвирепел и потребовал организовать проверку моей деятельности в Сингапуре. Дополнительно он позвонил в ЦК Б. И. Гостеву и заявил, что они отзывают мое представление. Борис Иванович на это ответил: «Пиши письмо! Он у нас уже собеседование прошел!» Что и было сделано, и в тот раз сорвалось мое назначение. Мне сам Дровосеков потом об этом рассказал.
Проверять мою деятельность послали В. А. Пекшева и А. Г. Воронина. Проверка не обнаружила невозвратных кредитов, выданных банком. Рис, сахар и мыло населению нужны всегда! Смешно не кредитовать под trust receipt (обязательство заплатить за товар, выданный фактически в траст). Если кто-то не платит по шестимесячному trust receipt, подаешь заявление в суд, вопрос рассматривается в немедленном порядке и должника сажают в тюрьму, как за кражу.
У нас портфель был миллионов 300 долларов, и мы в начале 1977 года были вынуждены сначала закрывать эти операции. Но потом стали заниматься ими, даже нарушая некоторые инструкции, и многие убытки банка закрыли за счет прибыли от этих операций. Но я, в отличие от Дровосекова, не спрашивал по очевидным вопросам разрешения в Центре.