К середине «нулевых» Балабанов уже являлся одной из наиболее обсуждаемых и определяющих российскую «линию кино» фигур. Он чередовал саркастично-жестокие блокбастеры («Брат», «Брат-2») с безжалостно препарирующими человеческую психологию и мораль откровенными картинами («Про уродов и людей», «Война»). «Жмурки» относились к первой категории. После них Алексей до конца своей жизни шутить (даже в тарантиновском духе) в кино перестал. Зато сохранил особенность сотрудничать почти в каждой своей работе с известными отечественными рок-музыкантами. У Гарика с Алексеем взаимоотношения развивались по сложной траектории. Например, в «Жмурках» Горыныч сразу решил сниматься, «потому что это Балабанов и сценарий понравился». Хотя ему досталась «совсем небольшая роль, всего три съемочных дня». Но «позвонила второй режиссер фильма и сказала, что Алексей хочет, чтобы данного героя сыграл именно я. А поскольку старых товарищей по оружию не бросают, я согласился». Между тем был период, когда «старые товарищи» довольно долго друг с другом не разговаривали из-за принципиальных разногласий.
«Это случилось летом 1997-го в Сочи, на премьере первого «Брата». Помнишь, там есть фраза: «Не брат ты мне, гнида черножопая». После нее я и один выдающийся грузинский режиссер вышли из зала. А потом мы сидели с Лешей в «Проке» (профессиональный клуб кинематографистов на «Кинотавре»), выпили, и я ему сказал, что нельзя такое озвучивать в фильме, потому что ужасающие вещи сейчас в реальности происходят. Чеченская война идет. И так уже ненависть в обществе по национальному вопросу предельная. Мы стремительно размежевываемся. Ты, как художник, не имеешь права еще больше провоцировать агрессию.
Он со мной не согласился, и мы дико поссорились. Несколько лет не общались, перестали подавать друг другу руки. Это было идейное расставание двух людей искусства. Но наша размолвка не отменяла моего отношения к Балабанову как к великому художнику. Леша оставался для меня колоссальной величиной и остается по сей день. Я внимательно смотрел все его фильмы. Меня оставил холодным «Морфий», привел в недоумение «Груз 200», довольно бесстрастно я воспринял «Войну», но все остальные балабановские картины, и «Жмурки» в том числе (не потому, что я там снимался), вызывают у меня восхищение. Как всякий творец, Алексей был очень непрост и подвержен своим демонам, но тем и отличается большой художник от маленького, что он может принести своих демонов людям. И люди на них отреагируют».
Восстановить приятельские отношения Гарику и Алексею удалось опять же на «Кинотавре» в 2000 году, когда представляли «Брата-2». «Многое за несколько лет поменялось. Меня уже и та фраза из первого «Брата» остро не цепляла. Некоторые вещи и события воспринимались по-другому. Не помню, с чего конкретно началась наша встреча с Лешей, но мы опять сели и на сей раз тепло поговорили. Наверное, я сказал, что очень его люблю. Такие же слова я иногда говорю Ване Охлобыстину или Мише Ефремову. Не столь важно, какие у нас жизненные взгляды и мнения по текущему историческому моменту, сколь важно то, что я ценю в каждом из них художника. Я вообще отходчивый. После ссор начинаю копаться в себе. И дело не в поиске компромисса или ощущении собственной неправоты, а в понимании того, что человеческие отношения важнее. Я непримирим, лишь когда речь идет о чести и бесчестии. Есть люди, которым я не подаю руки и никогда не подам. Их не очень много, но они есть. А в остальных ситуациях мне достаточно, чтобы передо мной извинились. Потому что и сам умею извиняться перед людьми».
На съемках «Жмурок» Сукачев с Балабановым на общие темы разговаривали мало. Некогда было. «Алексей ставил задачу, а я как актер старался ее выполнить. Весь фильм был фантастической Лешиной работой и высказыванием. Он даже кастинг не проводил. На каждую роль приглашал конкретного исполнителя, которого наметил заранее. Для меня было честью оказаться в числе избранных». В итоге Горыныч сыграл свой эпизод так смачно и прикольно, что его быстро убиенный Мозг по сей день является самым узнаваемым и типажным сукачевским персонажем. Это похоже на «синдром» Стаса Садальского, сыгравшего массу больших характерных ролей, но в сознании публики навсегда зафиксировавшегося в эпизодическом образе рецидивиста-карманника Кирпича. «Да, некоторые считали, что появление в «Жмурках» – наиболее яркая моя роль и что тут я сыграл сам себя. Это не так, но, скорее всего, мой актерский стереотип окончательно сложился именно после этого фильма, поэтому люди по-прежнему относятся ко мне ошибочно. Хотя я очень хороший драматический артист. Просто часто сталкиваюсь с известной проблемой – привязанностью к определенному амплуа, на которое и ориентируются в девяносто девяти случаях из ста режиссеры, приглашающие меня в свои проекты».
Мне кажется, представления специалистов и зрителей об актерском диапазоне Гарика сложились гораздо раньше «Жмурок». Но этот фильм стал наиболее популярным из тех, где снимался Сукачев, и таким вот криминально-комичным Мозгом он всем и запомнился. Хотя у Горыныча был тогда отличный шанс показать максимально большой аудитории и свой драматический потенциал. Буквально перед съемками у Балабанова он получил приглашение от Николая Досталя попробоваться в сериале «Штрафбат». 11-серийная драма по одноименному роману Эдуарда Володарского об одной из кошмарных страниц в истории советской армии в годы Второй мировой войны показывалась в течение двух недель на телеканале «Россия» и сопровождалась отличными рейтингами и бурной полемикой. У Гарика, думается, получился бы в «Штрафбате» Алексей Шустров по кличке Стира, роль которого досталась Александру Баширову. А может, он потянул бы и ротного Федора Баукина, сыгранного Андреем Смоляковым. Сейчас об этом можно лишь гадать, ибо Игорь от предложения отказался. «Теперь я сожалею, что не снялся в «Штрафбате». У меня имелись мотивы для отказа. На тот момент они казались правильными. А потом я понял, блин, надо было соглашаться. И я бы трактовал образ предложенного мне героя так, как хочу».
Двадцать девятая серияОборотень с гитарой
Пока Горыныч перемещался с одной съемочной площадки на другую, его сын Саша постигал азы кинематографии на туманном Альбионе. Еще когда он доучивался в московской школе, Гарик с Ольгой решили, что юноше надо дать «великолепное образование на Западе», раз у них есть такая возможность. Тем более на горизонте у Александра маячил призывной возраст и тоскливая перспектива срочной службы в российской армии. Как и его отец, Саша этой участи избежал, но не «откосив в дурке» (по традиции неформалов советской эры), а уехав в британскую столицу. Сначала он год отучился в местном колледже, а затем «подал там документы сразу в четыре вуза и был принят в каждый из них». После чего выбрал «лучший для себя вариант» – кинооператорский факультет Лондонского университета.
«Сашка не сильно стремился уехать за границу. Ну, куда ребенок захочет от папы с мамой? Но мы ему объяснили смысл нашего решения и, в сущности, бросили его, как котенка в воду – выплывет, значит выплывет. В Англию к нему вообще не приезжали. Так что поначалу ему приходилось довольно тяжело. Русскоязычных знакомых рядом не было, близкой среды общения тоже. Когда он заглянул в Москву во время своих первых английских каникул, мы заметили, что он даже внешне изменился. Похудел как-то, осунулся. Но потом Саня в Лондоне адаптировался, окончил университет. И захотел продолжить образование в американской кино-академии – получить дипломы кинорежиссера и режиссера монтажа. Это было что-то вроде магистратуры. Поступил со второй попытки при гигантской конкуренции. И тоже самостоятельно справлялся с различными трудностями. И жил в Штатах отнюдь не в пентхаусе».
А в Москве у Александра Королева (Сукачева) в 2004 году появилась родная сестра Настя. Для 45-летнего Гарика и Ольги рождение дочери выглядело даром небес. «Пришло огромное счастье! Это нам Бог дал. Мы совершенно ничего такого не предполагали, не планировали. Хотя я с молодости не сомневался, что у нас будет двое детей». Настя, конечно, подпитала витальность Игоря и заново раскрыла его отцовские чувства. В отличие от многих известных рок-музыкантов, Горыныч и в «родительском вопросе» не прибедняется, не охает о том, что из-за плотной занятости, гастролей, собственного раздолбайства, эгоистичности уделял детям мало времени и они «росли фактически без него». Напротив, он считает себя «очень хорошим отцом». «Это доказывает судьба моего сына. В ней, конечно, колоссальный Ольгин труд, но и я тоже не покурить выходил. Так или иначе, но я воспитывал ребенка на личном примере, учитывая при этом, как непросто складывалось мое общение с отцом. Старался, чтобы в Сане не развились какие-то комплексы. И с Настей также. Нужно быть ближе к своим детям. У меня с ними всегда хорошие отношения. Когда сын стал старше, мы начали разговаривать о музыке, кино, на другие важные темы. Меня интересовало, что он слушает, смотрит. Я вижу, что Сашку довольно серьезно, как сложносочиненного человека, воспринимают и мои друзья, и коллеги по кинематографу».
Устойчивый контакт Гарика с сыном проявился и в их совместном творчестве. Вернувшись в Россию после прохождения «заморских университетов», Александр мелькнул в эпизоде отцовского фильма «Дом Солнца» (когда он, наконец, осуществился), а затем срежиссировал «альпинистский» клип на песню «Долго-долго» из сольного альбома Сукачева «Внезапный будильник». Съемки проходили в течение четырех дней на казахском горнолыжном курорте Чимбулак, и Горыныч в ролике «был просто артистом». Но эти эпизоды – из нынешнего десятилетия. А в 2005-м Саня еще находился в США, Настя в России делала свои первые шаги, а их папа выпустил новую «связку» из двух альбомов – сольного («Перезвоны») и с «Неприкасаемыми» («Третья чаша»).
«Перезвоны», которые, по гариковской задумке, могли называться и «Красные тетрадки» (поскольку большую часть своих текстов он записывает в тетради такого цвета), однозначно выглядели продолжением истории «Праздника» и «Фронтового альбома». В пластинку вошли четыре песни из только что показанного по ТВ сериала «Курсанты», снятого по автобиографической повести Петра Тодоровского. Гарик в «Курсантах» значился композитором, а продюсером сериала являлся Валерий Тодоровский. Если бы альбом выпустил не Сукачев, а почти любой другой российский исполнитель, проект наверняка сочли бы конъюнктурным, ибо релиз его вышел в год 60-летия окончания Второй мировой войны. Но, как и в случае с «Праздником», только жгучие ненавистники Горыныча (а таких еще надо поискать) могли заподозрить главного «неприкасаемого» в расчетливости. Для Гарика это был жест уважения к Тодоровскому-старшему и просто развитие ретроспективной темы, в которую он тогда глубоко погрузился. Помимо композиций из саундтрека к «Курсантам» он включил в «Перезвоны» пару своих интерпретаций песен Булата Окуджавы (в частности, «Госпожу удачу» из «Белого солнца пустыни»), пару вещей Владимира Высоцкого («самого гениального носителя российского массового сознания» – по мнению Игоря) и одну забавную а-ля шансонную тему, «написан