Он слегка удивлённо посмотрел на меня, явно впечатлённый моей уверенностью.
— А… Понял.
— А где, говоришь, таблетки взял?
Демид указал на старый металлический шкафчик. Я подошел и не без удивления обнаружил, что роль замка, удерживающего дверцы, выполняет… скальпель. Его просто сунули между ручек, чтобы дверцы не распахивались. Скальпель, в отличие от другого железа, не проржавел.
Я достал скальпель, тут же заменив его ложкой-заточкой. Не должно добро вот так пропадать, да и мне настоящий скальпель явно рано или поздно пригодится.
Внутри шкафчика действительно оказалось несколько старых, пыльных упаковок таблеток с незнакомыми названиями. Но, быстро пробежавшись глазами по составу, я сразу понял, что где. Одна упаковка содержала «Амоксициллин», старый, но мощный антибиотик. В такой ситуации он был на вес золота.
— Вот это бери обязательно, — сказал я, передавая упаковку Демиду. — Пей по одной таблетке три раза в день, пять дней.
Глава 12
Из «медпункта» Демид подвел меня к очередной двери.
— Здесь мы медитируем, делаем духовные практики, — охотно пояснял он.
Хотя я, признаться, уже не слушал. Замер на пороге, оглушённый… м-м… странным зрелищем. Медитация и духовная практика у меня всегда ассоциировались с чем-то… ну, как минимум полезным. На гвоздях постоять, посидеть в позе лотоса под звуки природы.
Здесь же зал для медитаций, скорее, напоминал камеру пыток. По периметру было расставлено нечто, похожее на средневековые инструменты инквизиции. Гвозди я вспоминал? Ну, гвозди тут тоже были. У стены слева — большая платформа с буквально сотнями металлических гвоздей, тускло поблескивающих в свете… факелов. Да-да, вместо ламп здесь были самые настоящие факелы.
Чуть дальше находилось несколько массивных деревянных конструкций — я сразу узнал древний тренажёр «правило», в последнее время вновь обретавший популярность в мире, откуда я оказался здесь.
Возле противоположной стены находились столы, над которыми висели странные приспособления, из которых медленно и монотонно капала вода. Судя по всему, для испытания концентрации.
Рядом расположились небольшие аппараты с проводами, тут я тоже понял без подсказки — явно бьют током тех, кто терял бдительность.
Какое-то БДСМ…
Мое внимание привлекло движение в центре зала. Там прямо сейчас проходил испытание один из учеников. Он стоял под медленно падающими каплями воды. Его тело мелко дрожало, но взгляд оставался твердым и устремленным в пустоту. Вокруг него на полу лежали несколько учеников, уже потерявших сознание — очевидно, не выдержавших испытания.
С каждой новой каплей воды ученик вздрагивал сильнее, его лицо искажалось, но он продолжал стоять. Упрямый, тут ни убавить, ни прибавить.
— Зачем он это делает? — спросил я.
— Испытание такое… — пожал плечами Дема. — Тебя оно тоже ждет.
— И часто такое бывает?
— Каждый день, — ответил Демид, пожав плечами. — Иначе поток не почувствуешь. Через боль он становится яснее.
— И сколько надо стоять? — уточнил я.
— Пока поток не почувствуешь. Вот этот, — Дема кинул на ученика, единственного, кто стоял на ногах, — стоит третий или четвертый день. Ден, ты там сколько торчишь, напомни?
Ученик, которого аж трясло, естественно, не ответил.
— Вода — это так, фигня, — продолжил Демид, теперь уже обращаясь ко мне. — Здесь есть штучки ку-у-уда серьёзнее.
Я боковым зрением заметил, как Демид и сам поёжился после этих слов. Видимо, от штучек посерьёзнее у него остались не самые приятные воспоминания.
Внезапно с другой стороны зала донесся хриплый, полный боли крик. Я резко повернулся и увидел парня, растянутого на массивном тренажёре «правило». Здесь его явно использовали не для здоровой растяжки перед зарядкой. Руки и ноги парня были зафиксированы веревками, натянутыми до предела. Парень отчаянно пытался терпеть, лицо его уже покрылось испариной, но тренажер будто затягивал верёвки ещё сильнее.
— Поток требует боли. Если я хочу стать мастером, надо терпеть, — цедил ученик.
Потом закричал снова, и я непроизвольно сделал шаг вперёд, желая вмешаться и как-то ослабить тренажер. Но Демид мгновенно остановил меня, крепко схватив за плечо.
— Не вздумай, — прошептал он. — Здесь каждый сам должен пройти испытание. Если поможешь, то сделаешь только хуже.
Ученик снова вскрикнул и резко обмяк, потеряв сознание. Тренажер прекратил натягиваться, ослабил веревки и бессознательное тело упало на пол. Никто даже головы не повернул.
— Жестко тут у вас, — сухо прокомментировал я.
— Ну теперь для тебя это не «у вас», а у нас. Ладно, пойдем… — вздохнул Демид.
Мы вернулись в коридор, шли минут пять по бесконечным проходам. Я, как показалось, помнил эту часть здания. Так и есть, когда мы подошли к массивной двери, я сразу узнал зал для тренировок. Тот самый, где я очнулся после попадания в новое тело.
Открыв дверь, Демид бросил равнодушный взгляд внутрь.
— Тут ты уже был. Смотреть особо нечего. Просто зал боев. Обычно тренируемся здесь, когда плохая погода.
— Разве вчера была плохая погода?
Демид коротко глянул на меня, удивленно вскинув бровь.
— Ну так-то в тот день, когда ты сюда попал, была сильнейшая гроза. Редкость для этого времени года… но она и шла минут десять. Прикинь, в наш резонатор молния попала!
— Это куда?
— Ну резонатор, такая большая хрень, как антенна на крыше главного корпуса. Ну, на башне.
Я, признаться, ничего подобного не видел. Но я и не везде пока что был в Приюте.
—. А зачем он нужен? — как бы между прочим спросил я.
— По названию не понял? — покосился на меня Демид. — Он обеспечивает резонанс между остальными приютами и школами.
Ах да, резонанс между остальными приютами и школами, как же я мог забыть? А ещё если и не знал…
— И что же, он как-то пострадал, когда ударила молния? — я всё-таки решил утолить свое любопытство.
— Ну-у… формально — не пострадал, но выходит так, что сразу после этого удара учитель объявил в приюте карантин, — пояснил Демидов. — Опять же, официально — по другой причине. Ладно, — голос у него тут же поменялся на преувеличенно бодрый, — нас это не касается! Хватит тут стоять. Пойдем одежду получать, а то у меня сердце кровью обливается, когда я вижу тебя в этих лохмотьях.
Сказал, конечно, для красного словца, но всё-таки немного он мне явно сочувствовал. Мы пошли дальше по коридорам, а я невольно задумался над словами Демидова. Может, именно буря и была причиной моего попадания? Или удар молнии в этот самый резонатор? Еще вариант — наоборот, это я мог стать причиной этого удара. Как бы то ни было, учитель-то, получается, серьёзно струхнул, раз собрал срочный совет.
На пути к складу одежды мое внимание привлек странный шум за поворотом. Я замедлил шаг, аккуратно выглянул из-за угла и увидел двух учеников постарше, стоящих спинами ко мне. Они нервно шептались, один дрожащими руками достал из кармана пачку таблеток, быстро выдавливая по паре пилюль себе и приятелю.
— Быстрее давай, — торопил его второй, испуганно озираясь. — У меня все тело болит… а я не закончил практику!
Они одновременно закинули таблетки в рот и поспешно спрятали коробку с обезболом, пряча следы «преступления».
Вот же идиоты… делать себе больно, затем ужираться таблетками… чтобы сделать себе еще больнее. Допинг какой-то получается.
— Не обращай внимания, — шепнул Демид, выросший у моего плеча.
— Ага.
Ну да, ну да, я помню. Медицина под запретом и всё такое. Демид привёл меня на небольшой склад, заставленный стеллажами с одеждой. За длинным деревянным столом, перебирая стопки серых роб, сидел какой-то мужик, по меркам моего мира — лет сорока. Сколько ему было на самом деле — мне даже страшно было подумать.
— Филипп Бедросович, нам бы форму для нового ученика получить.
Ох ты ж, какое имя-отчество интересное. Я невольно пристальнее присмотрелся к кладовщику. Небольшого роста, фигура, как груша, когда нижняя часть раза в два шире плеч. Вовсе не высокий и не статный — да и в молодости, наверное, не был. Борода растёт клочьями, уже седая. Наверное, неудивительно, учитывая, какая нервная работа у мужика.
Когда он поднял взгляд и увидел меня, его лицо исказилось явным отвращением.
— Ты что, серьезно, Демидов? — презрительно процедил он, брезгливо рассматривая меня с ног до головы. — Вы меня в этом году решили на тот свет отправить такими шуточками? Это же…
Он запнулся, будто не в силах произнести это слово. На лице появилась такая мина, как будто он съел кислую дольку лимона, да ещё не по своей воле.
— Сбившийся, — наконец, процедил кладовщик.
Мой взгляд невольно упал на длинный острый штырь, торчащий из стола прямо перед Филиппом. На него были наколоты несколько бумажек.
Что за бумажки, я понял, когда Демид достал ещё одну такую же и положил на стол перед Филиппом.
— Нет, Филипп Бедросович, на этот раз все серьезно. Вот его допуск, — прокомментировал Демид. — А раз он теперь ученик, то ему положена наша форма.
— Охренеть… — кладовщик взял листок, и тотчас нанизал его на штырь.
Причём проткнул он талончик с таким ожесточением, будто насаживал на штырь не бумажку, а меня.
— Мой отец перевернулся бы в гробу, если бы узнал, что эти сбившиеся уроды теперь учатся наравне с нами.
Слова — это всего лишь слова, но он говорил с таким нажимом, что его слова ударили по мне, будто кнутом. Вообще-то не похоже, чтобы этот мужик привык сдерживаться. А надо бы, всё-таки возраст уже немолодой.
Он поднялся из-за стола, тяжело дыша, вес все-таки у Филиппа был приличный и явно лишний.
— Ясно все, Астахов уже совсем… — «что совсем», он не договорил, осекся вовремя.
Выходит, вывод, что рот у него как помело, верен только наполовину. Свою пасть он раскрывал только на тех, кого считал слабее себя. Ну или тех, кто не поставил его на место.
— Так, Демид, помоги-ка, — Филипп снял со штыря всю пачку талонов и протянул Демидову. — Сходи-ка, отнеси Радимову, пока я с… этим разберусь.