10 день Первой летней луны.
Проснувшись, Конни некоторое время рассеянно обдумывал, отчего видит над собой не привычный высокий-белый потолок с ровными выступающими квадратами в желтоватой окантовке, а скошенные и гладко обструганные доски, потемневшие от времени. Из подслеповатого окна справа пробивался сквозь мутную пленку бычьего пузыря солнечный свет, и откуда-то тянуло слабым запахом подгорающего жира.
«Потому что это не тарантийский дворец, — вспомнив, Конни на миг зажмурился от восторга. — Это постоялый двор под названием „Лесное яблоко“ в четверти лиги от городка Рамзи. Мы в пути. Сегодня днем пересечем Хорот, а ужинать будем в Гайарде».
Сборы в дорогу и первый день путешествия маленького отряда прошли на удивление гладко. Окружение наследника Аквилонии, едва прослышав о возможности наведаться в Полуденную Провинцию, кинулось складывать вещи. Труднее всего получилось с благородными девицами, упрямо желавшими прихватить весь свой обширный гардероб и все-таки частично добившимися требуемого. Ради них пришлось обременить кортеж единственной повозкой, пока стойко выдерживавшей дорожные тяготы — она ни разу не свалилась в канаву и не застряла где-нибудь на переправе.
Уступив настойчивому и вполне разумному требованию месьора Стиллиса, отряд принца не воспользовался Дорогой Королей, связывавшей Тарантию и Гайард, а двигался окольными путями, избегая показываться в городах, дабы не возникало ненужных слухов. Оказалось, что так выходит даже быстрее — летом Дорогу до отказа заполняли идущие в Аквилонию, Немедию и далее на Восход караваны, а владельцы расположенных вдоль нее постоялых дворов вечно сетовали на переполненность своих заведений.
Коннахару и его спутникам предстояла всего одна ночевка, ради которой они и обосновались в «Лесном яблоке». Командовавший охраной наследника полусотник Майдельт из кожи лез вон, намереваясь уберечь принца от малейшей тени возможной опасности, и потому рассудил просто — перед трактирщиком плюхнулся упитанного вида кожаный мешочек, сопровожденный приказом закрыть «Яблоко» для любых посетителей до завтрашнего утра и посвятить все силы наилучшему обслуживанию десятка постояльцев. Возражения Конни против столь решительной меры успеха не имели, и Малый двор, подстрекаемый Ротаном, хором потребовал устроить небольшую вечеринку, посвященную удачному началу дороги.
«Кажется, мы вчера малость засиделись, — Конни прислушался к доносившимся из-за двери голосам, безошибочно признал возмущающегося местной дурной кухней Эвье Коррента и решил, что пора бы и вставать. — В чем Эвье прав — вино у них прескверное».
Вечер, если признаваться честно, тоже завершился не слишком радостно. Винить стоило многоученого месьора Ариена Делле, которому после третьей кружки позарез захотелось узреть воочию какое-нибудь проявление волшебства. Ему, видно, показалось недостаточно мрачных чудес, творившихся недавно в замке короны.
Единственным человеком в компании, имевшим некое представление о начатках магии, оказалась Айлэ — дочь и ученица волшебника. Ее упросили погадать, зная, что баронетте Монброн передался талант ее матушки, предсказательницы Меланталь. Девушка долго отнекивалась, затем неохотно согласилась, и напрасно.
Попытки Айлэ ответить на вопросы своих приятелей или хотя бы определить исход затеянного предприятия ни к чему не привели. Гадательные камешки складывались в столь двусмысленные толкования, что рабирийка в конце концов расстроилась и убежала наверх, в отведенную ей комнату. За ней, высказав свое нелестное мнение касательно чрезмерного любопытства некоторых ученых мужей, зал покинула Меллис. Постепенно разошлись и остальные.
— А сегодня — новый день, — вслух произнес Коннахар, тщетно стараясь рассмотреть в почти непроницаемое окно, что любопытного творится во дворе трактира.
Увидеть ему ничего не удалось, зато он отчетливо расслышал смутно узнаваемый звук — чуть дрожащий, резкий звон, спустя несколько ударов сердца слившийся в отрывистую мелодию. Кто-то играл на музыкальном инструменте, причем не на принятой во дворце и отлично знакомой виоле — у той куда более слащавый и вкрадчивый голосок. Так, если Конни не изменял слух, мог бы звучать анриз, маленькая темрийская арфа.
Откуда в сердце Аквилонии взяться человеку, умеющему обращаться с анризом?
К мелодии присоединился голос, сначала выведший пару куплетов на языке, из которого Конни понимал едва ли каждое пятое слово, а затем непринужденно перешедший на аквилонский:
Вот ветер с Полночи пришел,
В соленой пене зеленых вод.
Взметнулся платья холодный шелк,
А ветер прокричал: «Вперед!
Я знаю, ты придешь ко мне,
Я знаю, ты уже в пути.
Не прекословь судьбе своей,
Не бойся, Эмеред, лети!»
Наследный принц прогрохотал по лестнице и выскочил во двор как раз вовремя, чтобы успеть к завершению песни.
Она оттолкнулась от земли,
И замолчали все ветра,
А братья, руки отпустив,
Смотрели, как летит сестра.
Она летела ввысь и ввысь,
И высь ей стала дорога,
«Сестрица Эмеред, вернись!» —
Кричали братья с берега.
И там, где весною не бьет вода,
И там, где зимы не стелют лед,
Где не имеют счет года,
Она оборвала полет…
— Начались обещанные беды с горестями, — едко проговорил за спиной у Конни голос Эвье Коррента. — Мои искренние поздравления, Ваше высочество. Для полноты свиты ты только что обзавелся придворным менестрелем.
— Льоу, — с ошеломленным видом произнес Коннахар.
Удобно расположившийся на колодезном срубе человек спрыгнул вниз, преувеличенно старательно раскланявшись и взмахнув связанным на затылке хвостом длинных белых волос. Блеснула россыпью мелких аметистов тяжелая вычурная фибула, скреплявшая переброшенный через плечо длинный шарф в мелкую красно-зеленую клетку, звякнули струны. Конни угадал, это действительно был анриз — треугольная арфа из светлого дерева с изображением лебединой головы на грифе.
— Доброго дня и успехов в делах, — чуть виновато поздоровался Лиессин.
— Ты откуда взялся?
— Это долгая история! — дружным хором произнесли любящие братец и сестрица, Ротан и Меллис Юсдали. Они рядком сидели на коновязи, толкая друг друга локтями и хихикая в предвкушении неизбежного рассказа.
— Как раз очень короткая, — грустно качнул головой Майлдаф-младший, выглядевший изрядно обескураженным. — Я проиграл песенное состязание на Белтайн, а заодно по собственной глупости рассорился с сородичами и отцом… В общем, в Темре мне какое-то время лучше не показываться. В Ларвике я прослышал, будто король Конан отправился навестить друзей в Пограничье и страной управляет его сын. Я надеялся, что могу рассчитывать на твое покровительство, но когда добрался до Тарантии, там уже никого не оказалось.
— Как это — проиграл состязание? — не поверил своим ушам Ротан Юсдаль. — Ты — и проиграл? Шутишь, что ли?
Конни перебил его торопливым вопросом:
— Кто тебе сказал, куда мы уехали? Стиллис?
— Никто не говорил, — удивился Лиессин. — Меня и во дворец бы не пустили. Но в таком огромном городе легко найти тех, кто не умеет держать язык за зубами и охотно разбалтывает дворцовые секреты. «Наследник уехал в Пуантен», — вот что я узнал, и решил попробовать нагнать вас. Скакал всю ночь, утром завернул передохнуть на этот постоялый двор. Как оказалось, не ошибся. Теперь решение за тобой, Коннахар. Уезжать мне или можно остаться?
— Сначала скажи, как ее зовут, — после некоторого размышления потребовал наследник Аквилонии. Льоу бросил на него искренне недоумевающий взгляд:
— Кого — «ее»?
— Девицу, из-за которой тебя выставили из дома, — безжалостно уточнил Конни. — Давай, давай, признавайся. Иной причины нет и быть не может.
— Да не было никакой девицы, — вяло запротестовал Лиессин, но град язвительных смешков заставил его сдаться: — Беда не в девчонке, а в ее семействе. Она из Макдермоттов, и между нашими кланами уже лет двести как заклятая дружба…
— Чрезвычайно романтично, — Меллис с нарочитым восхищением захлопала в ладоши. — И тебе пришлось бежать под покровом мрака? Кстати, ты не забыл пообещать бедной обманутой девушке непременно вернуться за ней? Ах, бедная, она потратит годы на напрасное ожидание!
— Она благополучно выскочит замуж еще до конца нынешнего лета, — огрызнулся Майлдаф-младший. — На свадьбе ее сородичи будут с удовольствием вспоминать, как весело гоняли кое-кого ночью по окрестным холмам, но к разочарованию для них и к счастью для меня, не догнали.
Мысленно Льоу извинился перед Коннахаром и его друзьями, ибо наскоро состряпанная им история была лжива от первого до последнего слова. Излагать же подлинную совершенно не хотелось. Она наводила на мрачные рассуждения о зияющей пропасти между отпрыском торговца и юной особой, проживающей за высокими стенами Фрогхамока Темрийского, и взывала к отмщению некоему управляющему, имевшему скверную привычку быстро и жестоко расправляться с нарушителями благочиния, застигнув таковых на месте преступления…
— Простые сельские нравы, — съязвил Эвье. — Скажи свое веское слово, Конни! Желаешь присовокупить к нашему изысканному обществу это горское безобразие или обойдемся без него?
…Так и получилось, что, в то время как кортеж правителя Аквилонии неспешно продвигался на Полуночный Восход, а Конан Канах и его супруга Зенобия пребывали в полнейшей уверенности относительно местонахождения своего старшего сына, предприимчивый отпрыск вкупе с компанией преданных единомышленников несся в прямо противоположную сторону — на Полдень, к границам Пуантена.
Глава седьмаяКрепость
Пуантенская провинция, Аквилония. 14 день Первой летней луны.
Вымощенная плитами дорога упрямо карабкалась вверх по склону, словно бы взлетая над предгорьями и устремляясь к неведомой цели. Внизу оставались постепенно уменьшающиеся очертания белых домов и крепостной стены, охраняющей городишко Риальсу, виноградники, оливковые рощи, желтые полосы возделанных полей, серебряный блеск играющих под солнцем волн Алиманы и очертания плавно вырастающих за ней лесистых холмов.