Однако у некоего Коннахара Канаха по молодости лет и неразумности в одно ухо влетело, в другое вылетело. Как зовут местного короля? Или он титулует себя на какой-нибудь иной манер?
— Айлэ, — не открывая глаз, Конни пошарил вокруг рукой, пока не наткнулся на нечто теплое и шелковистое. — Напомни, кто правит Рабирами?
— Самое подходящее время для политических изысканий, — сонно откликнулась девушка. — Меня уверяли, будто к королевским фавориткам проявляют больше уважения. Их не будят в несусветную рань, чтобы спросить какую-нибудь глупость…
— Я пока еще не король, — здраво напомнил молодой человек. — Вовсе это не глупость, а крайне важная вещь. Мне через три или четыре колокола с встречаться со здешним государем, но я забыл его имя!
— Драго, Князь Забытых Лесов — так называет его моя матушка, — судя по шелесту отброшенных одеял, рабирийка уселась на постели… и внезапно с силой затрясла Конни за плечо. — Ой! Проснись! Только посмотри на это!
— А? — рассеянно переспросил наследник Трона Льва, поднимая голову и натыкаясь взглядом на отвратительного вида красное пятно, неведомо откуда появившееся прямо над изголовьем кровати, выполненным в виде распахнутых лебединых крыльев.
Очертаниями тускловато поблескивающее пятно напоминало человеческую ладонь с растопыренными пальцами, щедро вымазанную густой темно-багровой краской и со всего размаху прижатую к светлому дереву.
Под отпечатком красовалась бахрома из ниточек липких потеков, напоминавшая не то паутину, не то сложный рунический знак. Мелкие алые капельки виднелись и на резном изголовье, с десяток упало на подушки. Айлэ брезгливо дотронулась кончиком мизинца до края пятна, сразу же отдернув руку и оставив на оттиске легкий размазанный след.
— Экая дрянь, — пробормотал Конни, как бы невзначай отодвигаясь подальше. — По-моему, вчера его не было… или было? Что за гадость?
— Кровь, — твердо заявила девушка. — Кому-нибудь вздумалось пошутить? Раз мы в стране вампиров, отчего бы не изобразить на стене кровавую руку? Коли это шутка, то мрачная и неумная. К тому же я бы наверняка услышала, если б кто-то вздумал подняться по нашей певучей лесенке. У меня очень чуткий слух, это наследственное, от мамы. Разве только…
— Дайте мне этого шутника, я ему устрою… — угрожающе посулил Коннахар, поспешно одеваясь и разыскивая завалившийся неведомо куда правый сапог. — Зря мы рискнули по второму разу попробовать местную отраву на сорока травах. После нее спишь как убитый. А все Делле — божественный вкус, несравненный аромат! Как бы сей остроумный замысел и не родился в его голове…
Айлэ Монброн еще раз взглянула на начавший подсыхать знак, с откровенным вызовом распластавшийся по гладкой, медового цвета панели. Судя по выражению лица, рабирийка лихорадочно перерывала свою память, точно шкаф с книгами, однако нужный ответ под руку не попадался.
Мирная утренняя тишина оказалась сущим обманом. Спустившись вниз, Конни застал таинственную картину — полусотник Майдельт с непривычным для него обескураженным видом пялился на крыльцо домика в три ступеньки, по доскам коего деловито елозила мокрой тряпкой незнакомая девица-человек, крепкого сложения, простоволосая и в несвежем белом фартуке. Поодаль на бревнах расположилась неразлучная парочка, Эвье Коррент и Ротан Юсдаль. Молодые люди вполголоса препирались между собой и заодно с коротко огрызавшимся Майдельтом. Завидев принца, Эвье и Ротан поднялись на ноги, но спорить не перестали. Девушка выжала тряпку, поклонилась и быстро удалилась, захватив с собой жестяное ведро, полное мутной воды.
Крыльцо после ее трудов выглядело довольно чистым, если не считать россыпи едва заметных красноватых пятен, въевшихся в дерево.
— Что стряслось? — вопросил Коннахар, махнув рукой в знак того, что можно обойтись без положенного церемонного расшаркивания и прочих изъявлений верноподданности. — Я имею в виду, стряслось помимо того, что кто-то испоганил нашу… мою комнату? Здесь и сейчас подобные шутки крайне неуместны. Итак, кто?..
Ротан, Коррент-младший и Майдельт вопросительно переглянулись.
— Там на стене красуется отпечаток окровавленной ладони, — пояснил Конни. Вкрадчиво метнувшийся вдоль спины подозрительный холодок уведомил его, что друзья и свитские, похоже, не имеют к странному розыгрышу никакого отношения.
Гвардеец, не произнеся ни слова, с наивозможнейшей вежливостью оттеснил Коннахара с Айлэ в сторону и загромыхал вверх по лестнице.
— Никто к тебе не входил, — удивленно пожал плечами Эвье. — Я лично проводил госпожу Солльхин, когда вы закончили беседы касательно грядущей встречи с местным правителем. Ты и баронетта Монброн поднялись наверх. Это было… — он задумался, — около второго послеполуночного колокола. Я устроился на сундуке в той конуре, что смахивает на комнату для приемов. Возле лестницы торчали двое стражников. Они бы никого не пропустили, не уведомив сперва тебя.
— Мы как раз собирались это сделать, — подхватил Ротан. — Видишь ли, ночью произошли еще кое-какие странности. Во-первых, лужа на крыльце…
— Какая лужа? — быстро спросила Айлэ.
— Мне кажется, кровавая, — после некоторой заминки выговорил Юсдаль-младший. — Еле-еле успели отскрести. Во-вторых, из конюшни исчезли наши лошади. Нет, не все поголовно. Жеребец Майдельта, заводная кобыла Льоу и два коня, принадлежавших гвардейцам.
— Так, — по возможности решительно провозгласил Конни, хотя никакой решительности не ощущал. Скорее, недоумение и растерянность. Вчера хозяева вели себя по отношению к гостям просто безукоризненно, а подозревать ту же госпожу Солльхин в тайных кознях против аквилонцев… Нелепо и бессмысленно. Однако нельзя не признать: кто-то побывал в комнате на чердаке. Некто, без труда миновавший бдевших ночь напролет охранников и не оставивший по себе никакого следа.
Преданиях о существах, способных обратиться полоской тумана или летучей мышью, возникли ведь не на пустом месте…
Вернулся Майдельт, на чьем лице недоумение мешалось с бессильной яростью. Старого служаку несложно было понять: от всей отборной охранной полусотни толку оказалось меньше, чем от воробьиного хвоста.
— Хотурр! — рявкнул он в глубину дома во всю немалую мощь своих командирских легких. — Поганцев, которые несли стражу в ночное время, ко мне немедля! Прочим подъем, боевая тревога!
— Мне уже все известно, Майдельт, — начал Конни. Синеватый от злости полусотник хмуро посмотрел на него. — О том, что пропали лошади…
— Простите, Ваше высочество, — решительно перебил гвардеец, пренебрегая этикетом. — На лошадей мне свысока плевать, еще раз прощения прошу на грубом слове. Хоть мой Огонек и обошелся мне в пятьдесят солидов, его потерю я как-нибудь переживу. А вот то, что какой-то мерзавец безнаказанно проник в опочивальню к наследнику престола, и мои люди бездарно проворонили… Позор, неслыханный позор на мою седую голову! Хотурр!
Из недр домика один за другим выскакивали гвардейцы в полном боевом снаряжении. Стоявшей на крыльце компании пришлось посторониться. Засуетились и обитатели поселка. Двор заполняли зрители из числа обслуги, среди них Конни заприметил давешнюю девицу в фартуке, тащившую очередное ведро. Кто-то уже бежал в стоящий несколько на отшибе шатер, где обитала желтоглазая рабирийка, намереваясь оповестить госпожу Солльхин о случившихся бедствиях. Появились Меллис Юсдаль с неизменным Ларберой и кое-как одетый мэтр Делле с заспанной физиономией. Хотурр, старший десятник и заместитель Майдельта, подскочил к командиру, за ним следовали двое рослых воинов, чей безукоризненно подтянутый внешний вид никак не позволял заподозрить их в пренебрежении своими обязанностями.
— Ваше высочество, — низко поклонился Коннахару десятник. Конни показал глазами на Майдельта. Подошла девка с ведром и попыталась было проскользнуть в дом — как видно, прибраться, — но начальник гвардии ухватил ее за рукав.
— Наверху пока ничего не трогай, пусть хозяйка здешняя полюбуется, может, подскажет, что за дрянь… Хотурр, возьми два десятка оружных и пару проводников из местных. Прочешите лес вокруг лагеря на пол-лиги. Рассыпаться цепью, искать следы подков либо крови, либо конские туши, — распорядился Майдельт, покосился на Конни сотоварищи и пробурчал скорее для них, чем для десятника:
— Кто бы ни были эти собачьи конокрады, подозреваю, что ведро крови они не с собой принесли… Бедняга Огонек, быть сожранным поганым вампиром… Выполняй! — и повернулся к двоим гвардейцам, оставшимся на месте. Голос полусотника зазвучал вполне мирно и даже ласково, но, насколько мог судить Конни, капитан его охраны стремительно близился к тому пределу, за которым лежит настоящее бешенство:
— Вы, ишаки, охраняли покои принца после второго ночного колокола. Еще два таких же бездельника стерегли конюшню. Что произошло? — два последних слова хлестнули, как кнут.
Стражники смутились так, что Ротан не удержался от ехидного смешка при виде двух могучих бойцов, виновато прячущих глаза. Один из гвардейцев что-то невнятно пробурчал.
— Не слышу! — рявкнул полусотник.
— Третий послеполуночный колокол шел, господин полусотник, или около того, — забормотал стражник чуть громче, но по-прежнему не поднимая глаз. — Никуда мы даже на чуть-чуть не отлучались, я у лестницы стоял, а Йохан снаружи, у двери…
— Ну? — поторопил Майдельт. Подчиненный смутился еще пуще, хотя, казалось бы, это невозможно.
— Йохан ко мне заглянул, ну, внутрь, значит… Не могу, говорит, снаружи… Давай, говорит, вместе выйдем, неладно что-то… А сам белый весь и меч теребит…
Полусотник недоуменно поднял бровь.
— Отчего ж тревогу не подняли? — полюбопытствовал он почти спокойно.
— Так я-то не чувствовал ничего… Еще посмеялся над ним. Старый ты, говорю, стал, нежить болотная по ночам мерещится. Его вроде отпустило, так, Йохан?
— Так, — подтвердил второй страж, нервно оглаживая усы.
— Он обратно пошел, а я остался. Он только створку приоткрыл, и… и…
— И что?! — не выдержал охочий до страшных историй Эвье.