Этот ледник сотни миллионов лет, сотни километров тащился с юга на север навстречу полярному обледенению. А перед собой, как гигантской бульдозерной лопатой, толкал всё, что попадалось ему на пути. Таким образом, вся почва под городом оказалась наносной и состоящей из сланцев. И здесь без труда можно было найти все элементы таблицы Менделеева. Где-то здесь же, на широте Томска, ледник потом таял, пополняя немыслимыми массами воды доисторические реки, озёра и болота. А из-под земли с тех времён стали сочиться бесчисленные родники.
Взгляд его невольно опять и опять возвращался к месту расстрела, под которым слоями располагались разноцветные пласты геологических обнажений: белые, охристые, сине-зеленоватые, бурые. За тысячелетия со времени охоты на мамонта уровень реки опустился больше чем на сорок метров. Глядя на бескрайний простор за рекой, можно было бы с уверенностью утверждать, что пра-Томь являлась и пра-Обью, нынешнее русло которой пролегает в тридцати пяти километрах отсюда. Вот уж поистине: «Сколько воды утекло!».
Именно древние люди, был убеждён Суровцев, и заложили основу первым подземным ходам Томска. Казаки – основатели города застали уже многочисленные подземелья не понятного им происхождения. Они оказались очень кстати. На Воскресенской горе, на месте закладки крепости и храма, не нужно было рыть погребов. Нужно было только обустраивать имеющиеся в земле рукотворные полости. Их стали использовать. Точно так же, как крепостные укрепления на Воскресенской горе, на других возвышенностях Томска вставали монастыри.
Русские монастыри, возносясь куполами храмов в небесную высь, незримо врываются в землю. Монахи, принявшие схиму, как известно, из обычных монастырских келий переселяются в монастырские подвалы. И уже принявшие схиму – схимники, без нарочитого рвения, обыденно, мерно и неуклонно, с молитвой и в смирении, расширяли подземные лабиринты под монастырями. Чем старше монастырь, тем больше его подземная часть. Это почти аксиома. Если добавить к этому фортификационные требования к монастырю как к крепости и военному укреплению прошлых веков, то доступ к воде едва ли не главное, после крепостных стен, фортификационное условие.
Самое простое решение – колодцы. Поскольку укрепление, как правило, на возвышенности, а то и откровенно на большой горе, то колодец должен быть очень глубоким. К такому колодцу, кроме верхнего явного доступа, обеспечивается и подземный проход. Подземный ход непременно прокладывается к реке, если рядом таковая наличествует. Этот подземный ход всегда и самый необходимый объект укрепления, и наиболее уязвимое место в обороне. Два из трёх томских монастырей имели свои подземелья. Хотя из-за обилия родников часто сама надобность в глубоких колодцах отпадала.
Золотая лихорадка XIX века и связанное с ней бурное строительство вскрыли и обострили интерес к подземным ходам. Она же, лихорадка, сопровождалась в губернии и городе небывалым ростом преступности.
Преступники всех мастей проявляли повышенный интерес к лазам под город. Не обошли их своим вниманием и революционеры XX века. Отдельный разговор и особая тема – многочисленные погреба, подземные ходы сообщения и «убегаловки», коих развелось бесчисленное множество сначала во время золотой лихорадки, затем при строительном буме.
Беспокоясь о сохранности товаров и ценностей, купцы, проклиная на чём свет стоит подземные воды, обустраивали гигантские погреба под своими домами и магазинами. Точно соревнуясь друг с другом, прорывали подземные коридоры из дома до лавки. Прорывали шурфы и водоотводы. Был ещё один фактор, заставлявший жителей зарываться в землю, – пожары. Глубокий погреб не сгорал даже во время пожара массового. Это породило целую сеть открытий в поздние времена, когда во время возведения новых зданий под бывшим пожарищем вдруг находился то заброшенный погреб, набитый давно истлевшими припасами, а то и вовсе склад пушечных ядер.
– Товарищи курсанты, – обращался Суровцев к строю, – от вашей работы и быстроты действий сейчас зависят жизни троих детей. Имею основания полагать, что они живы и находятся в глубине этого подвала.
Только что освобождённый из-под стражи майор-артиллерист, отец двоих из трёх пропавших детей, ошалевшими глазами смотрел на Суровцева. Взгляды томских чекистов не выдавали недоумения, но по выражению лиц можно было понять, что и они считают происходящее не более чем самодурством и генеральской блажью. Чуть в стороне от всех стоял пожилой профессор-медик с саквояжем в руке. Сергей Георгиевич тоже отошёл в сторону. Опять смотрел на другой берег Томи.
Достаточно быстро, за каких-то полчаса, завал разобрали. Оттащили в сторону железные ворота склада. Образовался небольшой лаз, достаточный, чтобы можно было, согнувшись, пройти человеку. Проводник со сторожевой собакой стоял невдалеке.
– Дайте собаке вещи, – распорядился Суровцев.
Солдат взял из рук майора детскую рубашку и дал её понюхать собаке. Та ткнулась носом, встряхнула головой.
– Искать! – приказал проводник. – Искать, Ромба!
Собака огляделась по сторонам, точно решая, в какую сторону пойти. Затем, прижав уши, заскользила носом у самой земли. Все с интересом наблюдали за происходящим. Через несколько секунд Ромба оказалась у входа в подземелье. Подняла голову на проводника и громко подала голос. Сразу же было рванулась в лаз, но была удержана солдатом.
– Взяла след, товарищ генерал-лейтенант, – доложил проводник.
Суровцев обвёл взглядом присутствующих. Сначала обратился к убитому горем несчастному майору:
– Возьмите у курсантов лом и следуйте за мной. Вы, Иван Петрович, – обращался он уже к Дееву, – также за мной. Ведите собаку, – говорил он уже кинологу. – Прошу вас, профессор, – жестом пригласил он к лазу ещё и доктора.
Суровцеву не пришлось даже вспоминать маршрут, которым он в последний раз проходил более двадцати лет тому назад. Собака под лучами двух фонарей уверенно вела к потайной двери. Наконец она вывела людей к уже известным читателю углублениям в стене. Обнюхала пол и жалобно заскулила. Было ясно, что она или потеряла след, или след неожиданно оборвался. Не дожидаясь доклада проводника, Сергей Георгиевич осветил углубление в полу, в котором покоилось железное кованое кольцо. Поднял его в вертикальное положение.
– Вставляйте лом в кольцо. Как рычаг, – приказал он майору. – Теперь всем внимание! Вы, Иван Петрович, – говорил он Дееву, – вместе с проводником остаётесь здесь. Сейчас мы провернём наше орудие по часовой стрелке. В этом месте стена отойдёт примерно на два метра вглубь. Вы и вы, – приказывал он майору и доктору, – быстро проходите следом за мной. Я с той стороны опять закрою вход. Вам, товарищи, не следует воспринимать это трагически. Хотя если минут через десять мы не вернёмся – отправляйтесь за помощью.
– Товарищ генерал, вам самому зачем туда идти? – встревожился Деев.
– Мне, как вы уже могли бы и догадаться, доводилось здесь бывать, – ответил Суровцев. – Если дети там, то есть надежда, что они живы. А собака сейчас подскажет, есть ли там газ.
Газа не было. Не было и света. Но были дети. И они были живы. При свете фонарей вынесли их сначала из тайного помещения, где доктор произвёл первичный осмотр.
– Светите в сторону, – неожиданным командирским тоном, с волнением в голосе, потребовал профессор, когда они вынесли троих мальчишек из входа в тайную комнату.
Мальчики были без сознания.
– Помогите, кто имеет навыки. Бинтуйте ребятишкам глаза. Состояние у них критическое, но не всё так страшно. Да прекратите вы метаться, – прикрикнул доктор на отца. – Успели вовремя. Сейчас обезопасим зрение от света и будем выносить. Истощения нет. Надо полагать, питались старыми консервами. Но видимых признаков отравления, как ни странно, тоже нет. А железные люди, оказывается, не выдумки, – вдруг хихикнул профессор.
Вечером Суровцев, Соткин, Ахмат, Черепанов и Мария находились на специальном объекте НКВД в корпусе химического факультета бывшего Томского технологического, теперь индустриального, института. День выдался для всех присутствующих хлопотным и волнующим. Сидя за столом в просторной столовой, ждали Суровцева, который вместе с Деевым о чём-то беседовал с недавно пришедшим человеком. Как все поняли – это был сосед по лестничной площадке.
Почти всё крыло институтского здания занимали профессорские квартиры. Специальный объект тоже был квартирой. Но квартирой особого рода. Площадь её составляла около ста квадратных метров, и здесь до недавнего времени проживала в эвакуации семья Л.П. Берии: жена наркома Нина Таймуразовна и сын Серго. Ленинградская военная академия связи, слушателем которой являлся младший Берия, была эвакуирована в Томск ещё в 1941 году. Теперь семья наркома вернулась в столицу. Квартира же использовалась как гостиница для высокопоставленных гостей.
За три года войны население Томска увеличилось на пятьдесят тысяч человек. Теперь примерно одна четверть всех городских жителей являлись эвакуированными. Двадцать лет после революции и Гражданской войны жильё в городе почти не строилось. И если прежде «уплотнение» в городе производилось за счёт строительства перегородок в имеющихся помещениях и комнатах старых домов, то во время нынешней войны и эвакуации огораживались уже углы и без того минимизированного жилья. Эвакуированных обыденно, иногда сочувственно, а когда и с раздражением в Томске называли «угловиками». И тем не менее именно в военные годы в Томске было возведено огромное количество жилья.
Двухэтажные бараки из свежеструганого бруса бросались в глаза на фоне почерневших от времени бревенчатых добротных домов и купеческих особняков дореволюционной постройки. И о ещё одном потоке хотя бы кратко нужно сказать. С 1941 по 1944 год Томская область приняла двадцать четыре тысячи депортированных из мест прежнего проживания немцев Поволжья.
«Угловиков», ещё недавно проживавших в этой квартире, можно было бы со всей определенностью назвать «этажниками», поскольку это жильё занимало почти весь второй этаж здания. Ещё и имело отдельный парадный вход с постом охраны. В бывшем кабинете Серго Берии находились Суровцев, начальник горотдела Деев и сосед по лестничной площадке прежних именитых соседей заведующий кафедрой технологии неорганических веществ Томского индустриального института Николай Павлович Курин. Выпускник Московского химико-технологического института имени Д.И. Менделеева, кан