«К началу фестиваля нам в общении друг с другом было уже неуютно, – рассказывает Галанин. – Но, когда вышли на лужниковскую сцену, все личное ушло на второй план, и врезали мы, как надо. После первого нашего выступления подошел саксофонист Скотт Пейдж, брат Джимми Пейджа, сотрудничавший с «Пинк Флойд», и сказал, что хочет с нами сыграть. Тут же выучил нужные партии, и на следующем концерте мы вместе исполнили несколько песен». «За кулисами, конечно, весело было, – говорит Сукачев. – С Оззиком мне, правда, не довелось лично пообщаться, а ребята наши из группы с ним потусили. Блин, он тогда дедушкой казался. Посмотришь, вроде еле ходит, а ведь до сих пор зажигает». «Гарик даже видел, как Томми Ли бил морду Джону Бон Джови, – продолжает Галанин. – Этот Джон нам еще в Америке вечерники портил. Все люди как люди – бухают, в том числе чуваки из его группы – Ричи Самбора, Тико Торрес – классные ребята. Раз-два, и уже в «дрова». А Бон Джови сидит, хлопает своими симпатичными глазами и не пьет. Я уж думал, не гомик ли он? В Москве, к слову, Ли на него наехал, когда выяснилось, что на фесте из-за Bon Jovi всем звук подпортили. Ну, у «скорпов» еще куда ни шло получилось. А у остальных – фигня. Потому что под Bon Jovi все выстраивали. Они вышли в конце и, как на пластинке, чистенько зазвучали… И еще смешной случай в туалете был. Стоят музыканты из нескольких групп, обкуренные уже, стойкий запах травы кругом. Прибегает американский промоутер и начинает их разгонять, как школьников: «Вы что, охренели! Мы приехали в эту страну под эгидой борьбы с наркотиками. А вы что устроили?» Фестиваль-то изначально действительно позиционировался как антинаркоманская акция».
Ни удачный фестивальный сет, ни закулисная «веселуха» в Лужниках, ни усилия Намина не смогли притушить разраставшийся в «Бригаде С» конфликт. К осени 1989-го Сукачев и Галанин разошлись. Большая часть коллектива, точнее все, кроме менеджмента в лице Гройсмана и Марио, ушли вместе с Сергеем. Так появилась команда «Бригадиры»…
«Ничего необычного здесь нет, – считает Гарик. – Возьми историю любой великой западной группы: первые три года (как в семейных отношениях) всегда один расклад, потом – другой. Помимо личных разногласий и переживаний в «Бригаде С» тогда произошел настоящий музыкальный кризис. Группа потенциально выросла очень круто. Мы беспрерывно играли. Но, беспрерывно играя, остановились в творческом развитии. Превратились в гастролирующую машину, устали от постоянного нахождения вместе. Так у космонавтов случается после длительного пребывания на орбите. Возникли противоречия, которые еще и подогревали другие люди. Стас дико переживал, что «Бригада С» распадается. Он нас обожал, считал самой великой группой страны, самыми крутыми музыкантами. Но и Стас авторитарен. Все тогда делали неправильные шаги».
Шестнадцатая серия«Завтра все будет не так, как вчера, – это нонсенс»
В одном из неспешных вечерних разговоров с Гариком у него дома на кухне я спросил: какой из своих проектов он воплощал в момент личного психологического кризиса? Оказалось, «все без исключения, начиная с «Акции «Нонсенс». Причем это касается и музыки, и кино, и театра. Но в пластинках, как ему кажется, «такое состояние, пожар довольно непростых чувств, горечь расставаний, выворачивание наизнанку» – заметнее всего.
«К счастью, я так устроен, что кризисы свои забываю, как зубную боль. Пока она тебя мучает, ты думаешь, это будет вечно. Колоссальную поэму о зубной боли готов создать, когда болит. Только она прошла, и ты ее не помнишь никак».
На пике «бригадовского» кризиса 1989-го и очередного обострения собственного индивидуализма Гарик успел записать свой первый полноценный альбом «Акция «Нонсенс». В иных обстоятельствах, при «душевном штиле», такая работа могла и не сложиться. Но в тот период Сукачев завелся, видимо, предчувствуя, что скоро ему в очередной раз предстоит «все начать сначала», и сделал парадоксальную пластинку, где авторская мизантропия перемешивалась с надеждой, сентиментальностью, романтизмом. Примечательно, что больше половины песен в альбоме были написаны на стихи Александра Олейника. Гарик доставал из поэзии Сталкера то, что хорошо монтировалось с его собственными текстами. Это были уже не те прежние попытки опереться на чужую лиру, если сам не можешь поэтично изложить свой сюжет, а равноправное соавторство. Альбом открывался памфлетным сукачевским «Нонсенсом», точно попадавшим в интонацию того времени. Квинтэссенция надрывности проявлялась в теме «Там, где кончается дождь». Перед своим 30-летием Игорь высекал такие строки: «Пролита кровь, брошен призыв./Серые птицы на черных холмах,/Вечное время заката, и вновь/Светлое завтра, сегодняшний страх,/И даже родившись, ты здесь не живешь,/В этом Богом покинутом, Богом оставленном,/Богом проклятом месте, где кончается дождь». Сталкер устами Гарика «откликался» в «Счастливчике» – самой известной тогда песне альбома: «Я хотел, чтобы было, как лучше./Получалось, как хуже нельзя./Я любил, а любовь на глазах/Отдавалась другому смеясь». Эта композиция прозвучала даже в телевизионном новогоднем «Огоньке»! Причем там как бы смикшировали клиповые фрагменты и концертную съемку, где Гарик пел, сидя на плечах у Вовы Веселкина и поливая зал шампанским из бутылки. Неистовый шоумен «АукцЫона» Веселкин в «Счастливчике» еще, конечно, дико танцевал и извивался на полу у микрофонной стойки. То есть хотя бы так, по касательной, Сукачев соприкоснулся с питерским «Ы», нарушившим его альянс с Кирой Миллером.
Надо сказать, музыкально «Акция «Нонсенс» в целом звучала посочнее тогдашней «Бригады С». Свинга и ломаных ритмов и здесь хватало, но в аранжировках, мелодике, чуть менявшийся стилистике уже просматривался Гарик 90-х.
«Я записывал этот альбом с конца 1988-го. Мы с Серегой Вороновым буквально жили в студии, которую Намин предоставил мне в полное распоряжение. Фрэнк Заппа заходил туда посмотреть, что у нас получается. Меня в тот момент занимала мысль, что первичное чувство музыканта – самое верное. Оно – как вспышка, а далее, после нескольких дублей, в процессе звукорежиссерской обработки оно меняется, теряет свою свежесть. Чтобы проверить это на практике, я придумал «Акцию «Нонсенс». Выглядело все примерно так. Прихожу в студию: пишу свою гитару и голос. Дальше зову, скажем, барабанщика. Он играет (только один раз!) под то, что я изобразил на гитаре. Говорю ему: отлично, все клево получилось. Потом приходит басист. Ставлю ему только барабаны и гитару (без голоса). Он тоже с ходу пишет свою партию. Клавишнику вырубаю барабаны, гитару и оставляю партию баса. Вот таким тетрисом занимался. А потом собирал все в единый трек. Никто из приглашенных музыкантов не знал, что конкретно он записывает. Лишь три человека были в курсе: я, Сережка Воронов и наш звукреж, к сожалению, ныне уже покойный Олег Сальхов. Когда все соединилось, я собрал участников записи послушать, что вышло».
«Мазай, помню, тогда в осадок выпадал, – говорит Галанин. – Рассказывал мне, что у Гарика сыграл чего-то, но что именно – не в курсе». «Серега Мазаев сыграл в песне «Там, где кончается дождь», – поясняет Сукачев. – Говорил мне потом, что это лучшее соло в его жизни».
Душевно и беспристрастно вспоминаемая ныне «Акция «Нонсенс» тридцать лет назад казалась «еще одним кирпичом в стене», выросшей между Гариком и «Бригадой С». Сил и времени для записи первого «бригадовского» альбома у Сукачева не находилось, зато над своим сольным проектом он работал самозабвенно. И никого из группы на помощь не позвал, притом что к созданию «Нонсенса» привлек десятка три музыкантов, в том числе весьма известных. Конечно, здесь можно спорить о следствии и причине. Что началось раньше: кризис в коллективе или погружение Гарика в «Акцию «Нонсенс»? Скажем, сам он не считает, что этот проект стал причиной развала «Бригады С», поскольку «делал тогда не пластинку группы с другими исполнителями, а свою сольную работу, как бы первую «Кампанеллу каменной звезды», только называвшуюся иначе». Однако итог получился удивительный. «Бригада С» версии «1.0» так и не открыла свою официальную дискографию и исчезла на пике популярности практически одновременно с появлением сольного диска Сукачева. Возможно «Акция «Нонсенс» стала «последней каплей» в конфликте Игоря и «бригадовцев», которые расходились с ним и в уровне доверия к международным планам Намина, и во взглядах на развитие группы. Кроме того, опять возник «фактор Волобуева», который, по мнению Гарика, «столкнул всех лбами».
«Олег чего-то сбоку нам нашептывал, – говорит Галанин. – И мы повелись на его слова, хотя сейчас понимаю, что, наверное, не стоило тогда дергаться. У него имелись определенные амбиции, и на каком-то этапе он, очевидно, понял, что при Намине никем не станет. Так и будет постоянно на подхвате. А тут еще Гройсман появился. Чувствовалось, что Стас скоро Волобуева уберет. А Олег, в принципе, душа-человек, компанейский, его по-человечески жалко было. Он стал и нам предрекать отставку. Советовал из SNC уходить потому что «Стас всех вас съест. Будете как «Цветы» – его группой», и лучше дальше двигаться самостоятельно вместе с ним (с Волобуевым то есть).
Гарик же был полностью солидарен со Стасом. А я при всем моем уважении к Намину в его американские сказки не очень верил, как-то муторно они звучали. Не знаю почему… Да и Гарик тоже, наверное, не очень верил. Но другого такого менеджера рядом с нами не было. Это, конечно, человек, сыгравший большую роль в нашей жизни. И Гарик, видимо, занял правильную позицию, приняв его сторону. К тому же Намин нас никогда не подводил. Задуманное он доводил до конца. И, по большому счету, мы получали от него то, что хотели. Но в нашем договоре существовал один пункт, который меня сильно напрягал. Там получалось, что все, сделанное «Бригадой С», принадлежит Центру Стаса Намина и ему лично. Даже название группы в случае чего остается в его собственности. Это изрядно подламывало. Значит, Сукачев все придумал, затем мы это вместе претворили в жизнь, а теперь в любой момент нас может поглотить пресловутый шоу-бизнес?»