ния. «Помни, что Господь в каждом христианине, – наставлял отец Иоанн молящихся. – Когда приходит к тебе ближний – имей к нему всегда великое уважение, ибо в нем Господь, Который через него часто выражает свою волю».
По примеру Кронштадта и другие города стали создавать подобные благотворительные учреждения. Имя отца Иоанна получило всероссийскую известность. Благотворительность была важной частью его служения, но главным оставалась Литургия. В пламенном, самозабвенном служении Богу отец Иоанн обрел дарования чудотворчества и прозорливости.
День отца Иоанна начинался рано, в 5 утра. Около получаса он посвящал утренней молитве и приготовлению к церковной службе. Еще в 1870-е годы он молился в садике перед домом, но позднее толпы просителей вынудили его отказаться от этого. Точно так же ранее он сам раздавал подаяние собиравшимся перед домом нищим, но впоследствии это делал другой по его поручению. Он принужден был отказаться и от хождения в собор, куда его стали отвозить в экипаже летом и в санях зимой.
Но вот он входит в Андреевский собор, проходя через особую ограду, охраняемую полицией и ведущую прямо в алтарь. Все, кому довелось видеть его появление в алтаре, отмечают его сосредоточенность и возвышенную радость. Митрополит Антоний (Храповицкий) назвал его «носителем веры побеждающей, торжествующей». Митрополит Вениамин (Федченков) вспоминал, как поразила его «светлая духовность» кронштадтского батюшки: «Отдав меховую шубу (дар почитателей) на руки сторожу, отец Иоанн, ни на кого не глядя, быстро и решительно подошел к престолу и пал на колени пред ним. После этого обратился к присутствовавшим в алтаре, со всеми ласково поздоровался, мирянам преподал благословение.
Потом энергично пошел к жертвеннику. Там уже лежала стопка телеграмм, полученных со всех концов России. Он не мог сразу их прочитать. С тою же горячностью отец Иоанн упал на колени перед жертвенником, возложил руки на все эти телеграммы, припал к ним головою и начал молиться Богу о даровании милости просителям…». В некоторых случаях через секретарей он направлял ответы. Просфоры для поминовения приносили в алтарь в больших корзинах, и батюшка мог вынуть лишь по несколько из каждой корзины. Митрополит Евлогий (Георгиевский) вспоминал: «Я присутствовал на этой ранней литургии, которую служил отец Иоанн, и имел случай наблюдать необычный характер этого особенного, только ему одному свойственного священнодействия: бесконечно долгую проскомидию с тысячами имен, которые он повторял то совсем тихо, неслышно, то вдруг усиливая голос, почти громко выкрикивал» (50, с. 203).
Саму Литургию отец Иоанн служил особенно горячо. В огромном храме, при тысячах людей, ожидавших его молитвы, при переживании им горя, нужд, скорбей и грехов этих чад Божиих он молился громко и дерзновенно. «Он беседовал с Господом, Божией Матерью и святыми, беседовал со смелостью отца, просившего за детей, просил с несомненной верой в то, что Бог не только всемогущ, но и без меры милосерд… взывал к ним с твердым упованием. Как именно – этого на бумаге не передашь, – замечал митрополит Вениамин» (32, с. 194–195). Громогласно и величественно возглашал он: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа ныне и присно и во веки веков!..». Вдохновенно и со все большим подъемом шла Литургия. При этом лицо священника становилось все розовее, глаза светились, движения были быстрыми и резкими. То было не служение, а именно священнодействие.
Приближался момент Причащения. В Русской Церкви миряне прежде Причащения исповедуют Богу свои грехи. В первые годы своего служения отец Иоанн посвящал каждому приходящему каяться много времени, и то было не формальное перечисление прегрешений, а подлинно «экзамен душевных чувств». Иногда батюшка проводил часы в беседах с исповедниками, откладывал разрешение грехов, заставлял приходить еще и еще.
В Великий Пост ему приходилось иногда исповедовать с 2 часов дня до 2 часов ночи почти без перерыва. «Когда дьявол в нашем сердце, тогда необыкновенная убивающая тяжесть и огонь в груди и в сердце, – вразумлял он исповедников. – Душа чрезвычайно стесняется и помрачается, все ее раздражает, ко всякому доброму делу чувствует отвращение, слова и поступки других в отношении к себе криво толкует и видит в них злоумышление против себя, против своей чести и потому чувствует к ним убийственную ненависть, ярится и порывается к мщению». От слов пастыря исчезало смущение в душах людей, сердца их смягчались… С годами число исповедников росло в геометрической прогрессии. Андреевский собор, вмещавший до пяти тысяч человек, наполнялся почти до отказа. В ожидании своей очереди некоторые сидели, некоторые лежали на полу. Исповедь продолжалась почти до утра, потому что всякий хотел исповедоваться именно у батюшки Иоанна. Тогда и решил он с позволения (в виде исключения) высшей церковной власти перейти на общую исповедь.
«Перед Причащением отец Иоанн вышел через Царские врата на амвон и произнес короткую проповедь. Обращаясь ко всем, он сказал, что в наше время все уклонились в грехи, и начал перечислять их. Простенькое, казалось бы, поучение, но отчего-то растапливались очерствелые сердца. В храме стали раздаваться всхлипывания, рыдания, потом восклицания “Батюшка, помолись за нас!” Громовым голосом священник воскликнул: “Кайтесь!”. В огромном, переполненном людьми соборе поднялся всеобщий вопль покаяния: каждый вслух кричал о своих грехах. Никто не думал о своем соседе. Всякий обращался, быть может впервые, в глубь своей души и ужасался и рыдал… Так продолжалось несколько минут. По знаку отца Иоанна воцарилась тишина. “Видите, как мы все грешны! – сказал батюшка. – Но Отец наш Небесный не хочет погибели чад Своих… Все наклоните свои главы!”. В благоговейной тишине тысячи людей склонили головы. Священник, стоя на краю амвона, поднял на воздух над всеми свою епитрахиль и прочитал обычную разрешительную молитву».
Заметим, что общая исповедь отца Иоанна была не только исключением, но и уникальным явлением в церковной жизни и поэтому породила сомнения и соблазны. Исследуя эту проблему, протоиерей Валентин Свенцицкий отмечал, что «общая исповедь отца Иоанна Кронштадтского была явлением единственным, беспримерным и по существу недоступным ни для примера, ни для подражания», т. к. в ней «не нарушались основные свойства Таинства в силу особых благодатных даров, данных ему от Господа. Так, необходимое условие единоличной исповеди – обязательство для духовника знать грехи кающегося – у о. Иоанна Кронштадтского восполнялось благодатным даром прозорливости. О. Иоанн не допускал многих до Чаши без предварительных расспросов, потому что он видел грех в душе человека, знал его, хотя и не спрашивал. О. Иоанн не требовал обязательного “исповедания” греха, но люди, приезжавшие к нему со всех концов России, по своему душевному состоянию были готовы на какое угодно самораспятие, а при таком условии требование обязательного произнесения покаяния вслух было бы простой формальностью» (152, т. 1, с. 234–235).
Затем начиналось причащение. Это было трудное дело. Каждому из богомольцев хотелось причаститься у батюшки, и что тут начинало твориться… Мужчины и женщины лезли через ограждение к амвону, служители отбрасывали их, звучали крики, вопли – но что можно было поделать! Он был один такой, батюшка Иоанн. Некоторым он отказывал в причащении со словами: «Отойди! Недостоин!».
После причащения он быстро разоблачался, одевался и выходил из алтаря особой дверью. Это другие священники и архиереи могли выйти через храм, но его толпа могла своею массою затоптать. Он выходил, садился в пролетку, извозчик мчался по саду к воротам, служители распахивали ворота, и лошадь мчалась прямо. Только так батюшка мог вырваться от своих почитателей.
Заехав минут на 15 домой, а иногда и без этого, он мчался к ожидавшим его паломникам, приезжавшим в Кронштадт ради свидания с отцом Иоанном со всей России. В гостинице при Доме Трудолюбия или других странноприимных домах его ожидали. В большой зале собирались приехавшие, с которыми отец Иоанн беседовал, давал советы, благословение, но начинал всегда со служения молебна. Среди ожидавших его были люди всех сословий, разного возраста, с самыми разнообразными вопросами и просьбами. «Люди потянулись к нему не за помощью себе, не по слабости своей, – объяснял этот феномен писатель В. В. Розанов, – но среди своего страдания они потянулись к нему как к живому свидетелю Небесных сил, как к живому знаку того, что Небеса живы, божественны и благодатны» (5, с. 266).
Почти ежедневно отец Иоанн ездил в Санкт-Петербург – летом на пароходе, зимою на поезде. Толпа ожидала его и на пристани, и на вокзале. Он мог укрыться в отдельном купе или каюте, но в окно ему бросали письма. Позже один торговец подарил ему небольшой пароход, на котором батюшка мог немного отдохнуть. В Санкт-Петербурге – множество карет от почитателей и споры, кому везти. Он объезжал больных, посещал и торжества открытия фабрики или торгового заведения. Приехав в дом, батюшка служил молебен, коротко беседовал с собравшимися, никогда не отказывался от трапезы, хотя ел и пил крайне мало.
В Кронштадт он возвращался редко в 11 вечера, чаще после полуночи. Возле дома его все равно ожидали люди. В кабинете на столе лежали письма, надо было готовить проповедь на завтра, сделать запись в дневник, который велся отцом Иоанном с 1856 года до последних дней жизни.
В 1890-е годы часть дневника была опубликована несколькими изданиями под названием «Моя жизнь во Христе» и сразу получила широкое распространение; в 1892 году вышло английское издание книги, ставшее известным в Англии, США, Австралии и других западных странах. Продолжением публикации дневника стала книга «Путь к Богу». То были не обычные записи текущих дел или заметки о жизни, о людях и книгах.
Великий молитвенник сосредоточенно и безжалостно вглядывался в свою душу, отмечая как моменты ее приближения к Богу, так и отдаления. Он писал: «Бог любит тебя больше, чем ты сам себя любишь, и заботится и печется о тебе больше, чем ты сам можешь о себе позаботиться. Так перестань же волноваться и беспокоиться и положись на Бога, Который гораздо лучше тебя позаботится о тебе и обо всем, что тебя волнует, и все устроит гораздо лучше, чем ты сам можешь устроить». Стоит ли говорить, что под «устройством жизни» отец Иоанн имел в виду не только и не столько житейское устроение, но прежде всего – спасение души человеческой от греха. Самый верный способ для этого – молитва к Богу. Отец Иоанн писал: «В молитве требуется, во-первых, чтобы предмет молитвы был высказан определенно или, по крайней мере, в сердце было ясное сознание и желание его; во-вторых, чтобы это желание было высказано с чувством и живым упованием на милость Владыки или Божией Матери; в третьих, нужно твердое намерение впредь не согрешать и творить во всем волю Божию…». И в наши дни справедливо утверждение отца Иоанна: «Мы только называем Господа Богом, а на деле-то у нас свои боги, потому что волю Божию не творим, а волю плоти своей и помышления, волю сердца своего, страстей своих; наши боги – плоть наша, сласти, одежды, деньги и проч.». Обращает на себя внимание указание отца Иоанна на важность единения с Православной Церковью: «Люблю я молиться в храме Божием», – писал он в дневнике. В друг