Я нашел часть про связь проклятия с его автором через некую субстанцию, называемую Тьмой. Понятно почему святоши назвали это именно так, ещё и с большой буквы, но как раз про другой мир речь и шла, по сути. Как моя кошка с её эфиром.
Я читал, листал и сравнивал, пока голова не начала раскалываться. Кровь пульсировала в висках, череп пронизывала острая боль, а глаза слипались. Меня вырубало и я остановился, когда чуть не упал лицом в распахнутую книгу.
Спина затекла, во рту пересохло, да и попахивать я начал после ночных приключений. Значит, пора поспать. Много, крепко и хорошо. Часы пугали временем рассвета и я поднялся, кряхтя как старый дед.
Магистр на звонок явился, как всегда, мгновенно. Сочувственно взглянул на мою измученную рожу и похлопал по плечу, отчего внезапно полегчало. Он ещё и целитель? Но слишком много вопросов задавать я не хотел, только один:
— А можно как-то связаться с тем, у кого та книга? Мне сложно разобраться с некоторыми моментами, возможно знающий человек сможет мне подсказать.
Лазарь даже хохотнул, не удержавшись. Кашлянул, сделал серьезное лицо и камзол поправил, выпрямившись:
— А вам бы хотелось, адепт, чтобы любой посетитель этого места знал что и когда вы изучаете? — строго спросил он, хотя в глазах всё ещё бегали искры веселья. — Только я это знаю, так было и будет всегда. И потом, он вам не поможет.
Ну хоть что-то, он — значит мужского пола. Но тут хранитель был прав, прочитал мои же первые мысли. Что же, я попытался. Я извинился, согласился, поблагодарил и попрощался.
До баржи я прогулялся пешком, чтобы взбодриться минимально, для принятия душа. Иначе просто упал бы, и не факт что в кровать. Усталость накопилась. Несмотря на усиление эликсирами, тренировки и молодое тело, предел выносливости был. И я его успешно достиг.
Солнце поднялось над крышами домов, сверкнуло, отражаясь в небоскребах и ослепило, вернув головную боль. Город ещё не нагрелся, стояла приятная утренняя прохлада, щебетали пташки, а воздух был чист после ночи.
А я шаркал по асфальту, еле передвигая ноги и думая только о душе и сне. Гулять в такую погоду надо, гонять наглых чаек в порту, есть мороженое, щипать девчонок в коротких юбках за задницы… Стоп, последнее лишнее.
Но мысли о лете улучшили настроение. Тем не менее Ларса я встретил хмурым видом. Камердинер застыл на палубе, приветственно склонив голову:
— Ваше сиятельство.
— А наедине можно по имени? — попытался я.
— Нет, — спокойно отрезал швед. — Такое совершенно недопустимо.
Напоить что ли чопорного мужика? Поговорим по душам, а там может и оттает. Ничего, я ещё найду способ заставить его общаться по-человечески хотя бы тет-а-тет.
— Ладно, — отмахнулся я. — Меня нет ни для кого. Вообще. Без исключений. Даже если «Спаситель» пойдет ко дну, не будить. Хоть медведи тут начнут бегать.
— Медведи? — позволил себе легкое удивление Ларс.
— А, не важно. Короче говоря — не будить! Видят боги, если я проснусь не сам, а по стечению каких-либо, пусть самых невероятных, обстоятельств, убью всех.
Для убедительности я призвал оружие, помахал им перед носом камердинера и уточнил:
— Выкошу.
Ларс невозмутимо кивнул, не комментируя мою браваду. Я ещё раз пробормотал «убью» и отправился в душ. До постели я добирался уже в полусне. Она белым пятном вела меня, словно маяк. Споткнулся обо что-то, но не обратил внимания. Спаааааать.
Это было самое прекрасное, что было в моей жизни. В обеих жизнях. Я спал, никто не орал над ухом, ничего не горело и не взрывалось и даже вечно орущие чайки не беспокоили мой сладкий сон. Мне снилось, что я сплю, вот насколько охрененно это было.
Я дрых до тех пор, пока тело не начало ломить от лежачего положения. А открыв глаза, увидел что небо уже алеет закатом, а с залива набегают тучи. Если ещё и дождь пойдет, я буду счастлив.
И только поднявшись и до хруста потянувшись, увидел, что моё жилище изменилось. Яна не теряла времени и за один день умудрилась найти минимально необходимую мебель. Споткнулся я о новый диван. К счастью, не розовый, а вполне традиционного темно-синего цвета. И с виду очень удобный.
Появились стулья и стол, над кухонной столешницей полки с новой посудой, а вместо шкафа длинная вешалка в виде штанги на ножках с колесами. Даже непестрый ковер на полу лежал. А уютно однако…
Радуясь, что у княжны оказался отменный вкус, я отправился на палубу, сварив себе кофе. И соизволил позавтракать, наблюдая за садящимся в воду солнцем. Поспать, поесть, что ещё? О, точно, надо написать Яне. Исключительно в целях благодарности.
Но мой романтический порыв прервала жертва той самой романтики. Несчастный граф с понурым видом бродил по набережной. Ларс выполнил мой приказ и никого не пускал.
Пришлось спускаться с небес на землю, но хотя бы выспавшимся и сытым. Я позвал Германа и парень с горящей надеждой в глазах забежал на борт, утащил яблоко и захрустел им, мыча:
— Ммм, ну фто?
— Есть одна идея, — туманно ответил я, пока камердинер ошивался поблизости. — Позже.
— Ваше сиятельство, — Ларс заметил мой взгляд в свою сторону и подошел. — Смею вам напомнить, что вас ожидают бумаги по оформлению титула. Вам необходимо выбрать герб, фамилию и родовые цвета. Также я приготовил для вас списки подходящих домов и персонала. Её светлость, княжна Меньшикова и Михаил, были так любезны и оказали помощь, поделившись вашими предпочтениями.
Я поморщился, хотя мне стало даже интересно, что могли насоветовать светлейшая княжна и шпана. Михаил! Представляю, как малец кривился от такого обращения. И как они о моих предпочтениях судили, надеюсь не по ржавой барже? Хотя мне она была по душе, но теперь я не один, да и штат прислуги придется заводить. Повара так точно.
— Хорошо, хорошо, — закивал я, лишь бы он не напоминал больше о бюрократии. — Всем займусь. Вот как только, так сразу. Это очень важно, я помню, — добавил я, увидев скепсис в голубых глазах шведа.
Завтрак перетек в ужин, камердинер откланялся и удалился, скрывшись в доме напротив, а солнце село. Я велел Герману меня подождать и ушел в свою нору, за гримуаром.
В шахте вызвал Кару, чтобы проверить её самочувствие. Кошка чуть не оттяпала мне нос и буркнула что лучше бы я о своем здоровье беспокоился. Потому что если буду дергать просто так, оно пошатнется, не без её помощи.
Я успел схватить хранительницу за усы, прежде чем она исчезла и успокоился. Уровень вредности снова в норме, значит с ней всё в порядке.
И приступил к изучению. Мне не давала покоя связь ведьмы с проклятием, таким образом можно было её найти. И я точно видел что-то такое в гримуаре. Восстанавливая в памяти изученные символы, я перелистывал страницы с растущей радостью. Картина прояснялась. Знаки вызывали ассоциации и мозг воспроизводил значения.
Пусть и не быстро, но нужную печать я нашел. Печать поиска по связи. В фигуре нужно было подставить сферу поиска, то есть мир. И символ Тьмы в книжке про то, как не стать еретиком, был.
Сейчас мне открывалась в принципе простота печатей. Фигуры представляли собой явления. Поиск, источник, мир. Не понял, возможно ли чтобы источник был не рядом, ну да мне пока и не нужно.
— Эврика! — крикнул я сам себе, довольный.
За железными листами кто-то испуганно визгнул и умчался, царапая когтями пол и стены. Что там за любопытная зверушка выяснять я не стал, а бегом отправился домой.
Граф сидел на палубе, в кресле, и убаюкивал в руке бокал с чем-то красным. Я принюхался — не морс. Надо поторопиться, пока парень с горя не спился. Герман заметил моё приближение, оживился, залпом выпил и выпучил глаза:
— Ну?
— Найти твою ведьму надо. Без неё ничего не получится.
— Ах, увы, — вздохнул парень, сдувая прядь, упавшую на печальное лицо. — Но мои источники на острове категорически отказываются со мной разговаривать. Несложно было связать пожар и мой интерес к этой старой, хм, суке, — всё таки закончил он свою высокопарную речь кратким определением.
— Есть другой способ, — утешил его я.
Не был я уверен, что сработает, но оракул впадал в такую стадию уныния, что лучше ложная надежда, чем безнадежность.
Ловеласа я поставил у дверей. Стеречь, чтобы никто не зашел опять нежданно. И, подперев графом единственный вход и выход, приступил к сложению печати, велев помалкивать и не сбивать.
Но Герману и говорить не нужно было, он распахнул глаза и рот и с восторгом смотрел, как я нарушаю главный запрет империи. Будь закон, способный оправдать влюбленного мальчишку за то, что он по глупости обратился к запретной магии, я бы этого не делал.
А плохое, по моему мнению, можно творить любым инструментом, как небогоугодным, так и священным. Святоши не очень то святыми были, так что и моя совесть помалкивала. Я достоинство вернуть пытаюсь человеку, а не демонов призываю.
От первой фигуры меня пошатнуло. В глазах ощутимо потемнело, во рту появился металлический привкус. Я поморщился и приступил ко второй. Ею надо было указать на графа, как отправную точку. Ну или конечную, которую настигло проклятье, это как посмотреть.
Герман даже не моргнул, завороженно наблюдая за моими руками, а вот у меня хрустнуло в шее. Нехорошо так. По позвоночнику пробежались иглы и стало холодно. Будто ледяной стужей прошлось, вымораживая внутренности.
Я поежился, но не отступил, складывая последнюю фигуру и говоря слово, всего одно:
— Тар-эр!
Едва я произнес его, потемнело ещё больше. Но теперь не в глазах, а мир поблек, потеряв все краски. Воздух застыл, хотя я слышал завывание ветра, протяжное и далекое. По телу пронеслись, сбегая от меня к ебеням, мурашки, за ними пришла боль.
Она нарастала и разливалась по всему телу, терпимая, но раздражающая, сбивающая с концентрации. А я пытался сосредоточиться, чтобы поймать след. Увидел, как от Германа струится тьма, закручиваясь в смерч и улетая куда-то вдаль.
Я щурился и напрягался, ловя эту связь, но мир вздрагивал, сбивая картинку. А боль нарастала. И тут появились тени. Как тогда, в лесу, смутные фигуры, качающиеся пламенем на ветру.